Любимая для колдуна. Лёд - Болотонь Елена - Страница 8

Уже стемнело, поэтому побег в лес стал невозможен. Так я и сидела в холодной комнате, кутаясь в лоскутное одеяло. Его нашла там же в сундуке, как и нательную, но чистую рубашку.

Джинсы и блузка вымокли, потому сохли на одной из табуреток. Долго сохнуть будут, но вариантов нет. Маленькое оконце заиндевело от холода, изо рта появился пар. Около пяти градусов на улице, не больше. И несмотря на холод, зелёные деревья и трава.

Разжечь печку или зажечь свечи я даже не пыталась. Спичек не нашла. Оказалась полностью неприспособленной к деревенской жизни. К средневековой – так точно! Ну ничего. Дождусь рассвета – и сбегу.

Я сидела на кровати, сжавшись в комочек, перебирая в памяти события прошедшего дня: поездку, встречу с красавцем-колдуном, его внимательный, проникающий в душу взгляд. Никогда не забуду, обязательно нарисую, и, наверно, не раз. А какая у него интересная лошадь! Словно из сказки… Мимолётом в воспоминаниях пронеслись шумный и гулкий базар, бесноватая кротиха и её мамаша, и даже Михи с плетью возле столба.

Качнула головой… Вот женишок нашёлся! Невесту готов выпороть. Ох, Евка! Как же тебе повезло, что сбежала от такого мерзавца! Мне вот тоже повезло – могли бы жестоко побить.

Я раскрыла ладонь и посмотрела на мерцающий знак.

– Спасибо, – тихо прошептала ему.

Как ни крути, отметина спасла меня от мести и злости самоуверенной дуры.

В сенях раздался шум. Двери со скрипом раскрылись, и на пороге вырос предатель со связкой дров и явно тяжёлым свёртком.

– Евка? А я смотрю, окна инеем покрылись!

Его встретило угрюмое молчание. Да-да. Обычный бойкот.

– Я тут дров да еды принёс. Сидишь в темноте, на холоде и голодная, – разворчался мужик.

Сбросил свёрток на стол, а сам завошкался возле печки.

Через несколько минут разгорелся огонь. Я сидела на месте, исподлобья наблюдая за Михи. Быстро потеплело, но конюх не унимался. Продолжал подкидывать дрова, точно делал это в последний раз.

– Сейчас будет тепло, – бурчал мужлан, – очень тепло.

– Уже жарко! – произнесла я, сначала скидывая с себя одеяло, а чуть позже – и шубу.

– Евка, так надо.

Я приподняла в недоумении брови, с интересом наблюдая за лесорубом, но Михи уже оставил печку в покое. Подошёл к полке с домашней утварью, покопался, достал старые кружки, слегка погнутую жестянку. Кружки добрались до стола невредимыми, а вот жестянка вылетела из неловких рук, с шумом брякнулась на пол.

– Да что ж такое-то! – Конюх наклонился за ней и в конце концов поставил на печь. – Сейчас взвар вскипятим.

Я смотрела на Михи. Что-то было не так. Мне показалось, или он действительно суетится? Странная нервозность, похожая на испытываемое человеком чувство вины. Осталось только понять его и простить. И отпустить куда подальше.

– Садись, поешь, – развернул свёрток Михи, вытаскивая из-за пазухи бутылку.

– Нальёшь? – Это было единственное, чего мне действительно хотелось.

– Крепкое! Но если чуть-чуть…

И он плеснул в кружку.

Я подошла к столу. На нём лежала сёмга, картофель, пара овощей, похожих на обычные помидоры.

Михи налил себе вторую кружку доверху и залпом выпил. Выдохнул в кулак, вытер бороду. Его пристальный взгляд мне не понравился. Уж очень он был тёмный, излишне тяжёлый. Сердце ёкнуло. Предчувствие подсказывало: надо бежать. И как можно быстрее. Так обычно смотрят голодные до баб мужики. Этот – точно голодный. В таком-то обществе, где женятся с разрешения хозяев!

– Скоро приду, – произнесла я, накидывая тёплую шубу.

Я почти подошла к двери, как вдруг мужчина преградил дорогу.

– Постой, Евка. – отрывисто произнёс Михи. – Не пущу тебя к нему! – вдруг брякнул он и сгрёб меня ручищами.

– Пусти! – взвыла я, когда почувствовала на шее колючие волосы и тёплые мокрые губы.

– Не ломайся, Евка. Не ломайся, – бормотал Михи, подтягивая меня к лежанке. – Мы скоро поженимся, точно тебе говорю.

