Горечь жестоких людей (СИ) - Багирова Марина - Страница 24
- Предыдущая
- 24/88
- Следующая
И опять всесильного советника одолевала испепеляющая злоба: чем эта девица умудрилась привлечь такого, как Ричард Дегенерис? Сильного, хитрого и воспринимающего женщин как сиюминутную забаву! Мало того, она его женила на себе! И спряталась за его спиной настолько надёжно, что Таир целый год не мог узнать, где она.
И вот, год спустя после трагичных событий в Мирнах, Клара вернулась в Эпиры. А через два года Таир всерьёз задался вопросом: почему он никогда не рассматривал вариант простого убийства Клары Мафодии? Нет, не Мафодии – Дегенерис!
Потому что был слишком занят, придумывая, как оправдать в её глазах собственные действия, – думал Таир со злостью, заставляя своих агентов усерднее искать зацепки на Ричарда Дегенериса.
Таир чувствовал себя мальчишкой в цирке, которому показали фокус и обвели вокруг пальца. Он знал: обман случился, но не понимал, где именно. И это злило привыкшего всё контролировать советника ещё больше. Он представлял Клару в постели с этим стариком и злился, злился, злился, срывая злость не только на подчинённых – на всех Эпирах. В тот период времени каждый человек в столице, кроме президента, старался лишний раз не попадаться на глаза Таиру Ревокарту. Его элементарно боялись!
Таир помнил, как всё начиналось. Он следил за Кларой с того самого дня, как увидел её в Древесной Академии. Но та девушка была другой – художницей до мозга костей, таким не место в воровском мире, таких нужно холить и лелеять. Всё изменилось после смерти Парижа Давыдова.
Советник просчитался. Клара действительно любила того паренька, и его смерть стала точкой отсчёта. Иронизируя про себя, он называл день смерти Давыдова рождением Клары Дегенерис.
Невольно Ревокарт опять промотал в голове воспоминания давно минувших лет. Как прозвучал его, Таира, выстрел, как она закричала и кинулась к жениху, отказываясь верить, понимать, что он умер. И как изменилось её лицо, когда она поднялась. Тот пронзительный, полный отчаяния, злобы и угасающей надежды взгляд мужчине не забыть никогда.
Таир практически сразу же осознал, какую ошибку он совершил: смерть Парижа не стала для Клары тем лёгким уроком, на который он рассчитывал. Это оказался мужчина, которого она умудрилась полюбить, и её последующие действия лишь подтверждают это.
Почему же ему, Таиру, так хотелось убить Парижа?
Потому что Клара посмела уехать в Мирны, поступить в Художественную Академию и стать счастливой. Она целовала другого мужчину у него на глазах, забыв, что должна быть несчастной и испорченной, непригодной для семейной жизни.
Но она посмела обрести счастье! Помнится, в тот самый последний день он наблюдал за ней в этом треклятом кабаке, когда она, окружённая друзьями, в ярком пальто и с растрёпанными волосами целовала юного выскочку, за которого собиралась замуж. Она была так безобразно весела, что ему захотелось подойти к ней и просто увезти к себе… навсегда, чтобы никто и никогда больше не имел права видеть эти её чёртовы улыбки.
Ревокарт усмехнулся. Как много времени утекло с того дня и как много раз он, Ревокарт, приезжал на срочные вызовы, успевая лишь на пепелища. Или на опознание трупов. И повсюду он узнавал её почерк. Да, на такие поступки была способна только Клара Дегенерис, а не та Клара-художница, что громко смеялась над шутками своих друзей.
Сложно сказать, когда именно обычный интерес к женщине превратился в манию. Там, в Древеснах, она вызывала любопытство. Тихая, кроткая, незаметная. Время от времени он ловил на себе её заинтересованные взгляды, но то не был интерес женщины к мужчине. Казалось, она просто его изучает, как некое экзотичное животное, не зная, что всё наоборот, и именно она – предмет его любопытства, а жизнь её висит на волоске.
Но прошло очень много времени с момента их знакомства, прежде чем его интерес превратился в навязчивую идею. И вот сейчас эта проклятая женщина повсюду: на лицах девок, с которыми он спит, в докладах его советчиков, она травит его город своим присутствием… она всегда так близко, что при желании он бы мог добраться до неё за один час. Любопытная мысль, её Таир тоже прокручивал в голове достаточно часто.
