Метка - Бродвей Элис - Страница 25

Верити судорожно проглатывает остатки еды. Я рассказала ей о последнем школьном празднике, когда Карл лез ко мне с поцелуями, и подруга прекрасно понимает, какие неприятные чувства вызывает во мне бывший одноклассник. Покачав головой, Верити с шумом выдыхает:

– Вот ведь невезение! И как тебя угораздило? А вдруг он долго не протянет и смоется куда-нибудь?

– Карл настроен серьёзно, – мрачно сообщаю я. – Он очень старательный ученик. Ничего, переживу как-нибудь. – Имбирный пирог очень вкусный, у Себа такие получаются замечательно! Не съесть ли ещё кусочек? А как дела у тебя? Как работа в министерстве? Тебе очень идёт новая форма! Верити затянута в синее льняное платье, талию подчёркивает широкий кожаный пояс, с плеч спускается широкий шарф с гербом правительства. Ну конечно, подруга прекрасно выглядит в новой униформе. Улыбаясь, Верити встаёт и кружится по кухне, показывая новое платье во всей красе.

– Симпатичная форма, да? А твоя немного… очень серая. Мы покатываемся со смеху.

– Мне уже дали настоящее задание – довольно интересное. – Не знаю, что может быть интересного в управлении делами, и мои брови скептически ползут вверх. – Нет, я серьёзно! – Верити широко улыбается. – Честное слово! Я завтра, может, даже увижу мэра Лонгсайта! – Она дурашливо взвизгивает и притворяется, будто падает в обморок. – Он придёт на брифинг.

– Ничего себе! Потрясающе! – Я даже слегка завидую. С таким сообщением моя новость о первом знаке соперничать не сможет.

– Говорят, мэр собирается проводить разные реформы, менять всё решительно и бесповоротно повсюду, не только в нашем городе. Мне ничего конкретного не известно, но в министерстве ощущаются новые веяния. Все взволнованы, ждут чего-то. – Верити неуверенно пожимает плечами, но глаза её сияют. – Я помню… тогда на площади… – В горле вдруг пересохло, и я откашливаюсь, чтобы продолжить: – Мэр не шутит, когда говорит о пустых, ведь правда? Они действительно что-то замышляют? Верити кивает в ответ.

– Да, замышляют. Мы о таком и не подозревали. Честно говоря, мне даже страшновато. Но мы прилагаем большие усилия, чтобы укрепить наши ряды. Я уверена, что мэр Лонгсайт знает что делает. – Верити смущённо улыбается. – Вообще-го моё задание связано с этим делом. – Не удержавшись, я снова вопросительно поднимаю бровь. Подруга наклоняется поближе и продолжает: – Пока меня не назначили в Департамент похорон и взвешивания душ, я составляю полные списки знаков по каждому умершему.

– Как интересно, наверное, Ветти! – скептически ухмыляюсь я в ответ, протягивая руку за вторым куском пирога под испепеляющим взглядом подруги. – Все чернильщики обязаны посылать отчёты обо всех знаках в министерство. Я видела это предписание. Получается, такой список уже существует для каждого из нас.

– Да, в теории… Но чернильщики не всегда следуют предписаниям, как бы повежливее выразиться… – отвечает Верити, многозначительно глядя на меня. Можно сколько угодно недовольно закатывать глаза, но вынуждена признать: аккуратностью записей я похвастаться не могу. – Отчёты чернильщиков всегда оставляли желать лучшего, и предыдущие правительства смотрели на это сквозь пальцы, но теперь всё будет по-другому. Требуется точная информация о каждой метке, о том, кому и когда нанесли определённый знак и каково его значение. – Подобрав со стола крошки пирога, Вериги задумчиво отправляет их в рот. – Наверное, раньше считали, что точные сведения о знаках не гак уж и важны, но мэр Лонгсайт хочет всё изменить. Чтобы реформы удались, всё должно быть записано верно. Информация не должна исчезать бесследно. Мы должны… – Тут лицо Верити становится очень серьёзным, будто она цитирует по памяти какой-то важный документ: – «Вернуться к истокам наших традиций и помнить, что знаки на нашей коже не только способ самовыражения – это возможность остаться в памяти потомков, доказать, что мы того достойны». – Не удержавшись, Верити весело смеётся над этим представлением.

