Удавка для опера - Колычев Владимир Григорьевич - Страница 19
- Предыдущая
- 19/72
- Следующая
– Почему?
– Ты вступилась за Романа Лозового. Если бы не ты, я бы передал его в руки закона, его бы осудили за изнасилование... Ведь уже установлено, что он на самом деле изнасиловал мою жену. Не в тот день, когда вы ездили в Лесокаменск, в другой...
– Этого не может быть! – ужаснулась Рита. – Может... Роман Лозовой очень нехороший человек. Насильник, убийца... Его вина полностью доказана... Это он убил твоего брата.
– Нехороший человек, – автоматически повторила Рита. – Я бы очень хотела встретиться с ним, поговорить. Хочу спросить, как он мог докатиться до такой жизни.
– Я не думаю, что тебе это нужно. Не важно, что толкнуло Лозового на преступление. Важно, что он его совершил. И нет ему прощения.
– И все же я хотела бы встретиться с ним... Матвей Данилович, пожалуйста, сделайте так, чтобы меня к нему пропустили. Вы же все можете.
– Для тебя, Маргарита, я могу сделать все. Твое желание для меня закон... Завтра у тебя трудный день. Давай я устрою встречу с твоим бывшим другом послезавтра.
Рита не возражала.
– Будьте добры!
Она как будто соглашалась с тем, что Рома ее бывший друг.
– Ну вот и договорились...
* * *
Рома гордо отказался от предложенной сигареты.
Точно так же и он подыгрывал задержанным, угощал их сигаретами. Сейчас на месте арестанта он сам. Двое суток прошло с момента его задержания, и только сегодня о нем вспомнили. Вызвали на допрос.
Напротив него за столом сидел местный прокурор. Банякин Федор Авдеевич. Неказистой внешности мужичок с серым лицом и желтыми зубами, до самых корней пропитанными никотином.
Прокурор не стал насильно совать ему сигарету в зубы. Он положил ее на стол, рядом с ней зажигалку. Будто знал, что Рома скоро вспомнит о ней.
– Ну так, наконец, я могу узнать, в чем меня обвиняют?
За двое суток его никто ни разу не побеспокоил. Только три раза в день давали вонючую баланду. И передачами с воли не баловали. О встрече с родными и думать было нечего. Все это время он намертво был изолирован от внешнего мира.
Неволя – это страшно. Но куда страшней не знать, за что тебя упекли в кутузку. А ведь он уже давно должен был об этом узнать.
– В какие-то игры тут за моей спиной играете. Двое суток держите. Но ни санкции на арест, ни постановления о привлечении... Беспредел сплошной!
Его возмущение справедливое. И, судя по всему, прокурор был согласен с ним. Только солидарности не проявлял.
Он открыл свою папку, достал бумаги.
– Вот и санкция, и постановление о привлечении в качестве обвиняемого...
От волнения Рома сглотнул слюну.
– Лозовой Роман Георгиевич? – официально посмотрел на него Банякин.
– Нет! Я Пушкин Александр Сергеевич... Не тяните резину! Моя личность вам известна... В чем меня обвиняют?
Прокурор молча протянул ему постановление о привлечении.
– Ознакомьтесь сами. Вы оперуполномоченный уголовного розыска, с юридическим образованием. Уверен, мне не нужно объяснять вам сущность обвинения. Сами все поймете. Да вы и без того все знаете...
Рома взял бумаги, пробежал по ним глазами опытного юриста. И лоб его покрылся испариной.
Его обвиняли в убийстве Голикова Павла Семеновича... Пашка Голиков, его лучший друг... Время убийства – час, когда они расстались в помещении под магазин. Орудие преступления – остро заточенный металлический прут. Удары нанесены в область печени и под левую ключицу в область сердца. Оба ранения не совместимы с жизнью... Дальше все поплыло перед глазами.
– Я не убивал! – от волнения стало трудно дышать.
Рома расстегнул верхнюю пуговицу на рубашке. И лихорадочно схватил сигарету со стола. Все-таки пригодилась. И зажигалку взял. Чиркнул, закурил. Только глубокая затяжка облегчения не принесла.
Прокурор забрал у него бумагу.
– Итак, вы ознакомились с постановлением, разобрались с сущностью обвинения. Распишитесь вот здесь...
