Горечь жестоких людей (СИ) - Багирова Марина - Страница 2

В какой-то момент к нему подошёл другой мужчина, что-то тихо прошептал, на что незнакомец, не отрывая взгляда от толпы, дал неспешный ответ. Вопрошающий удалился, ну а предмет моего интереса опять остался один.

Иногда он прикасался рукой к квадратной челюсти, и почему-то этот его жест натолкнул меня на мысль, что мужчина кого-то высматривает.

Внезапно он ухмыльнулся. Я обернулась, пытаясь проследить за взглядом незнакомца, и… увидела отчима, пытавшегося повесить на место упавший гобелен. Ему это никак не удавалось, но он не оставлял попыток, взглядом бросая в толпу мольбы о помощи. Помогать, естественно, никто не спешил.

Мне стало стыдно, щёки запылали. Я догадывалась, почему гобелен упал: Мафодий наверняка желал рассмотреть поближе, из чего сделана толстая рама. «Неужели это, как поговаривали, настоящее золото?» Но, видимо, не рассчитал сил. Так часто бывает, постоянно у него всё из рук валится.

– О, небеса!

Мой вскрик отвлёк наблюдавшего от отчима. Он мазнул по мне взглядом, не особо заинтересовавшись, и снова вернулся к изучению толпы. Однако спустя несколько мгновений его взгляд снова остановился на мне, как будто за это время в его голове произошли некоторые вычисления, и он счёл меня достойной внимания. Наши взгляды скрестились.

Этот мужчина и не думал скрывать своего интереса, ну а я… Я запрокинула голову, чтобы получше его рассмотреть, оценить широкие плечи и лукавую улыбку. Во мне проснулся настолько неожиданный интерес к этому незнакомцу, что захотелось подойти поближе и потрогать его. Казалось, в воздухе витает его запах.

Несколько мгновений мы смотрели друг на друга. Но потом громкое ругательство, прозвучавшее из уст Мафодия, разрушило очарование момента, и я вернулась в реальный мир. И усмехнулась улыбкой, в которую изо всех сил пыталась вложить: «Знаю, мне не повезло с отчимом, но я уже привыкла», хоть мужчина, конечно же, не мог знать, что мы с Мафодием родственники.

А потом я сделала нечто экстравагантное: отвесила ему поклон. «Ну что, мы тебя позабавили?» Мужчина в ответ усмехнулся: «Позабавили».

Мне пришлось отвлечься от незнакомца, чтобы подойти к Мафодию и помочь ему повесить гобелен на место. Приближаясь к отчиму, я представляла, как тот мужчина наблюдает за мной, и это рождало во мне незнакомое доселе ощущение… ожидания.

Вернув гобелен на место и отправив Мафодия к матери, я обернулась. Незнакомец по-прежнему стоял на том же месте. Мы теперь были на приличном расстоянии друг от друга, лица его рассмотреть я не могла, но мне показалось… нечто нехорошее мне тогда показалось. Спустя несколько секунд мужчина ушёл.

…В скором времени гостей проводили в большой актовый зал. Мне повезло: мама смогла занять место в четвёртом ряду, поближе к сцене. Мы наблюдали, как на возвышении понемногу начинают появляться преподаватели: мужчины и среди них – о чудо! – одна женщина. Все поголовно с военной выправкой и в тёмно-коричневых униформах.

Я невольно залюбовалась. Преподаватели садились за длинные столы и принимали чинные позы, осматривая зрителей с лёгким, нелипким интересом.

И тогда появился он. Быстрым шагом пересёк актовый зал, поднялся на возвышение, остановился у кафедры и обвёл восхищённых зрителей внимательным взглядом.

Захотелось выругаться!

Это был Таир Ревокарт – говерн Академии, тот, кем здесь гордились не меньше (а может, и больше), чем славным трёхсотлетним замком, расположенным на подъезде к городу. Я дёрнулась и мысленно застонала – как жаль, ведь это был тот мужчина, которого я так нагло рассматривала полчаса назад.

В груди поднялась волна пока ещё слабого возмущения. Симпатия, возникшая к этому военному, медленно таяла, ведь мой незнакомец теперь обрёл имя и оказался человеком, которого я заочно презирала.

