Горечь жестоких людей (СИ) - Багирова Марина - Страница 83

Но и не подойти он не мог – слишком велико искушение!

Она играла с сыном. На Кларе было свободное платье, усыпанное цветами, и шляпа с лентами, которую она постоянно придерживала на голове. В таком виде ему её видеть не приходилось. Была Клара Мафодия в серых платьицах, была Клара Дегенерис в кружевах, но о существовании этой Клары он даже не подозревал.

Светило безжалостное полуденное солнце. Высокая сухая трава доставала женщине почти до талии, а её сын утопал в зарослях по шею, но им обоим это совершенно не мешало. Клара поцеловала отбрыкивающегося Астора и снова повернулась к мольберту, чтобы завершить начатый три дня назад пейзаж. Тем временем Астор убежал вперёд – хотел поймать ящерицу.

– Только руками её не трогай! – закричала ему вслед мать и, усмехнувшись, сделала ещё один резкий мазок жёлтой краской. На её полотне было много ярких красок: голубое небо, синяя трава, сверкающее на горизонте море. Таир знал: Клара всегда мечтала жить у моря. Он вспомнил рассказ её брата о том, что Клара в самые юные годы даже грозилась включить пункт о поездках на море в свой брачный контракт.

Как выяснилось, Клара всё это время укрывалась на самой границе с Пангеей, в небольшом курортном городе Бархейн, откуда, при надобности, можно уехать в другую страну за два-три часа. В городе было две гостиницы, в одной из которых поселился Таир Ревокарт, а вторая принадлежала Кларе. Весь первый этаж она определила для себя и сына, а комнаты наверху сдавала туристам – так и выживали.

Таир знал: никакой материальной помощи она не получала, существовала лишь на те средства, которые могла заработать. Знал также, что она снова начала рисовать, и в первый день пребывания в городе даже купил несколько её картин в местной лавке.

Она рисовала то, что было мило её сердцу: утренние улицы, предметы повседневного быта, деревянные игрушки – тотемы. То были совершенно не те рисунки, что ему много лет назад после нескольких «случайных» намёков подарил Ян, брат Клары. Теперь её картины выглядели значительно менее прилежно. Они были нарисованы быстро, даже неопрятно, и становилось сразу понятно: художник не стремился создать нечто идеальное, он просто хотел мгновенно передать на холсте то, что в момент рисования предстало перед его глазами и привлекло внимание.

Вечером, только прибыв в город, Ревокарт закрылся в гостиничном номере с бутылкой алкоголя и несколько часов рассматривал разложенные по всему полу картины, отыскивая… нечто. От мысли, что Клара рядом – стоит рукой подать, – хотелось бросить всё, но присущая ему выдержка, к счастью, и в этот раз не подвела – Ревокарт остался в своём номере, пока его люди собирали нужную информацию.

Конечно, он прибыл не один! С президентом приехало около четырёх десятков людей, да таких, что с их помощью впору завоёвывать новые страны, а не охотиться за одной-единственной женщиной.

Охотиться! А ведь правда, он на неё охотился уже много лет, со дня их знакомства, а может, и раньше.

В одиночестве гостиничного номера, с бутылкой алкоголя в руке, Таир вспоминал день, когда увидел художницу впервые.

Какой она ему показалась? Маленькой шустрой шиншиллой, готовой дать дёру в любой момент. Но в глазах её плясало нечто такое, что в скором времени заставило его слегка изменить первоначальный план и обратиться к градоначальнику города Древесны с просьбой выслать семье Мафодиев приглашения на все мероприятия. Он хотел иметь возможность видеть её чаще. Ревокарт знал, что должен заполучить эту маленькую шиншиллу в свою постель с того самого дня, как увидел её в Древесной Академии. Он её хотел!

Таир до сих пор не понимал, почему личная встреча с этой девчонкой так сильно его задела. До поры до времени его больше интересовала её мать, но там, на приёме в Древесной Академии, взгляд сам по себе упал на дочь – эту гордую, влюблённую в искусство девочку. И понеслось…

Таир убедил себя, что, наверное, Рем Тебрис не сильно заинтересован в бывшей жене, иначе дал бы о себе знать. Значит, нужно попытаться надавить на дочь.