– Пусти меня, чёрт бородатый! – выкрикнула я, но тут же оказалась распластанной на кровати. Огромная мозолистая ладонь закрыла мне рот, пока вторая зашарила по рубашке, ощупывая грудь.

Дыхание Михи сбилось, а запах алкоголя вызывал едва ли не рвотные позывы, когда этот мужлан лез целоваться. Попытки высвободиться или как-нибудь его успокоить закончились полным провалом.

Это уже ни в какие ворота! Полностью бессильная повлиять на события, я чувствовала, как в бедро упирается возбужденный орган, и тихонько постанывала от досады и злости. Нет, на самом деле там не было ничего примечательного, видимо, всё в плечи да в рост ушло, но одна мысль о том, что сейчас это… этим… вот так просто… без разрешения… вызывала ужас.

Мои силы стремительно иссякли. Извернувшись, я умудрилась укусить его за руку. Хлестанула наотмашь по щеке, но какой там – дровосек был просто непрошибаем.

– Евка. Евка. Евка… – как в полубреду шептал конюх, задирая подол рубашки, затем стягивая собственные штаны.

И в последний момент, отделяющий меня от насилия, мы вдруг… замёрзли. В натопленный дом пришла стужа. Такой силы, что всё вокруг резко покрылось льдом. Огонь в печке погас, стены заскрипели. В деревянных швах появилась изморозь. Стало холодно! От полного замерзания нас спас заранее натопленный дом.

Михи замешкался, в глазах мелькнул страх. Этого мне хватило, чтобы соскочить с лежанки.

– Она предупреждала! – ликующе возопил Михи, а затем снова кинулся ко мне. – Ничего страшного. Колдун не явится. Всё быстро закончится, и руна навсегда пропадёт.

Я взвизгнула, отпрыгнула от загребущих рук, а потом входная дверь открылась, и на пороге вырос мужик. Тот самый, с неудачной рожей и выдающейся челюстью. Он зашёл в горницу и, выдыхая стылый воздух из лёгких, громко произнёс:

– Евка! Собирайся. Тебя хозяйка ждёт!

Фу-ух! Я нервно хихикнула, не обращая внимания на недовольный стон Михи. Тот пытался напялить рубаху.

– А что это вы тут делаете? – уточнил спаситель.

– Не твоё дело, – с досадой ответил Михи, а я посмотрела на руну. Та горела синим огнём.

Оставив незадачливого героя-любовничка наедине с совестью, если таковая у него имелась, я в сопровождении Дара пошла в большой дом. Определённо, руна представляла интерес для Валюны, а чудесное избавление от сексуальных домогательств Михи заставило меня почти проникнуться благодарностью к местной королеве.

Другой вопрос, что имел в виду Михи, пытаясь овладеть мной. Кто и о чём его предупреждал? Неужто кто-то надоумил дровосека изнасиловать невинную девку? То бишь меня? Я ухмыльнулась. С невинностью я рассталась ой как давно, а вот с честью и достоинством чуть не попрощалась сегодня.

Хозяйский дом был погружён во тьму. Переступив порог, я зашла в тёплое, щедро натопленное помещение с вполне приличным ремонтом. Дом оказался деревянным, как и флигели с комнатушками, где проживала домашняя прислуга. Изнутри приятно пахло деревом, стояла громоздкая мебель: лавки, столы и комоды, видавшие руки краснодеревщиков.

Я шествовала за Даром, пока не остановилась перед резными дверями. Мужчина распахнул их, впуская меня в комнату, пожалуй, самую интересную из всех. Стены были отделаны голубым бархатом. Сразу видно: дорогое удовольствие. До сих пор я видела только брус.

Висели картины, в углу стоял музыкальный инструмент, похожий на маленькое пианино. Там же находился небольшой столик с резными ножками и, под стать ему, два кресла, обитые золотистой парчой. Как некая отсылка на статус и благополучие, когда хочется повыделываться перед соседями, а денег особо нет. Ну и показать культурный уровень. Угу.

– А вот и ты! – вскинула подбородок Валюна. – Надо поговорить.

– Там эта… – Дар помялся на пороге.

– Что ещё? – В голосе Дилирис отчётливо слышалось недовольство.

– Михи Евку ссильничать хотел… – сдал конюха со всеми потрохами мой спаситель. – Евка орала и боролась.

Она воззрилась на меня.

– Это правда?

– Он не успел.

Моя улыбка была смиренной. Как вариант, конюх явился по указке самой Дилирис.