Орден Дракона (СИ) - Сапожников Борис Владимирович - Страница 10

- Не стоит оплакивать меня, Бруно, - сказал я, поднимаясь из открытого гроба, в котором лежал, - я еще не умер. Где мой меч? - спросил я следом у оцепеневшего друга. - И принеси мне нормальную одежду. В этой я, действительно, похож на привидение.

Когда я вышел из часовни, священники, находившиеся неподалеку, да и все, кто это видел, попадали на колени. Кто-то даже прошептал: "Баалово отродье".

- Вы считаете, что Господь отрекся от нас, святой отец? - вежливо поинтересовался я. - Что он не мог явить всем нам чудо, воскресив меня войны с безбожными мегберранскими еретиками?

Мой расчет оказался верен. Один из священников так побледнел, что сравнялся цветом лица с моим одеянием. Мне даже показалось, что он сейчас хлопнется в обморок.

Я сменил платье на более приличествующее военному времени, повесил на пояс отцовский меч и собрал на совет своих военноначальников. К слову, все они были членами ордена Дракона.

- Итак, что случилось за те две недели, что я отдыхал? - спросил я, подергивая изрядно отросшие усы.

- Ты даже не дышал, - вместо ответа произнес боярин Роман Нигулеску, один из самых мистически настроенных из моих людей. - Врачи сказали, что ты умер от ран.

- Я - жив, - отрезал я ледяным тоном, - все, что было раньше - не имеет значения. И не порти мне настроения, Роман, оно слишком хорошее. Так что там с халинцами?

- Эти новости твое настроение только улучшат, князь, - сказал Михаил Дьюржу, командовавший моей гвардией со времен восшествия на престол. - Мехмед бежал в ужасе, его войско частично рассеяно, частично мчится с ним на запад.

- Кто преследует его? - задал я следующий вопрос.

Тут все замялись и один лишь Бруно нашел в себе силы ответить:

- Никто, - сказал он. - Мы слишком сильно были опечалены твоей гиб... - Он осекся. - Тем, что мы приняли за твою смерть, и никто не последовал за беглецами.

Меня, конечно, сильно расстроила эта весть, но ничего иного от своих бояр, в общем-то, и не ожидал. Никто из них не умел мыслить на ход вперед. Разве что Делакруа, но его я сегодня еще не видел. О нем был мой третий вопрос.

- Его не видели с тех пор, как мы покинули стену, - пожал плечами Бруно.

Я привык к тому, что Делакруа исчезал и появлялся по собственному желанию. Хотя когда он действительно был нужен, он всегда был на месте.

Очень много времени, сил и, главное, денег ушло у меня на восстановление. От княжества остались - благодаря халинцам и, конечно, моим "усилиям" - руины, города и деревни были сожжены, поля вытоптаны, колодцы отравлены. Мне пришлось влезть в огромные долги перед всеми соседями, даже пересмотреть договор с Билефельце об аренде Констанцы (мне не хотелось об этом думать, но он все больше напоминал договор Алди с салентинцами), гипотетический доход княжества на несколько лет вперед были заложены салентинским банкирам. Я знал, что примерно то же твориться при дворе адрандского короля, но там глупый монарх сделал это, чтобы обеспечить себя невероятной роскошью, потрясающей королей и императоров соседних государств, мне же эти деньги требовались для восстановления княжества. И еще я понимал одно - мне будут давать деньги, как князья-соседи, так и салентинцы с билефельцами. Я ведь не только снискал славу победителя самого халифа Мехмеда, но и ослабленная страна моя была отличным буфером на пути жаждущего расширяться халифата. Значит всем было нужно сильное Сибиу и сильный князь на его троне, даже столь непредсказуемый, как я.

И тут с нами начал "заигрывать" халиф Мехмед. Он прислал мне посольство, во главе которого поставил не кого иного, как моего братца Лучана. Опешив от такой наглости, я даже не стал казнить их, как только они вошли в Тырговишту, хотя именно это было моей первой мыслью. Однако же я решил их принять.

