Черчилль. Биография. Оратор. Историк. Публицист. Амбициозное начало 1874–1929 - Медведев Дмитрий Александрович - Страница 7

В подобной ситуации Черчилль мог бы смело процитировать В. С. Высоцкого: «Час зачатья я помню не точно, / Значит, память моя однобока». Однако у некоторых биографов популярно другое его высказывание о собственном рождении: «Хотя я и присутствовал при этом событии, у меня не осталось четких воспоминаний об обстоятельствах, приведших к нему»¹⁰⁶. Исследователям пока не удалось обнаружить документальных свидетельств, подтверждающих подлинность этих слов¹⁰⁷, но они весьма характерны для Черчилля. Не менее характерно было и его появление на свет, если оно и в самом деле случилось преждевременно. Уинстон не собирался ждать. Бал не бал, в срок не в срок – родился он вопреки планам и ожиданиям, заполнив коридоры дворца пронзительным криком. «Я сама произвела на свет немало детей, и все они имели прекрасные голосовые данные, – ворчала хозяйка Бленхейма. – Но такого ужасающего крика, как у этого новорожденного, я еще никогда не слышала»¹⁰⁸. Не исключено, что эта инвектива больше была обращена к матери новорожденного, с которой у герцогини сложились, повторим, весьма прохладные отношения.

Как бы там ни было, реплика герцогини Мальборо весьма примечательна. Уинстон не просто обратил на себя внимание – с первых же минут жизни он стал предметом обсуждений, причем не всегда лестных. Так будет продолжаться и дальше, на протяжении всех девяноста лет его жизни, а также многих десятилетий, последовавших за его смертью.

Для того чтобы о пополнении в знаменитом семействе узнало как можно больше людей, известная газета T e Times и менее известный Oxford Journal отметили в своих номерах, что «во дворце Бленхейм леди Рандольф Черчилль преждевременно разрешилась от бремени сыном», а Oxford Times сообщала также о «веселом колокольном перезвоне», устроенном в честь этого события¹⁰⁹.

В рождении Черчилля все было примечательно – общество, родители, время и конечно же место – единственный замок в Англии, который, не являясь собственностью Церкви и королевской семьи, именовался дворцом. «В наших владениях нет ничего равного ему», – с гордостью признавал король Георг III (1683–1760)¹¹⁰, и у него были на то основания. Бленхейм и по сей день продолжает сохранять свой необычный статус, совмещая в себе одновременно функции официальной резиденции, музея и национального монумента.

Исторические хроники свидетельствуют, что королева Анна (1665–1714), вдохновленная успехами Джона Черчилля в борьбе с французским королем Людовиком XIV (1638–1715), даровала своему подданному древнее королевское поместье Вудсток, графство Оксфордшир. Более тысячи лет назад здесь находились дворы саксонских королей: Этельреда II Неразумного (968–1016) и Альфреда Великого (849–899/901). Впоследствии живописное место облюбовали норманны, а за ними – Плантагенеты. Вудсток хорошо был знаком и Елизавете I (1533–1603), именно в Вудстоке, в сторожке замка, она провела свое заточение, пока ее сестра, Мария I Тюдор (1516–1558), больше известная как Мария Кровавая, повергала страну в ужас религиозных преследований¹¹¹.

К началу XVIII века старый замок, находившийся на территории Вудстока, превратился в руины, и королева Анна выделила значительные средства на строительство нового здания. Отныне история этих мест неразрывно была связана с именем Мальборо. На декоративной доске, помещенной над Восточными воротами, указано: «Этот дом построен для герцога Джона Мальборо и его супруги герцогини Сары архитектором сэром Ванбру в период между 1705 и 1722 годами. Его строительство стало возможно благодаря необычайной щедрости монарха. Королевское поместье Вудсток, а также грант в двести сорок тысяч фунтов стерлингов для постройки дворца были пожалованы Ее Величеством королевой Анной и легализованы решением парламента».

