Парень из преисподней (антология) - Ефремов Иван Антонович - Страница 50

— Спасибо, Юра! — взволнованно произнес Вавик и поспешно отвернулся, чтобы скрыть слезы умиления.

На следующее утро, уложив в позаимствованный у Юрия чемодан пляжные принадлежности и подзорную трубу, Вавилон Викторович отбыл на аэродром и поднялся в воздух. Внизу в легкой дымке, как бы в тончайшей нейлоновой сорочке, дремала зеленая равнина. Вскоре справа под крыльями показалась прозелень моря; слева лежали смуглые горы в бюстгальтерах вечных снегов.

В тот же день Анаконда приступил к усиленным тратам. Но если еще недавно он покупал вещи, имеющие практический смысл, то теперь расходование шло по иным каналам. Придя на рынок, он стал скупать цветы и затем, выйдя на улицу, начал раздавать эти цветы идущим мимо девушкам. Вечером, придя в шашлычную, он громогласно объявил, что сегодня у него день рождения и поэтому он платит за всех едящих и пьющих. Большинство обиженно отказались от такой единовременной ссуды, но нашлись и такие, которые были весьма довольны. Юрий немедленно оброс льстецами и прихлебателями. С этого дня деньги стали таять, как сахар в кипятке.

Через неделю Анаконда обнаружил, что у него осталось сто тридцать рублей. А еще через два дня, проснувшись с тяжелой головой после попойки с новоявленными приятелями, Юрий нашел в пиджачном кармане одну десятку. Порывшись по остальным карманам, он присоединил к десятке два рубля шестьдесят копеек. И он понял, что настал решающий день. Сегодня он истратит эти последние деньги — и шар или улетит от него, освободив от своего ига, или… Будь что будет!

Захватив сумку с Константином, Анаконда направился в ближайший ресторан. Плотно пообедав там, он пошел бродить по улицам и бродил до вечера. Белые ночи уже кончились, теплая темнота опускалась на город. В Неве отражались горящие на мостах фонари. Неоновые рекламы на Невском полыхали веселым светом. По тротуарам шли счастливые пары, шли красивые девушки. «Все это я вижу, может быть, в последний раз», — с предрасставальной грустью подумал Юрий, шагая домой.

В гастрономе на углу Анаконда купил бутылку коньяка — уж погибать так с коньяком! Еще купил пачку сигарет «Опал» и коробку спичек. В наличии у него остался один пятачок. Теперь только этот пятачок связывал его с Константином, а может быть, и с жизнью.

Придя домой, он выпустил шар из сумки, и тот, как всегда, повис в воздухе в трех шагах от него. Затем, налив полный стакан, он выпил его залпом и, не закусывая, закурил сигарету. Потом выпил второй. Пьяное тепло пошло по телу, мир стал пульсировать. Стены комнаты то разбегались по сторонам, то сжимались, будто хотели раздавить Юрия. Наконец, вынув из кармана заветный пятачок, он подошел к окну.

Дома за окном качались, городские огни вспыхивали и погасали, вспыхивали и погасали, словно световые сигналы бедствия. В общежитии напротив светилось только одно окно, четвертое с краю. Анаконде почудилось, что на подоконнике сидит девушка в голубом — Леонковалла. Вдруг окно метнулось куда-то вверх и погасло. Юрий бросил пятачок. Тот с тихим звоном упал на диабаз мостовой. Все кончено…

…Он оглянулся. Константин, как всегда, висел в воздухе в трех шагах от него. Научное предсказание Рассветова не сбылось. Шар избрал свой, неожиданный, вариант: решил навсегда остаться с Юрием. «А что, если вдруг взять да повеситься, — мелькнула у Анаконды нездоровая мысль. — Пусть потеряю жизнь, но только так я могу избавиться от Константина…»

Шатаясь, он подошел к кровати, нагнулся и вытащил из-под нее веревку. Когда-то он состоял в кружке начинающих альпинистов, и эта веревка входила в оборудование группы. Юрий стал пробовать ее на разрыв — куда там, очень прочная. Он начал думать, где бы ее укрепить, но думать долго не пришлось: над дверью торчали два толстых железных крюка, на которых когда-то висели портьеры. Выбирай любой.

Шар за спиной Юрия беззвучно полыхнул печально-синеватым светом. В то же мгновение веревка превратилась в сероватую труху, распалась волокнистой пылью. Крюки исчезли. Там, где они были вбиты, в стене теперь темнели небольшие отверстия.