В моей памяти снова вспыхивает образ преступника на площади, звучат слова Лонгсайта о том, что в скором будущем мы увидим гораздо больше публичных нанесений знака. Мэр говорил искренне, убеждённый в своей правоте, и в сковавшем меня ужасе я чувствовала, что мэр всё сделает, как должно.

– Так вот почему мы возвращаемся к публичным наложениям знаков, – понимающе говорю я, стараясь не выдать волнения, заглушить лихорадочный стук сердца.

Я слишком хорошо помню подавленное, растерянное выражение лица осуждённого. И ещё я всё время думаю о папе. Почему он получил знак ворона? За что?

Верити согласно кивает.

– Да, то наложение знака па площади станет первым из многих. Я же говорю: от пус тых исходят настоящие угрозы и в последние годы при слабых лидерах положение только ухудшилось. Мы окружены предателями. Мэру предстоит искоренить инакомыслие. И в первую очередь он намерен публично наказать тех, кто поддерживает пустых. В правительстве расследуют случаи потенциальных мятежников. Есть информация о группах бунтовщиков, которые поддерживают пустых, хотят, чтобы пустым разрешили свободно жить среди нас. Мэр Лонгсайт прекратит этот ужас. Если я правильно понимаю планы мэра, знаком Забвения отметят ещё многих.

Знак Забвения больше не просто старинная традиция – это новая реальность.

Глаза Верити сияют от возбуждения, а у меня внутри словно разрастается пустота.

Предатели. Знак Забвения. Расследования потенциальных мятежников.

Что, если папину книгу забрали по этому же делу?

– Но кто станет помогать пустым? Они принесли всем столько горя! Неужели папа был как-то связан с бунтовщиками? Нет, не может быть! Джоэл Флинт, идеальный семьянин, любящий отец, прекрасный муж, столп общества – этого просто не может быть! Мне вдруг нестерпимо хочется всё рассказать Верити. Всё – и не только о папином знаке, но и о том, что его книгу конфисковали, как Оскар отвёл меня в кафе, а от мамы ничего не добиться. – Понимаешь… – начинаю было я, но при виде Джулии замолкаю.

– Не спится… – вздыхает она и усаживается с нами за стол. Рядом с Верити Джулия выглядит такой хрупкой! Когда-то Джулия казалась мне очень-очень взрослой, самой взрослой из тех, кого я знала, кроме мамы, конечно. Джулия задумчиво отрезает себе кусок пирога. Похоже, разговор по душам с Верити откладывается. Пора бежать: скоро вернётся мама. Нас с ней ждёт курица в духовке и тягостное молчание за ужином.

– Ты уже уходишь? – спрашивает Верити, глядя, как я выбираюсь из-за стола. – Извини, мы совсем не поговорили о тебе, всё моя глупая болтовня. Давай встретимся в выходные, ладно? Я согласно киваю и обнимаю Верити:

– Конечно, Ветти, увидимся в выходные. Передавай привет Себу.

Подруга как-то странно смотрит на меня, но я улыбаюсь и весело машу на прощание в попытке развеять её подозрения. На улице от улыбки не остаётся и следа. Глубоко запустив руки в карманы, я нащупываю в одном из них листочки, подобранные в день последнего экзамена. Сколько всего произошло с тех пор! Верити совсем не изменилась, всё такая же счастливая и уверенная в себе и в жизни, чего обо мне не скажешь. Сжав кулаки, чувствую в другом кармане что-то ещё, что-то твёрдое и мягкое одновременно.

Останавливаюсь под уличным фонарём, чтобы рассмотреть неожиданную находку.

На ладони мерцает чёрное перо. Знак пустых.

Мгновение спустя ветер уносит перо вдаль. Я оглядываюсь, ожидая увидеть за спиной пустого, и со всех ног лечу домой, словно мне шесть лет и пустые пришли за моей душой.

Глава двадцатая

Мама уже дома, пьёт чай и с безмятежным видом перелистывает книгу одного из пращуров.

На кухне тепло, уютно и вкусно пахнет. У мамы такой умиротворённый вид, что я теряюсь. Что происходит в её душе? Ничего? Или там бушует ураган?

Пытаясь отдышаться, вешаю пальто и шаль у двери. Какая-то часть меня очень хочет сделать вид, что всё в порядке, и рассказать маме о том, что произошло в студии. Было бы здорово поделиться радостью с кем-то, кто меня поймёт.