Гиль
(Из истории низового сопротивления в России ) - Гончаренко Екатерина "Редактор" - Страница 24

В Москве события развивались еще более бурно. Очевидец событий шведский комиссар А. Эбере рассказывает, что народ ворвался в дома В. Шорина, С. Задорина; все в них было разграблено; восставшие (в погроме участвовало несколько тысяч человек) наводили ужас в городе; этим объяснялось продолжавшееся бездействие московских властей. Эбере добавляет, что у домов всех «знатных», против которых был направлен гнев восставших, поставили стражу. Из следственных материалов известно, что было арестовано более 225 «грабельщиков». Из них 18 человек были повешены 26 июля. Это, несомненно, наиболее активные участники погромов в Москве. Среди них — восемь посадских людей, пять служилых людей, два холопа и др.

Погромы продолжались до ухода новой партии восставших из Москвы в Коломенское с сыном В. Шорина. Во время погрома двора Шориных восставшие, очевидно, искали обоих «изменников» — отца и сына. Но В. Шорин спрятался в Кремле на дворе Черкасских. Борис, переодевшись в крестьянское платье, «побежал с Москвы в телеге»; его поймали в четвертом часу дня, т. е. между 7:30 и 8:30 часами утра, вскоре после ухода первой партии восставших в Коломенское. Б. Шорина привели в Кремль «ко Мстиславскому двору», где восставшие, не встречая противодействия властей, очевидно допрашивали молодого Шорина и «научили говорить, чтоб он сказывал, что отец его побежал в Польшу вчерашнего дня з боярскими листами». Восставшие после чтения прокламации были уверены в «измене» В. Шорина и его бегстве в Польшу, так как его не было дома во время погрома, а сын собирался бежать неизвестно куда. В Кремле собралось «воров болши 5000 человек», они вместе с Б. Шориным, свидетелем «измены» отца, направились в Коломенское. Восставшие, возбужденные «подтверждением» слухов об «измене», «бежали в Коломенское и говорили: повели де Васильева сына Шорина и с ним де сказывали письмо воровское». В городе снова начали бить в набаты. Встреча двух партий восставших (одна шла в Коломенское из Москвы, другая — из Коломенского в Москву) произошла где-то на полпути между столицей и царской резиденцией. Общая численность восставших почти удвоилась, хотя часть из первой партии уже отстала от движения и возвратилась в Москву. Огромная толпа снова заполнила площадь коломенского дворца, среди них по-прежнему были солдаты полка.

После прекращения погромов «бояре Москву велели запереть по всем воротам кругом», чтобы никого не впускать и не выпускать из города.

По свидетельству источников, повстанцы во время второго прихода в Коломенское снова пришли «к царю на двор силно». Здесь снова происходили какие-то переговоры бояр с восставшими («бояре выходили на улицу»). Однако переговоры не дали результатов, участники «гиля» «сердито и невежливо» разговаривали с Алексеем Михайловичем. Перепуганный Б. В. Шорин подтвердил слова восставших, будто его отец «побежал в Польшу с боярскими листами». Восставшие решительно потребовали выдать бояр «для убийства», царь «отговаривался» тем, что он едет для сыска в Москву. В ответ из толпы раздались крики, грозившие самочинной расправой с «изменниками», не считаясь с волей царя: «Будет он добром им тех бояр не отдаст, и они у него учнут имать сами по своему обычаю». Восставшие, очевидно, собирались перейти к действиям. Солдаты полка А. Шепелева в это время расправлялись со своими начальными людьми, некоторых из них «били» и «в воду вогнали». Обстановка становилась крайне напряженной для царя и его окружения.

К этому времени в Коломенское и вокруг него стянули большое количество войск, придворных и их холопов; их общее число составляло не менее 6–7 тыс. человек, возможно, даже больше, до 8-10 тыс. Собранных сил было вполне достаточно для расправы с повстанцами. Алексей Михайлович резко изменил тон и вместо продолжения разговоров с ними «тихим обычаем» дал сигнал начать резню. Восставших убивали и ловили в Коломенском, его окрестностях, на всех дорогах между селом и столицей, под стенами Земляного города. Атмосфера расправы хорошо передается в сообщениях современников. По Котошихину, «царь, видя их злой умысел, что пришли не по добро и говорят невежливо, з грозами, и проведав, что стрелцы к нему на помочь в село пришли, закричал и велел… тех людей бити и рубити до смерти и живых ловити. И как почали их бить…. почали бегать и топитися в Москву реку…». Собакин говорит, что после того, как восставшие «указу великого государя учинилися непослушны», Алексей Михайлович велел их «имать и вязать и сажать в столовую избу, а иных велел побивать до смерти», «сечь и рубить их без милости, имавши их, вешать». В результате расправы «многих черных людей и бунтовщиков и всяких вольных людей в селе Коломенском побили и перевешали». Солдат полка А. Шепелева, участвовавших в восстании, царь «велел тоже рубить до смерти и, имавши, вешать и в реках топить и в болотах безо всякия милости и пощады».