Он грезил о том, как наконец-то поймает эту дрянь, и тогда… Главное – сделать всё по закону, развязав себе тем самым руки. Потому что официально за Дегенерисами – пока! – не числилось ни единого грешка.
Он вспоминал каждую встречу с Кларой после того, как был убит Париж. Любое воспоминание всенепременно отдавало в голове вспышками озлобленности, адреналина и, как ни странно, лёгкого ожидания. Ему нравилось загонять её в угол, ему это удавалось на протяжении последних лет.
Но и она не отставала. Маленькой художнице тоже доставляло удовольствие заигрывать с советником президента и главой ГУКМа. Она наслаждалась выбросами адреналина, случавшимися во время каждой их стычки, а его, Таира, часто называла не иначе как «мой друг Таир».
Любовницы Ревокарта знали, насколько их патрону нравится это обращение, и когда им было нужно возбудить своего мужчину, шептали ему на ухо: «Мой друг Таир». Они называли его так, как называла его другая женщина, но та, другая, вкладывала в своё обращение совсем иной смысл. Она насмехалась, играла, интриговала. О, да, его маленькая художница научилась играть, ей нравилось выводить его, Таира, из себя. Ревокарт невольно прикоснулся к паху, вспоминая…
•••
Клара
Вечером в «Лакрице», как всегда, было шумно, пьяно и весело. Я вошла в кабаре через чёрный ход, попросив Дакниша предупредить, чтобы мне подготовили комнату. Мой спутник двинулся вперёд, привлекая к себе внимание новеньких девушек. Лишь новеньких, так как бывалые знали, кто он, и остерегались даже смотреть ему в глаза.
Мне это всегда доставляло своеобразное удовольствие – видеть опасение в глазах других людей. Мой верный страж был прекрасен, как бог в расцвете сил, и душу имел такую же чёрную, что и кружевная шляпа, красовавшаяся на мне в тот день.
Дакниш и я были прекрасной парой, а по мнению многих – ещё и любовниками, несмотря на то, что официально я – замужняя женщина.
Какой поворот судьбы – выйти замуж за собственного отца. Но это было необходимо, чтобы получить право присутствовать на официальных встречах Тритонов и представлять интересы мужа. Одно дело – считаться любовницей Ричарда Дегенериса, и совершенно другое – быть его женой. Между жёнами и любовницами, поговаривают, большая разница.
– Не хочешь выпить?
Ко мне подошла Амели – миловидная девушка восемнадцати лет от роду. Миниатюрное личико, светлые волосы и насыщенное тёмно-синее платье, подчёркивающее голубизну глаз.
На самом деле она была на год старше меня, и до того, как попасть в «Лакрицу», жизни девушки не позавидовала бы даже хромая бездомная собака. Каждая из нас помнила, при каких условиях мы познакомились, и это нас сближало.
– Если это не по делу, давай завтра, – ответила я, догадываясь, что Амели не новые фасоны шляпок планирует со мной обсудить и что наш разговор затянется как минимум на час. – Сегодня я слишком устала.
Амели Лакнау, как и я, когда-то училась в Мирной Академии. У неё был жених, обещавший ей горы… и продавший невесту в бордель города Фий, где она провела год, прежде чем судьба столкнула её со мной...
Я остановилась. Чтобы попасть в приготовленную для меня спальню в закрытом крыле, необходимо было пройти мимо «игровой» – комнаты, благодаря которой клуб-кабаре «Лакрица» в официальных бумагах именовался борделем.
Из граммофонов звучала заводная музыка, а на сцене танцевали девушки в игривой одежде: панталоны, чулки, пеньюары и корсеты. За круглыми столиками сидели посетители. Сальными взглядами они обводили зал, выбирая себе девушку на ночь.
– Амели, что-то случилось? – спросила я, видя, что её что-то тревожит.
– Думаю, да.
– Это важно?
– Выслушаешь – сама решишь.
– Хорошо, давай переместимся в бар.
Бар находился за тонкой полупрозрачной перегородкой, рядом с шумной игровой. Оттуда было слышно и видно всё, что происходило на сцене, но музыка звучала приглушённо, и мы с Амели могли нормально поговорить.
- Предыдущая
- 24/88
- Следующая