Лично я невзлюбила Таира Ревокарта за то, что он считал: в Древесной Академии (как и во многих других академиях) не место людям не из титулованных родов. И, взойдя на пост говерна, постановил: тот, кто не принадлежит к одной из центральных веток родов страны, за обучение должен платить сам.

Вот и получалось, что кадетами Академии были либо богатые и с родословной, либо такие, как Ян, – те, которым родители из последних сил наскребли денег на учёбу. Справедливости ради стоило признать: и те, и другие были обязаны обладать мозгами и подходящими физическими данными.

А главной «провинностью» этого мужчины я считала то, что он поддерживал левосторонние политические взгляды, полагая, что вступать в учебные заведения могут только незамужние женщины. По сути, этот закон давал девушкам выбор: либо учёба, либо семья. То и другое иметь не получится.

Таким образом женщин удерживали на коротком поводке. Хочешь когда-то выйти замуж – не вздумай никуда поступать, ведь нельзя же, миленькая, замуж во время обучения. А после того, как выпустишься, ты уже старая – кто ж согласится на тебе жениться?

С тех пор, как Таир Ревокарт приехал в Древесны из Эпир – столицы нашей страны, – местные сплетники себе места не находили. Наш городок был далёк от столичной политики, но даже до нас доходили слухи, что Таир Ревокарт – советник президента. Безусловно, быть говерном Древесной Академии – должность престижная, но не для таких, как этот мужчина. Для них, как мне казалось, престижно руководить странами.

Я много раз видела его фото в газете, и мне оставалось диву даваться, почему я сразу его не узнала.

Стоя на кафедре, Таир Ревокарт тоже заметил меня. Его взгляд был направлен в мою сторону, откровенно смущая. Казалось, за столь короткий промежуток времени его отношение ко мне кардинально изменилось – исчезла лёгкая полуулыбка, на её место пришли сосредоточенность и холодность.

Я мысленно просчитала последствия: чем мне может грозить его антипатия? В Академии учится Ян, а к нему у меня весьма умеренные чувства, так что я лишь слегка склонила голову набок, отвечая на пристальный взгляд равнодушием. И подумала: «Опомнись, Клара, кто ты такая, чтобы вызывать антипатию у такого человека? У него слишком много дел, чтобы обращать внимание на таких, как ты». Эта мысль, здравая, правильная, меня успокоила и вернула хорошее расположение духа.

Дальше всё шло по плану: мы выслушали приветственные речи, родители по очереди поднимались на возвышение и подписывали договор, пугавший условиями: «Если ваш сын умрёт в стенах Древесной Военной Академии, учебное заведение не несёт ответственности… Люди, находящиеся в родственных связях с кадетами, не имеют права пребывать на территории Академии во время учебного года… В случае нарушения правил, могут быть применены особые меры…».

Наверное, родители подписывали договора лишь потому, что так делали все. А стадный инстинкт, как известно, — сильная вещь.

На улице понемногу темнело, и освещение в актовом зале становилось всё ярче и ярче. Одни слуги зажигали новые свечи, другие ходили за ними следом и соскребали с подсвечников восковые лужицы – остатки догоревших свечей. Наблюдая за этим, я вспомнила прочитанную в газете статью об электричестве, как оно может изменить жизнь целой страны, и подумала: «Кто они, эти люди, возомнившие, что могут заставить весь мир отказаться от свечей? Отличаются ли они от таких, как я? Как они мыслят, о чём мечтают и где обитают?»

В какой-то момент мне стало скучно, потому я решила прогуляться по Академии и, пока все празднуют, досмотреть коллекцию картин.

Когда я выходила, всё ждала, что меня остановят. Не остановили, так что я, вдохновлённая, направилась дальше.

В Древесной Академии было поразительно много картин, и каждую хотелось рассмотреть внимательнее. Как человек, с раннего детства увлечённый рисованием, иногда я просто утыкалась носом в полотно, рассматривая небрежные мазки и изучая то, в какой технике работал художник.

– Клара Мафодия?

Я вздрогнула и отпрянула от картины. Небеса!

Голос я узнала сразу. Таир Ревокарт. Но откуда он узнал моё имя? Зачем он его узнал?