– Не буду, – тупо посмотрел на него Рома. – Не буду, и все... Я никого не убивал...
– Не будете, не надо...
Прокурор взял ручку, стал что-то писать. Рома тем временем собирался с мыслями.
Пашки больше нет. Его убили. И не Рома это сделал. Он всего лишь ударил его. Пусть в лицо, и сильно. Но никак не остро заточенным прутом в печень и сердце... Остро заточенный прут... Уж не тот ли это?..
– Так, от подписи вы отказались. Теперь я должен разъяснить вам ваши права.
– К черту права! – Рому залихорадило. – Я хорошо знаю свои права.
– Тогда распишитесь вот здесь.
– Я не буду расписываться.
Он должен расписаться на постановлении в том, что ему разъяснили его права. Но он сейчас в сильнейшем волнении. Как бы ему не подсунули на подпись другую бумагу.
– Не будете, не надо... Зря вы ломаете комедию, Лозовой, – с вялым осуждением посмотрел на него Банякин. – Ваша вина полностью доказана. Вы можете отрицать что угодно. Только ничего вам не поможет. Любой суд припаяет вам приличный срок за убийство.
– Я никого не убивал.
– Орудие преступления – металлический прут. Он найден в теле убитого. И на этом пруте ваши отпечатки пальцев.
– Чушь!
– Не знаю, не знаю... Это прямая улика. Но есть и косвенные улики. Да еще какие... Есть показания свидетелей, которые утверждают, что вместе с Голиковым Павлом Семеновичем вы ходили осматривать его новый магазин.
– Странно, – горько усмехнулся Рома.
– Что странно?
– Вы осмотрели труп, провели дознание, допросили свидетелей, у вас имеются результаты экспертизы... А вот допросить меня вы удосужились только сейчас, по прошествии почти трех суток с момента убийства... Почему так?
– На это у нас были свои субъективные причины, – уклончиво ответил прокурор.
– Гражданин Нырков – вот ваша субъективная причина! – взорвался Рома. – Вы все под ним, как стая гончих под сапогом старого ловчего... Вы видите, я не прошу у вас адвоката. Если он будет, то только купленный, полностью подконтрольный вам и Ныркову. И телефон я у вас не прошу, чтобы позвонить хотя бы родственникам. Мне нужно срочно связаться с Москвой. Но вы не дадите мне этой возможности. Потому что знаете, что я никого не убивал. И когда из столицы прибудет компетентная комиссия, вас всех тут пустят на колбасу!..
– В мои обязанности не входит выслушивать оскорбления подследственных, – спокойно произнес прокурор.
Угрозы Романа не произвели на него никакого впечатления.
– Завтра мы выедем на место преступления. Для проведения следственного эксперимента. Это всего лишь формальность...
– Ну да, конечно, формальность, – горько усмехнулся Рома. – Не более того... Ведь вам хорошо известно, что убийца был примерно моего роста. И сила его удара соответствует моей.
– Вот видите, вы косвенно подтверждаете свою вину.
– Ничего я не подтверждаю.
– Я же говорю вам, следствие не нуждается в вашем чистосердечном признании. Все факты налицо.
– Отпечатки моих пальцев на стальном пруте...
– На стальном? – ехидно посмотрел на него Банякин. – А откуда вы знаете, что прут именно стальной?
Рома с досадой понял, что сам подцепил себя на крючок.
– В постановлении написано, прут металлический...
– Но ведь он мог быть чугунным или алюминиевым.
– Да? Но я почему-то подумал, что он стальной.
– А хотите, я скажу, откуда вам известна такая подробность? – прокурор смотрел на него, как ястреб с высоты на неосторожного цыпленка.
– Хотелось бы узнать.
– Этим прутом вы пользовались не впервые.
– Да ну?..
Рома усмехнулся. Только ирония не очень сейчас была уместна. Он понял, что попал в сверхнеприятную историю. Он знал, откуда в деле взялся прут. Это тот самый штырь, которым была убита неизвестная ему женщина. Этот прут ему сунули в руку в пыточном каземате. Оставили на нем его отпечатки пальцев. А потом этим же прутом убили Пашу.
– Экспертизой установлено, что на острие прута кровь не только Голикова. Этим прутом убили или ранили другого человека. И напрашивается вопрос – кто это сделал?
- Предыдущая
- 19/72
- Следующая