В прибавлениях к Новгородской III летописи сообщается, что царь велел «воров» казнить, вешать и топить в Москве-реке; «тогда не точию чернь погубляху, но и всяк народ, смотрелщиков, множество разного народа погибло… А после многих невинных яша мужей и жен, в струги садиша и дны прорубаше и тако топиша». В летописце из Публичной библиотеки им. Салтыкова-Щедрина говорится, что «бунтовщиков московские стрелцы побили и в Москве реке потопили». По словам автора-летописца 1624–1691 гг., московские стрелецкие полки «обьедоша мятежников кругом и повелением царевым всех мечю предаша, овых в поле бежащих, иных же чрез реку пловущих конницею, боярскими людми побиени и утоплени быша»; расправа была столь массовой и жестокой, что автор, сильно преувеличивая, заканчивает: «и ни един от них убеже, вси погибоша». Таким образом, современники говорят именно о массовой резне и диком погроме, учиненном властями в Коломенском, Москве и их окрестностях.

После подавления бунта к следствию в розыскных комиссиях в общей сложности было привлечено более 1700 человек, из них около 1500 арестованных и около 240 свидетелей. Из общего числа арестованных к различным казням было приговорено 30–32 человека. Большая часть арестованных — свыше 1400 человек — была сослана.

В ходе розыска пытали 196 человек, 180 из них получили в общей сложности 3896 ударов. Эти цифры не являются исчерпывающими, так как не все допросы арестованных и, вероятно, свидетелей сохранились. Картина следствия, которая вырисовывается достаточно отчетливо, хотя и неполно, из материалов сыска, дополняется показаниями современников. Так, Г. Котошихин сообщает, что, помимо пыток, казней (отсечение рук и ног, пальцев), ссылок, «иных, бив кнутьем, и клали на лице на правой стороне признаки, розжегши железо накрасно, а поставлено на том железе «буки», то есть бунтовщик, чтоб был до веку признатен».

Всего в результате подавления восстания было убито, потоплено, повешено и арестовано не менее 2,5–3 тыс. человек.

Правительство, конечно, оказалось в состоянии подавить недовольство своих подданных, но ненадолго. Уже через четыре года протест задавленного нуждой народа начинает прорываться наружу (поход Василия Уса 1666 г.) и выливается затем в грандиозный пожар Крестьянской войны под руководством Степана Разина. Глубоко символичным является факт участия в разинском восстании повстанцев 1662 г., поднявших «мятеж» и испивших свою чашу тяжких страданий незадолго до выступления удалого атамана и его «детушек».

Комментарий Н. Костомарова:

«Ненависть к боярам, воеводам, приказным людям и богачам, доставлявшим выгоды казне и самим себе, приводила к тому, что жители перестали смотреть на разбойников как на врагов своей страны, лишь бы только разбойники грабили знатных и богатых, но не трогали бедных и простых людей; разбойник стал представляться образцом удали, молодечества, даже покровителем и мстителем страждущих и угнетенных».

Источник: Е. И. Заозерская «Восстание Степана Разина».

Существовавшие экономические трудности 1660-х годов являлись основой недовольства и в центре, и на окраинах, особенно казацких, где казаки привыкли добывать средства существования в походах «за зипунами». Быстрый рост «разбойного» отряда Василия Уса в 1666 г. (до 600 человек) говорит о том, что на Дону и близких к нему местах были сотни людей, искавших «в казаковании» выход из тяжелых условий жизни. В конце 1660-х годов налицо оказался другой предводитель — смелый казак Степан Разин, бывавший в Москве и в других местах и видевший, какие трудности переживает «простой народ». Дон и в это время был известен своим правилом в отношении беглого люда — «с Дону выдачи нет».