Ключ от Дерева - Челяев Сергей - Страница 8

• Предыдущая
• 8/89
• Следующая

Гости Яна пришли издалека. Они прошли долгий и нелегкий путь в поисках того, кто умер прошлой ночью в доме Коростеля. Как понял Ян, Травник и его люди выполняли чью-то просьбу или задание. Дудка почему-то подумал, что приказать этой компании было бы затруднительно кому бы то ни было: сдержанные лица путников таили в себе сильные и непростые чувства, за их непроницаемым спокойствием скрывались уверенность в себе, способность мгновенно перейти к действию, а в глазах читалась сила непостижимых для Яна природы и цвета. Еще было знание, не ум, не опыт, хотя их тоже, по-видимому, было не занимать. Это было Знание с большой буквы, то, которое наполняет глаза печалью, а на уста накладывает печать, печать горькой мудрости, хотя бы и пронизанной светом. Ян почувствовал себя в их кругу юным и несмышленым, глубина их глаз его тревожила, душа наполнялась смутным беспокойством. Но, говоря о трудностях и тяготах своих поисков, Травник умудрился почти ничего не сказать о себе и своих спутниках, Ян понял только, что они должны были найти старика, ничего не зная о его сущности. Однако все тайное рано или поздно проясняется, и, выйдя спустя несколько месяцев после начала поисков в страну, где жил Коростель, они уже более или менее представляли себе, с кем им предстоит иметь дело. Смерть старика была для них неожиданностью, той неожиданностью, которая положила конец их делу, но мало что объяснила. Старший говорил, а Яну иногда становилось страшно и жутко при мысли о том, кого занесла к нему вчера ночью судьба. Его пальцы судорожно сжимали в кармане какой-то лоскут или тряпку, а перед глазами стояла оскаленная волчья морда. Она жила каким-то своим, чуждым миру Яна естеством, глаза ее были полны холодной злобой и вместе с тем каким-то пустым равнодушием к этому миру. В мир же этих глаз проникнуть было невозможно.

Он вдруг подумал, что этой ночью, возможно, избежал смертельной опасности, и вновь вспомнил это ледяное равнодушие в волчьих глазах. «Оборотень!» – кто-то ясно и отчетливо сказал у Яна в голове, и он испуганно поднял голову, словно кто-то из путников мог услыхать. Его глаза натолкнулись на пристальный взгляд серых глаз старшины, и Яну показалось, что Травник заглянул прямо в его душу, так пронзительно было это ощущение.

– Вот кем он оказался, – сказал Травник, подводя итог своим мыслям, но этот голос был другим, тихим, с едва заметной усталой хрипотцой. – Тебе надо теперь поскорее обо всем этом забыть. Отвлекись. Дом проветри, весна ведь идет. Будет много работы.

– Слушай, Травник! – Коростель остановился, не в силах подобрать нужные слова. – Это он потому хоронить себя не велел… потому что он… тот, который в миске был?

– Я не знаю, как у них с этим, – усмехнулся старшина, – но, думаю, людские похороны им не требуются, ни к чему, одним словом.

– А ты сам? – пытливо взглянул на Травника Дудка. – Листья воскрешаешь из сухой травы. В воздухе рисуешь без красок и кистей. За оборотнями гоняешься. А глаза у тебя… как звезды какие-нибудь в ночном небе. Ты-то сам из людей? Не превратишься сейчас в кого-нибудь?

– А сам как думаешь? – улыбнулся Травник. – Превратиться во что-нибудь в одночасье – не велик труд, жизнь порой сама подталкивает… – Тон старшины был невесел. – Вот когда медленно превращаешься, когда судьба неслышно точит тебя, как подземный ручей гранитную скалу, вот этого я никому не пожелаю. А что касается людей, то все мы из них, из человеков. Да все из разных вышли.

Старшина встал и подошел к двери. Отворил, обернулся.

– Вот только вернуться не всем суждено. Не всем.

И вышел, а вслед за ним поднялись все его спутники.

Ян проводил их до околицы. Расстались сердечно, пожали друг другу руки без лишних слов. На прощание Травник сказал, что делать тайну из их посещения не обязательно.

– По одной простой причине – нас никто не станет искать. Мы никому не нужны. А старик – кто его знает, в каких он теперь мирах! Прощай же, Ян Коростель, встречаться снова в этой жизни нам нет нужды.

Дудке показалось, что это не просто слова, а какая-то ритуальная фраза, знак прощания, может быть, излишне торжественный, с каким-то оттенком обреченности, но он промолчал – обычаи его гостей были ему неведомы.