— И повеситься нормально человеку не дашь! — крикнул Анаконда, замахнувшись кулаком на Константина. — Но я перехитрю тебя!

Он кинулся к открытому окну, вскочил на подоконник и, схватившись руками за голову, сиганул вниз. Безлюдная улица, темные деревья сквера, черные копья ограды — все метнулось ему навстречу. Но в тот же миг какая-то пружинящая сила задержала его падение. Он повис над улицей в гамаке, сплетенном из тонких леденяще-холодных пружин, — и шар висел над ним. Потом Константин поднял его к подоконнику и, мягко подобрав стропы, втянул в комнату.

Анаконда в слезах кинулся на кровать.

Юрий проснулся в полдень. Голова тупо болела. Поташнивало. Шар, как всегда, висел в воздухе в трех шагах от постели. Вспомнив вчерашнее, Анаконда даже застонал. Что теперь делать? И Константин с ним навсегда, и денег ни копейки, и жизнь разбита, и даже Смерти ему нет… Что делать?

Он нехотя встал, вяло оделся, подошел к столу, посмотрел на пустую бутылку. За время ускоренной траты денег он уже привык по утрам опохмеляться, но ведь теперь денег ни гроша. Правда, у него есть всякие вещи — магнитофон, фотоаппарат, из одежды кое-что. Можно снести в комиссионный. Но в комиссионном сразу денег не получишь, надо ждать, пока продастся вещь. А что он будет есть, ожидая денег? Из редакции его уже отчислили, идти туда просить — стыдно. Что делать?

Шар осветил комнату голубым светом. Из него выдвинулась рейка с квадратной площадочкой на конце. С площадочки на стол упали два потертых бумажных рубля.

— Значит, решил взять меня на иждивение, — криво усмехнулся Анаконда. — Не очень-то ты щедр, Константин. Но и на том спасибо… Что ж, полезай в сумку, пойдем покупать питье и пищу.

Первым делом Юрий купил четвертинку «Московской» и пачку сигарет «Памир», потом триста граммов ливерной колбасы третьего сорта и хлеба. Придя домой, он извлек из сумки покупки и Константина, поставил водку на стол. Выпив первую стопку, он закусил колбасой и, закурив сигарету, подумал про себя: «И не так уж плохо. С водкой можно жить. И главное, от водки можно помереть, и тут ты, друг мой Константин, ничем мне не сможешь помешать. Буду пить систематически, сопьюсь и помру, и кончится эта обидная жизнь».

Шар засветился зеленоватым светом. Узкий пучок лучей метнулся от него к бутылке и погас. Чуя недоброе, Анаконда дрожащей рукой налил вторую стопку, поднес ее к губам — и тотчас с отвращением выплеснул жидкость на пол. Водки не стало, водка превратилась в пресную воду.

Для Юрия началась безалкогольная, безаварийная, бездеятельная и беспросветная жизнь. Каждое утро, получив от Константина два рубля, он клал шар в рюкзак и отправлялся за едой. Вернувшись, он съедал скромный завтрак и, взяв сумку с Константином, шел бродить по городу. Не глядя по сторонам, упершись глазами в асфальт, шагал он, сам не зная куда, без всякой цели — лишь бы не быть дома. В комнате совсем уж тоскливо, да и нельзя сидеть в ней все время: соседи уже начали коситься на него, удивляясь, что он не ходит на работу. И вот он бродил по улицам. Рюкзак с Константином он теперь носил за спиной. Он уже почти привык к нему, как горбатый привыкает к своему горбу.

До одури набродившись по городу. Анаконда возвращался домой, нехотя приготовлял себе несложный обед, нехотя съедал его — и снова шел бродить. Он опустился, перестал бриться; новый дорогой костюм запылился и залоснился, но он его не чистил. Он ни на что уже не надеялся и ни к чему не стремился и все больше дичился людей. Потребности его свелись к одной только еде, да и то ему было все равно, что есть. Тех двух рублей, что выдавал Константин, ему хватало на жизнь. Конечно, у него есть вещи, которые можно продать, но лень нести их в комиссионный магазин. Да и на что ему теперь лишние деньги? Вернувшись вечером домой, он пил чай, заедая его хлебом, валился на постель и сразу же засыпал. Ему ничего не снилось. Казалось, шар отнял у него даже сновидения.