Голос Лема - Дукай Яцек - Страница 33

Она подняла веки…

Да, так это должно было начаться.

Она подняла веки, хотя вокруг царила столь непроницаемая тьма, что не имело никакого значения, открыты ее глаза или закрыты.

Сейчас… нет… не так… Ведь на корабле было светло. Светло и тепло, почти уютно.

Она подняла веки. Ее взгляд остановился на плавной дуге голубого потолка. Естественно, тогда она еще не знала, что та поверхность наверху называется потолком, ее изогнутая форма — дугой, а цвет — голубым. Тогда она еще не знала слов.

Она встала, машинально поправив одежду — легкое свободное платье, — а затем медленно и неловко, учась передвигаться в лишенном силы тяжести пространстве, обошла всю каюту. Внимательно оглядевшись, она дотронулась до стен и предметов обстановки, впитывая их размеры и цвет, сохраняя в памяти ощущение, которое они оставили на кончиках ее пальцев.

Выйдя за дверь, она взглянула в сужающийся глаз коридора и двинулась в сторону его зрачка. По пути заходила в каждое из встречавшихся по сторонам помещений, тщательно их осматривая и посвящая длинным потолочным лампам столько же внимания, как и гладкой поверхности стен.

Так она обошла весь корабль и вернулась в каюту, откуда началось ее путешествие. Именно там она заснула в первый день, а затем засыпала и просыпалась каждый последующий. Хотя можно ли говорить о днях? Время шло, не заботясь о делении на части, а она продолжала ходить, наблюдать, дотрагиваться, спать… Когда ей хотелось есть, она обходилась порошкообразной едой, огромные запасы которой имелись на корабле. Вспотев, она принимала душ. Она быстро училась — тело оказалось прекрасным учителем. Пустота в желудке, сухость от жажды в горле, переполненный мочевой пузырь — всего этого невозможно было не замечать.

Слов она все еще не знала.

Какое-то время спустя — она не знала, какое именно, не знала вообще, что такое время, — что-то произошло. Пол затрясся, словно его встряхнули невидимые руки. Потом все успокоилось, но с тех пор корабль казался изменившимся, хотя отдельные помещения выглядели точно так же, как раньше. Она тщательно это проверила, обойдя их все и проводя пальцами по стенам и мебели.

Но метаморфозе подвергся не только корабль. В следующие несколько дней менялось и ее тело, менялись привычки. В последний день она уже не встала с постели.

В последний день… Гм…

В последний день от сильного сотрясения развалилась одна из стен корабля, и в возникшей щели замаячили темные силуэты.

Она открыла рот и закричала.

Слов она не знала, но кричать уже умела.

Естественно, с нашей стороны все это выглядело несколько иначе.

В первый раз объект наблюдали в мае, но общественности сообщили лишь в конце лета. За несколько месяцев, с мая по сентябрь, первый шок успел пройти, и ученые набросали несколько теорий и осторожных сценариев возможного развития событий. Созвали бесчисленное множество комиссий, состоявших из специалистов, высокопоставленных военных и политиков, так что, когда НАСА наконец решилась организовать ставшую достопамятной пресс-конференцию, главную информацию щедро окрасили в успокаивающие цвета. Все под контролем — будто говорило спокойное и искреннее лицо Джона Барроу, несколько десятилетий работавшего на агентство знаменитого физика, которого выбрали, чтобы он предстал перед телевизионными камерами.

На самом деле ничего не было под контролем. На самом деле никто ничего не знал, за исключением того, что неопознанный объект с собственной тягой мчится к Земле, и в середине ноября — если точнее, четырнадцатого числа — влетит в ее атмосферу. Его намерения оставались неизвестными: несмотря на многократные попытки установить с ним связь, он не отвечал.