В действительности постройка Бленхейма стала причиной многочисленных недовольств и споров, нисколько не уступающих по своей напряженности перу драматурга. Первые разногласия, появившиеся еще до начала строительства, были связаны с выбором архитектора. Супруга Мальборо леди Сара (1660–1744) предложила кандидатуру сэра Кристофера Рена (1632–1723), великого творца собора Святого Павла. Однако, несмотря на знакомство жены с одним из лучших архитекторов своего времени, герцог Мальборо решил пригласить более близкого ему сэра Джона Ванбру (1664–1726), работавшего в паре со своим ассистентом Николасом Хоксмуром (1661–1736).

Строительство дворца, который было решено назвать в честь первого крупного сражения, выигранного генерал-капитаном Мальборо 13 августа 1704 года при маленькой деревушке в Баварии Гохштедт, коммуна Блиндхайм, было начато летом 1705 года. В связи с тем, что хозяин замка, проводивший в военных кампаниях большую часть своего времени, не мог принимать непосредственного участия в ходе работ, все переговоры с архитектором вела леди Сара. В основном она старалась сдерживать грандиозные идеи Ванбру. В результате и без того натянутые отношения между герцогиней и архитектором закончились крупной ссорой и отстранением Ванбру от участия в проекте. Когда же дворец был открыт в 1725 году, главного зодчего не только не пригласили на торжественную церемонию, но даже запретили входить в окружающий здание парк.

Не менее драматично выглядела и история с финансированием, которое предполагалось полностью осуществить за счет королевской казны. Пожаловав первоначально шестьдесят тысяч фунтов, королева Анна продолжала выделять средства по ходу строительства. Подобная щедрость с ее стороны объяснялась не только военными заслугами Мальборо, но и дружбой, которая сложилась у Анны с его супругой. В первые годы правления королевы Анны Сара занимала должность хранителя королевских драгоценностей. Она не только была близка к монаршей особе, но и обладала огромным влиянием при дворе. И все же со временем отношения между двумя женщинами стали портиться, взаимное уважение все чаще подменяли нелепые ссоры, приведшие в 1711 году к окончательному разрыву. После конфликта финансирование строительства было прекращено, а Мальборо, оказавшиеся в опале, были вынуждены покинуть пределы страны и переехать на континент. Строительные работы были возобновлены только после кончины королевы Анны в 1714 году.

Несмотря на отстранение Ванбру и все финансовые перипетии, дворец, занимающий площадь около семи акров, в конце концов предстал перед публикой как грандиозное творение человеческого духа, удивляя поистине пантагрюэльевским размахом. Чего стоит одна площадка перед парадным входом, где спокойно мог разместиться полк солдат. А на вопрос, сколько комнат во дворце, первый хозяин Бленхейма с беззаботностью отвечал: «Точно не знаю, но недавно я подписал счет на покраску тысячи оконных рам!»¹¹². Для справки: в Бленхеймском дворце триста двадцать помещений – спален, кабинетов, гостиных, больших залов; кроме того имеется своя консерватория, капелла и огромная библиотека, длина которой составляет пятьдесят шесть метров¹¹³.

Некоторым Бленхейм казался громоздким и вычурным. Например, Вольтер (1694–1778) называл барочное творение Ванбру «грудой камней»¹¹⁴. В отличие от великого философа, Уинстон Черчилль любил этот замок, ставший свидетелем его рождения. Упоминая о нем, он писал: «Это итальянский дворец в английском парке. Сочетание столь разных, но в отдельности привлекательных стилей производит потрясающий эффект. Дворец строг в своей симметричности и завершенности, здесь нет насильственно навязанного контраста, нет неожиданной разделяющей линии между первозданностью и свежестью парка, с одной стороны, и помпезностью архитектуры – с другой»¹¹⁵.

Легко представить, какое чарующее воздействие на воображение впечатлительного ребенка оказывала атмосфера всех этих помещений, сохранивших память о выдающемся предке-полководце. На стенах висели огромные картины и гобелены, повествующие о военных успехах Мальборо. «Он предпочел хранить молчание о своих достижениях, – скажет Черчилль о первом герцоге. – Его ответом стал этот великий дворец»¹¹⁶.