Я - сыр - Кармер Роберт - Страница 2

• Предыдущая
• 2/41
• Следующая

Я вошел в кабинет и достал подарок для отца, потом завернул его в аллюминиевую фольгу, в газету и еще, вдобавок, обмотал все это липкой лентой. Затем я спустился в подвал и взял брюки, ботинки и куртку, и не менее получаса искал шапку. Но все-таки я ее нашел - она была нужна мне, старая, но добротная шапка моего отца. По дороге в Вермонт она, натянутая на уши, решит все проблемы, если будет холодно.

Я сосчитал все свои сбережения. Денег было немного. Тридцать пять долларов и девяносто три цента. Этого было бы достаточно, чтобы добраться до Вермонта первым классом в Грейхаундском автобусе, идущем в Монтрейл, но я знал, что еду на велосипеде в Ротербург-Вермонт. Я не хотел ограничиваться автобусом. Мне была нужна открытая дорога. Я желал плыть по ветру. Мой байк ждал меня в гараже, как я и хотел ехать - на велосипеде, своими силами. К отцу.

Прежде, чем выйти я посмотрел на себя в высокое зеркало, от пола до потолка, в то, что перед закрытой дверью в спальню родителей наверху сумосбродная шапка и старая изношенная куртка. Безусловно, я выглядел нелепо. Эмми как-то сказала: "Ад - понятие филосовское."

Я долго думал об Эмми. Позвонить ей было почти невозможно. Она была в школе. Правда я мог туда позвонить, подделав голос, якобы ее отец очень срочно просил ее к телефону - что-либо неотложное дома. Ее отец - редактор в "ТАЙМС", и всегда говорит с тревогой в голосе, его манера говорить годится для передачи самых актуальных новостей по местному радио.

Но я отложил этот фокус. Такого рода милые пакости были свойствены Эмми. Но моя душа была уже по дороге в Вермонт.

Я любил Эмми Херц. Правда, ее фамилия казалась мне смешной. Эмми, вероятно, слышала немало шуток, связанных с известной фирмой по прокату автомобилей, но я поклялся себе, что никогда так шутить не буду. Во всяком случае я решил не звонить ей. Пока не уберусь прочь. Я позвоню ей из Ротербурга. Ограничусь мыслью о ней, буду помнить номер ее телефона, и думать о том, как все время она будет должна поцеловать меня и обнять. Но я старался не думать всем этом до того, как буду готов к путешествию.

Я пошел на кухню с пилюлями, взятыми в кабинете, но не стал их пить. Я хотел решиться на все трезво, без какого-либо допинга - сам. Я открыл бутылку с пилюлями и опрокинул ее, и наблюдал, как зеленые и черные капсулы исчезали в пасти мусорного бака. Я действовал решительно и наверняка.

Я выкатил из гаража и направился вниз по дороге. Байк шатало из стороны в сторону, я изо всех сил раскачивался в седле. Портфель отца покоился в корзине над рулевой вилкой. Я отправился в путешествие по свету без провизии и лишней одежды.

В конце концов я подпрыгнул в седле с чувством беспечной храбрости. В этот момент появившееся из облаков солнце ярко заслепило в предзнаменовании удачи. Я еще раз качнулся гоня по улице, и встречная машина заморгала мне фарами. Я летел по встречной полосе. Я опомнился и засуетился. Переднее колесо со скрежетом юзануло в сторону. И я подумал: "Вот смешно путешествие в Ротербург!". Я стал сворачивать в сторону. Но опомнился, подумал об отце и закрутил педали снова, я уже видел Монумент и знал, что должен ехать, и ничего не сможет меня остановить - НИЧЕГО!

И теперь я огибаю Монумент и пересекаю район перед Эйсвелом. Указатель на этой стороне дороги показывает на Эйсвел Ротари Клуб, встречи - каждый понедельник в полдень. Я еду только четыре или пять минут. Мои ноги больше не чувствуют сил. Они устали, и спина ноет от боли - я не в порядке. И если честно, то я в нем никогда и не был, к превеликому удовольствию Эмми Херц. Она очень не любит парней с большой мускулатурой.

Я кручу педали на зло усталости и боли. Я стремлюсь добраться до Ротербурга. Всасываю холодный воздух. Он щекочет в легких. Лоб потеет. Я сдвигаю шапку назад и натягиваю ее на уши. Каждая миля дается мне с трудом.

"Бери легче," - говорю я себе. - "Бери легче.., каждую милю за одно и то же время..."

И внезапно этот бесконечный подъем заламывается вниз, и мои ноги без усилий накручивают сумошедшие обороты, байк несет меня вниз, и я даю себе волю объединиться с ветром и парить над дорогой. Внизу красивый берег, за которым широко разбросан Эйсвел.

----------------------

ТАРЕ ОZК001 0930 date deleted T-A.

Т: Доброе утро. Меня зовут Брайнт. Мы должны побыть некоторое время вдвоем, наедине...

(пауза 5 секунд)

А: Доброе утро.

Т: Будем непосредственны? Я хочу знать, готов ли ты. Чем раньше мы начнем - тем лучше для тебя.

А: Я не знаю, с чего начать.

Т: Во-первых расслабься, и позволь свободно течь своим мыслям. Не думай о времени, тебе некуда спешить. Уйди, если хочешь, в свои самые давние воспоминания.

(пауза 8 секунд)

А: Не ясно - только некоторые ощущения.

Т: Дай им проявиться.

(пауза 5 секунд)

А: Та ночь...

Т: Расскажи мне о той ночи.

А: Когда я родился в ту ночь. Это значит - человек... человеческое бытие входит в мою реальность. И до того - ничего. Или те ощущения... снова... свет... запах... запах сирени... духи... духи моей матери... от нее всегда ими пахло. Ничего больше. И эта ночь...

(пауза 12 секунд)

Т: Расскажи мне об этом.

Он был в постели, простыня скомкалась вокруг него, его тело было горячим, глаза напоминали сырые луковицы, а голова болела. Он вскрикнул раз, другой, глухо, вслушиваясь и ища ответ. Он повернул голову к двери. Дверь была приоткрыта, слабый свет искосо побивался из вне. Он извивался в постели, вслушиваясь. Он всегда ворочался ночью и часто слышал шорохи в спальне родителей. Это были всякие странные и, вместе с тем, приятные, мягкие звуки, когда его родители были вместе - шорохи мягких шерстяных животных, скорее даже плюшевых. А он всегда спал с медведем Битти и поросенком Покки - со своими друзьями. Его отец говорил: " Эй, парень, ты до старости будешь спать со своими игрушками..."А парень знал, что его отец шутил, и он никогда не оставит своих друзей. Во всяком случае его мать могла сказать: "Нет, ему давно уже не четыре...". Нежность в ее голосе и ее духи, похожие на весеннюю свежесть...

Позже он уже не спал в обнимку с поросенком Покки - со своим любимцем, упрятанным в коробку. Но что-то хранило тревогу и иногда не давало ему спать. Из полумрака этого дома он различал голоса отца и матери. Они давно уже звучали в ночи не мягко, не шурша, а довольно громко. И даже не столько громко, сколько грубо. Они говорили шопотом, их голоса скреблись в ночи и во мраке. И он слышал, мать говорила: "Чш... Мы можем разбудить его..."

• Предыдущая
• 2/41
• Следующая