Избежать истерики, естественно, не удалось. Зазвучали голоса, утверждавшие, что самый мрачный сценарий будущего — полное уничтожение планеты пришельцами — является и самым правдоподобным. Некоторые требовали упредить атаку, построив мощную, нашпигованную взрывчаткой ракету и отправив ее в сторону вражеского корабля, пока тот в сотнях тысяч километров от Земли. Подобное, однако, потребовало бы неимоверных расходов, а также — или прежде всего — много времени, значительно большего, чем два остававшихся до ноября месяца, и еще намного более совершенных космических технологий, чем имевшиеся в распоряжении, развитие которых было остановлено решением политиков почти десять лет назад. В итоге сосредоточились на более реальных целях.

Сейчас, по прошествии времени, легко рассуждать хладнокровно: «Зазвучали голоса…», «Не хватило времени…», «Решили сосредоточиться…» Но тогда… Тогда, в те два месяца, вряд ли бы на всей Земле нашелся хоть один человек, кого хотя бы однажды не охватила паника — худшая разновидность страха, пронизывающего все тело, лишающего способности здраво рассуждать и вообще генерировать любые мысли, кроме одной: «Конец, это конец», — оглушающей, как звон колокола.

Четырнадцатого ноября объект Мюррея совершил плавный маневр и вышел на орбиту, после чего начал вращаться вокруг Земли. Не было никакого сигнала, никаких попыток установить контакт — лишь темная глыба, безмолвно движущаяся в небе час за часом, а потом день за днем.

То были странные дни.

Корабль находился слишком высоко, чтобы его можно было разглядеть невооруженным глазом, но весь мир обошли предоставленные НАСА снимки белой, поблескивавшей конструкции яйцевидной формы, слегка напоминавшей кокон и точно так же лишенной каких-либо отверстий или щелей. При взгляде на эти фотографии создавалось впечатление, что до разгадки тайны рукой подать, и этому препятствует лишь такая мелочь, как отсутствие окон, через которые можно было бы заглянуть внутрь. То были странные дни.

А потом события начали быстро развиваться. После нескольких дней дистанционного зондирования специальные буксиры наконец стащили корабль с орбиты и сумели разместить его посреди пустыни Невада. Создали специальную группу, всесторонне обученную и на всякий случай вооруженную до зубов, задачей которой являлось проникновение внутрь. В ней оказался и представитель психологии контакта — дисциплины, возникшей вместе с появлением на небе объекта Мюррея и переживавшей необычайный расцвет. На лекции, адресованной незнакомым с Неизвестным коллегам, он объяснял, что они должны быть готовы абсолютно ко всему.

Абсолютно ко всему. Но…

Они были готовы ко всему, но не к тому, что увидели, войдя на корабль, — женщину с большим животом и кровавым пятном между раздвинутыми ногами. Ее лицо искажала напряженная гримаса, изо рта вырывался крик боли. Она рожала, и роды продвинулись настолько далеко, что вопросы, ответы на которые с нетерпением ждал весь мир, пришлось отложить на потом. Уже появилась темная головка младенца.

Если бы мне пришлось предполагать, что она тогда чувствовала… Мне ничего не остается, кроме как строить предположения, — факты, внешний вид корабля, подробности того последнего дня хорошо известны, многократно повторены и описаны, но о ее чувствах мы не знаем ничего. Так вот, если бы мне пришлось предполагать, то я сказал бы, что она чувствовала удивление. Удивление большее, чем боль в раздираемом теле. Она не знала, что беременна, не имела понятия, что это значит. Ее живот рос точно так же, как росли волосы и ногти.

Роды состоялись на корабле. На то, чтобы перенести роженицу, не было времени. Времени не было даже на то, чтобы бегло осмотреть внутренность таинственного корабля… Хотя нет, неправда — не все члены группы помогали при родах. Но даже те, чьи руки не были заняты, просто стояли и смотрели на женщину, не в силах поверить собственным глазам. Лишь придя в себя при звуках плача новорожденного, они наконец двинулись осматривать другие помещения.

В тот день на борту корабля родились двое мальчиков. Близнецы.

«Весьма умно» — такое мнение я услышал много лет спустя. «Умно?» — переспросил я. «Так невозможно понять, кто из них важнее, кто настоящий», — последовал ответ.