Куриный бульон для души. 101 история о счастье - Хансен Марк Виктор - Страница 15

Это чувство надолго остается в памяти тех, кто сюда приезжает. Не потому, что оно учит чему-то новому. Но потому, что оно учит давно забытому старому: если хочешь изменить мир, нужно с чего-то начать.

Тимоти Мартин

Я сидел за рабочим столом. С одной стороны лежали мои нетронутые учебники по экономике. С другой высилась стопка карточек для запоминания китайских слов. Я учился на втором курсе колледжа, и мне нужно было за неделю освоить материал целого семестра – результат нескольких месяцев прогулов, вечеринок и безделья. Я страдал. Я нервничал, мне казалось, что я в ловушке. Мне хотелось вскочить и начать расхаживать по комнате. Я хотел оказаться в другом месте. Но я сам выбрал такую жизнь.

Каким-то чудом я смог сдать эти экзамены.

На зимние каникулы я приехал домой. Мы с другом пошли выпить и засиделись допоздна. Еле-еле пережитый семестр не отпускал, и мне хотелось ввязаться в драку. Поэтому, когда за окном бара показалось окровавленное лицо другого моего приятеля, я немедленно помчался на выручку. Тогда-то на меня и набросились двое неизвестных. Первый ударил меня по лицу. Потом, когда я упал на землю, второй пнул меня ногой по голове.

Тем же вечером я очнулся в больнице и узнал, что КТ показала не сотрясение мозга. У меня обнаружилось кое-что похуже: опухоль.

Мне еще никогда не было так страшно.

Я сразу подумал, что умру. Сколько я проживу? Полгода? Год? Мне будет больно? Когда я разучусь говорить? А думать?

Назавтра мы с родителями побеседовали с неврологами. Они объяснили, что опухоль расположена в центре мозга и ее нельзя удалить. Мне сделали опасную биопсию, иначе нельзя было узнать, рак ли это. У меня не было симптомов – возможно, опухоль была там всю жизнь, а может, выросла месяц назад. Когда я очнулся от наркоза, родители были рядом. Их глаза блестели, на лицах – широкие улыбки. Опухоль оказалась неопасной.

Я вернулся в колледж и взялся за ум. Открыл и проштудировал учебники, заучил слова на карточках. Но учиться мне не нравилось, я не хотел становиться бизнесменом. Каждые три месяца мне делали МРТ – проверяли, не растет ли опухоль. Около года все было в норме. Но одним ужасным утром мне позвонила мама. Я услышал, что она плачет: пришли результаты сканов, опухоль активизировалась.

Я снова почувствовал опустошение, как в ту ночь в больнице. У меня во второй раз пытались отнять жизнь.

В свой двадцать первый день рождения я бросил учебу и отправился на лучевую терапию.

Было странно облучать опухоль, которая никак себя не проявляла. Семья и друзья часто говорили мне, что это несправедливо – столкнуться с такой ужасной болезнью в юности. У меня было бесконечно много свободного времени, и я часто думал об этом, и именно с такой точки зрения. Я лежал на холодных столах и смотрел, как вокруг моей головы кружатся аппараты. Иногда я не мог встать с кровати от усталости. Иногда стероиды начинали работать, и я чувствовал прилив сил.

Жизнь встала на паузу, и я много раздумывал о таких высоких материях, как счастье, предназначение и страсть. Однажды я вспомнил ту неделю зубрежки перед экзаменом. Казалось, это было давным-давно. Почему я тогда считал себя таким несчастным? И это мое желание вскочить и начать расхаживать по комнате… Это была моя детская привычка.

Мне было пять лет, когда я обнаружил детскую книгу писателя Ллойда Александра. Моего папу зовут Ллойд, а меня – Александр. Пятилетний, я подумал, что это знак. И я твердо решил стать писателем. Обычно я рьяно исписывал первую страницу тетради, продолжал на второй и иногда даже доходил да третьей, прежде чем забросить это занятие. Как правило, я не дописывал заключительное предложение – на месте последней буквы оставался росчерк, будто меня утащило какое-то чудище.