На сей раз все послы щеголяли бритыми головами, кроме Лучана, носившего короткую прическу. Что же, салентинских посланников и мое усугубление их традиций пошло кое-кому на пользу. Я не видел своего брата со времен моего побега из Измира и теперь невольно разглядывал его. Он вполне засуживал прозвища "Прекрасный", данного ему при дворе халифа, в полной мере унаследовав красоту нашей матери Рады, мне же достался отцовский ум, но вот красотой меня Господь обделил. Я рано начал лысеть и к двадцати пяти у меня образовалась достаточно внушительная лысина, еще более заметная оттого, что часто забывал вовремя остричь волосы и никогда не заплетал их в косицу или нечто подобное. А как говорили мои недоброжелатели, длинные усы делали меня похожим на рака, меня их слова не интересовали.

- Господин князь, - церемонно обратился ко мне один из послов, но я отмахнулся от его слов и потянул руку, чтобы они передали мне свиток с письмом халифа.

Просмотрев его, я был немало удивлен как доброжелательным тоном письма, одно заверение в том, что наша война была лишь недоразумением, и это после того, как я едва не прикончил Мехмеда полтора года назад, так и предложением, изложенным в нем. Он предлагал мне регулярные и совершенно бесплатные поставки хлеба из халифата, ссылаясь на то, что его страна велика и пахотных земель в ней вполне хватит для того, чтобы прокормить еще и несчастный народ Сибиу, пострадавший из-за нашего "недоразумения". В обмен он хотел всего лишь "вечного мира" между нашими странами. Предложение, конечно, весьма заманчивое, но все же неприемлемое, мне стоило укреплять связи с детьми Церкви, а не исповедующими веру Мегберра. Как ни крути, а я был посвящен Господу, правда уже не помню точно какой именно Церкви, но это и не важно, и не к лицу мне было искать союза с халинцами. Однако я ничего такого не сказал послам, отделавшись несколькими общими фразами, и отослал их, оставив только Лучана для личной аудиенции.

- Для чего ему все это? - спросил я его. - Для чего Мехмеду нужны эти поставки? Его страна пострадала от войн не меньше моей, восток и северо-восток разорены мраваками и каганами. Хлеб нужен будет ему не меньше чем мне.

- Верно, - кивнул брат, приглаживая короткие волосы, черные как смоль, - но в союзе с тобой он заинтересован куда больше, нежели в жизнях тех нескольких тысяч человек, что умрут от голода, не получив этого хлеба.

- Завоевать не получилось, - усмехнулся я, - значит, надо попробовать купить. Но ты же понимаешь, что я не могу принять это предложение. Соседи меня просто съедят. А то еще натравят инквизицию, они уже давно точат зубы на меня за терпимость к Первородной Церкви, а уж после моего "воскрешения" в Снагове, меня спасает только смена Отца Церкви и конклав кардиналов, выдирающий нового после смерти Хитрого коибрийца.

- Церковные проблемы меня мало волнуют, - отмахнулся Лучан, - но ты же не станешь отрицать, что этот хлеб нужен тебе.

- Но не настолько сильно, чтобы заплатить за него троном, - сказал я. - Ступай, Лучан, и завтра же убирайся из княжества.

- Я хотел бы попрощаться с нашим отцом, - неожиданно произнес мой брат.

- Раньше его судьба тебя не сильно беспокоила, - заметил я.

- Он был мне отцом, - с неожиданным упорством потребовал Лучан, - не отказывай мне в праве попрощаться с ним. Сам-то ты часто бывал на его могиле? - спросил он.

Тут мне нечего было ему ответить. Я был на могиле отца, укрытой в болотах Балиары, лишь однажды, почти сразу после восшествия на престол, после как-то не было на это времени.

- Ладно, - нехотя кивнул я, - отправляйся, но с тобой поедет эскорт из эльфов. Балирара довольно опасное место, там много волком и прочих опасных хищников.

Лучан лишь пожал плечами, его, похоже, мало волновал мой эскорт.

Я еще вспомнил это равнодушие, когда узнал, что всех моих эльфов нашли мертвыми неподалеку от могилы моего отца. Я приказал искать моего братца, отлично понимая, что это бесполезно, он уже скрылся в халифате. Но я ошибался, можно сказать, фатально.

- Кто сеет смуту? - спросил я у боярина Романа Нигулеску. - Я приказал тебе выяснить и что ты мне говоришь после двух недель? Ты не знаешь. Чего стоит мой орден, если никто не может выяснить, кто сеет смуту в княжестве?