И он давил… Иногда Таиру казалось, что его интерес к ней идёт в разрез с его собственной волей. Ему не нравилось, как она мыслит, как не замечает очевидного – его к ней интереса. Как избегает его взгляда, как молчаливо негодует над некоторыми его фразами.

Таир помнил их встречу в книжном магазине – единственную, не спланированную заранее. Она держала в руках большой тёмно-коричневый фолиант и рассматривала его с таким видом, будто нет занятия более важного, чем то, которым была занята она. Первой мыслью Таира было уйти незаметно, но потом… Он приблизился к ней и начал вести себя нарочито самоуверенно, наблюдая, как копится в глазах дочери Тебриса раздражение. Помнится, ему захотелось схватить её в охапку, затащить в кладовку и делать там с ней всё, что душе угодно. Он бы посмотрел, долго ли ей удастся оставаться такой холодной и неприступной.

Она была дочерью врага, и на первых порах этот факт затмевал всё. Таира раздражали в ней даже никчёмные мелочи: как она двигается, как пялится на него своими спокойными глазами и как делает вид, что он, Таир, ей не интересен.

А ведь другим его интерес бы польстил! А эта – наивная дурочка – ничего не замечала. Возможно, на каком-то подсознательном уровне она почувствовала его к ней антипатию?

Таир вспоминал, как сильно ему хотелось поставить зарвавшуюся дочку убийцы на место после её отказа выйти за него замуж… И то, что он сделал дальше, Таир тоже помнил.

Но Кларе очень долго удавалось делать вид, будто ничто её не сломает. Даже после насилия над ней (первого, в карете) она просто продолжала ходить на свои уроки в художественной школе, будто и не ломал ей никто жизнь. Этим она, сама того не подозревая, лишь подогревала его интерес. Ну а когда её привезли в Древесную Академию, к нему… после той ночи она просто сбежала.

Лишь спустя время Таир понял, сколь мало в её жизни значат условности. Он ведь почему-то решил, что Париж Давыдов – ещё одна условность, игра, которую она затеяла, чтобы поразвлечься, не более. Свою ошибку он понял, только увидев глаза Клары после прозвучавшего выстрела. А когда приехал Ричард Дегенерис, всё усложнилось ещё больше. Тот забрал её, еле живую от горя, прямо из рук Таира.

В тот вечер Ревокарт много чего вспоминал, да так и уснул, в окружении картин любимой женщины. Ему предстояло прийти к ней и потребовать вернуться, и он не представлял, что будет делать, если она откажет.

Он наблюдал за ней весь следующий день: Клара решила нарисовать виднеющееся сквозь заросли высокой сухой травы озеро. Рано утром взяла краски, полотно и отправилась с сыном на природу, на то же место, где рисовала вчера. Насколько Таир мог судить, рисовала она теперь много.

Это был третий день пребывания Ревокарта в городе, и он по-прежнему просто наблюдал за Кларой, до конца не понимая, чего и зачем он ждёт. Его люди пытались получить более-менее чёткие указания: что делать в случае, если она надумает сбежать, как реагировать на агрессию с её стороны, – но Таир не знал. Он просто приказал им находиться рядом с ней, и сам делал то же самое, не приближаясь, боясь спугнуть женщину, ради которой проделал весь этот путь.

– Астор, если ты снова запачкаешь рубашку… – пригрозила Клара, но, заметив пятно синей краски на собственном платье, решила не договаривать эту фразу.

Сын на голос матери не отозвался. В высокой траве заметить его было сложно. Клара отложила кисточку в сторону и осмотрелась.

Ветер постоянно бросал волосы ей в лицо, и женщина то и дело убирала их назад.

– Астор! Не шути так, иначе больше не возьму с собой! Слышишь?! – пауза. – Если не отзовёшься, все каникулы проведёшь в гостинице!

Её сын, хоть и был любим, но воспитывался в чётких рамах. Он знал: когда мать зовёт, лучше бы объявиться.

– Астор!

Его нигде не было, и Клара уже начала беспокоиться.

– С ним всё хорошо, – прозвучал спокойный голос.

Она резко оглянулась, мгновенно узнав голос.