Они пошли и скоро скрылись вдали. Ян некоторое время смотрел им вслед, затем повернулся и отправился домой.

Солнце начало клониться к земле, лучи его были ласковы, но мысли Яна были темны ему самому. Скрипнула калитка, хозяин вошел в дом, и человек, стоящий в камышах на другом берегу реки и внимательно наблюдающий за домом и его окрестностями, увидел, как за окном вспыхнул огонек: в доме зажгли свечу.

За окном вечерело, в воздухе опускалась весенняя прохлада. Ян почувствовал, что проголодался, и было с чего – со вчерашнего вечера во рту не было маковой росинки. Вино стояло на столе, глиняная кружка была пуста. В доме был погреб, где он хранил съестные припасы. Ян поднялся со стула, ловя себя на мысли, что инстинктивно пытается обойти кровать и старается не смотреть в ее сторону. «Вынесу и разломаю, а доски сожгу так, чтоб огонь до неба, – подумал Ян, и неприятное воспоминание о красных, налитых кровью глазах, в упор смотрящих на него из воды, опять посетило его. – Пока и на диванчике перебьюсь, а на кровать, где этот… лежал ночью, я теперь сроду не лягу ни за какие коврижки». Он вышел в кухню, приподнял крышку люка и спустился в подпол.

Пару дней назад Дудка проверил силки, которые регулярно ставил на другой стороне реки. Добыча – четыре кролика – висела на крючках, где Ян коптил рыбу. Большой каравай лежал в деревянной кадушке – в ней долго сохранялся хлеб, который Коростель брал в соседней деревне вместе с картошкой. Предвкушая печенного на углях кролика, Ян сложил все необходимое в ведерко и поднялся в кухню. Вооружившись острым кухонным ножом, он стал разделывать кролика и вдруг почувствовал: в доме опять что-то изменилось. Сам дом словно затаился, застыл в молчании, причина которого Яну была неизвестна, и мурашки пробежали по его спине. Он отодвинул занавеску (в доме не было других дверей, кроме входной) и вошел в комнату.

Внутри по углам стояли люди, вооруженные мечами и луками. Их было шестеро, одетых в зеленые кафтаны и зеленые штаны, заправленные в походные сапоги. Расположились они так, чтобы держать одновременно под наблюдением дверной проем и окна. Яна они, похоже, ждали. Что касается последнего, то он стоял в замешательстве, не понимая, откуда взялись эти очередные, которые уже по счету за последние сутки, нежданные гости. На минуту воцарилось общее молчание, после чего к Яну шагнул молодой воин с русыми волосами, перехваченными черной лентой, расшитой разноцветным узором.

– Где Камерон? – спросил он ясным и звучным голосом, в котором Ян, однако, уловил нотки волнения. Лицо Яна выразило полное непонимание.

– Где Камерон? – повторил юноша, нетерпеливо притопнув ногой.

Коростель медленно пришел в себя.

– Я не знаю, кто это. Но я очень хочу знать, кто вы такие и какого черта вы делаете в моем доме. – Ян почувствовал, как в нем медленно закипает злость. Они забрались в дом, пока он ходил в погреб! Кем-кем, а гостями он за последнее время сыт по горло! – А самое лучшее для вас будет, если вы уберетесь из моего дома туда, откуда вас принесло на мою голову. Никого я не знаю и знать не хочу! – Дудка уперся в переднего злым взглядом и для пущей убедительности переложил из руки в руку большой кухонный нож, которым он только что разделывал крольчатину.

– Ты лжешь! – гневно выкрикнул юноша и сделал шаг вперед по направлению к Яну. Пылая от негодования, Дудка шагнул ему навстречу. Однако тут же почувствовал, что наткнулся на невидимую преграду, – его остановил пристальный взгляд человека, стоящего позади задиристого молодого воина.

– Остановись, Збышек, – спокойным голосом велел человек, внимательно разглядывая Яна из-под темных бровей. Его короткие черные волосы изрядно тронула седина, он был среднего роста и не производил впечатления предводителя. Однако юноша закусил губу и замер, сверля Яна яростным пронзительным взглядом. – Успокойся, хозяин, мы не причиним тебе вреда. Март немного взвинчен, но не ты этому виной. За наш непрошеный визит не серчай. Мы постучались, но никто не отвечал, вот мы и вошли. Лисовин, объясни в чем дело.

• Предыдущая
• 8/89
• Следующая