Но мне все равно это нравилось. Я вскакивал из-за стола и начинал расхаживать по комнате. Я говорил за своих персонажей. Мне было легко погрузиться в фантазию, и я постоянно играл сам с собой.

Дети часто играют с друзьями в могучих рейнджеров или принцесс, но я предпочитал играть один. Каждый день я строил новые миры со своими правилами и жителями. Иногда меня так захватывала история моих персонажей, что я доводил ее до конца и начинал проигрывать заново. Повторяя, я придумывал мелкие детали и альтернативные концовки. Я так любил эту игру, что бросил ее только в восемнадцать лет, когда поступил в колледж.

Я мечтал сочинять, но мне было стыдно за мои детские игры, поэтому я отказался от своего увлечения. А тогда, на втором курсе, мне хотелось вскочить из-за стола и поиграть. Но я не позволил себе этого сделать. Я решил пойти по стопам родителей, заняться финансами, «повзрослеть». Но это тоже было моей… фантазией.

Когда я заболел, я снова начал играть. Навыки, полученные в колледже, наконец-то пригодились. Я конспектировал истории, исписывал страницы, чертил временные линейки и черкал наброски. Я поглощал книги по теме в один присест. Меня давно ничто так не захватывало. И я быстро понял почему. Я нашел то, что дарило мне радость. Мои силы тогда уже почти иссякли, но мои фантазии делали меня по-настоящему счастливым.

Раньше я отворачивался от своей страсти. Я боялся быть отвергнутым, потерпеть неудачу, проявить слабость, и потому сопротивлялся собственному таланту. Но я рано познал, что жизнь очень хрупка. Мне было, конечно, непросто. Я вернулся в колледж и за три семестра прошел четырехлетний курс писательского мастерства. Я не мог жить без чтения, сочинительства и редактуры. Мне все еще страшно, но я знаю, что без риска нельзя добиться успеха.

Мне во многом повезло. Особенно со здоровьем – после облучения опухоль перешла в стадию ремиссии и, возможно, не будет расти. Больше всего я ценю то, что смог заново обдумать свою жизнь. Опухоль мозга заставила меня уяснить, что фантазии – это не просто детская причуда. Я понял, что добиться успеха – значит, заниматься тем, что любишь. Жизнь слишком коротка и хрупка, чтобы делать что-то еще.

Поэтому я сочиняю истории и надеюсь, что кто-то полюбит их так же, как я сам.

Александр Брокау

Вот уже двадцать три года она разбивала мне сердце.

– Кейтлин, – вздохнула мама в трубку.

Она замолчала. Я ждала. Потом она сказала:

– Поезд уходит.

Я посмотрела вниз, на подол моего любимого костюма – черная юбка и ярко-синяя блузка с толстыми черными пуговицами. Я была на грани, но старалась не разрыдаться, не выкрикнуть что-нибудь обидное. Было обеденное время, но по офису бродило непривычно много народу. А мой стол стоит по центру. Что подумают люди?

Мама ворчала, что мне нельзя идти в педагогическую магистратуру и что она отказывается меня поддерживать, а я думала: она имеет надо мной невероятную власть даже на расстоянии в 750 миль. Тогда меня осенило. Этого момента я ждала семь лет.

Я поняла, что не могу больше слушать чужого мнения, даже маминого. Я хотела поступить так, как мне нужно, пусть даже родители против. Мне нужна педагогическая магистратура. Я это знала и хотела следовать своему чутью.

– Мама, мне пора. Мне надо работать.

Сохраняя самообладание, я очень аккуратно повесила трубку.

Мама не перестала твердить, что я совершаю ошибку, и не перестала действовать мне на нервы. Но это был первый раз, когда я сказала: «Хватит!»