Пилсудский
(Легенды и факты) - Наленч Дарья - Страница 8

Пилсудский же не мог обольщать себя надеждой в отношении суровости ожидающего его приговора. Поэтому он решил любой ценой бежать из тюрьмы. Выбраться из X Павильона варшавской Цитадели, куда его перевезли из Лодзи, было нелегкой задачей. Посоветовавшись с друзьями, он решил симулировать болезнь, причем такую, которую можно лечить только в больнице, что увеличивало шансы успешного побега. Пилсудский начал изображать сумасшедшего: вел себя в соответствии с рекомендациями видного психиатра доктора Рефала Радзивилловича, брата Октавии Жеромской. Главными симптомами болезни были идиосинкразия (отвращение) к жандармскому мундиру и неприятие ничего из рук тюремного персонала, что свелось к голодовке. Обеспокоенные ухудшающимся состоянием здоровья заключенного, власти дали согласие, чтобы его обследовал директор варшавской больницы для душевнобольных Иван Шабашников. Этот видный специалист понял, что имеет дело с симуляцией, но, восхищаясь решимостью, с которой заключенный боролся за свое дело, дал официальное заключение с рекомендацией пройти специальный курс лечения в больнице.

В декабре 1900 года тюремные власти сочли, что нет иного выхода, и отправили больного в больницу для умалишенных в Петербурге.

Это было гражданское, а не тюремное учреждение, но из-за особого характера его пациентов довольно бдительно охраняемое. Палаты закрывались на ключ, а сторож у ворот следил, чтобы больные не покидали здания больницы, учитывая опасность, которую они представляли для окружающих. Боровшийся за свободу политический заключенный должен был преодолеть все эти преграды. Пилсудскому помог решить эту отнюдь не простую задачу врач, состоящий в ППС. Во время одного из его ночных дежурств оба, никем не замеченные, ушли через черный ход и беспрепятственно добрались до конспиративной квартиры, где их ждали.

Целый месяц пробирался Пилсудский по России и в июне 1901 года вместе с Марией, которая присоединилась к нему, добрался до Замостья (Замосць). Там его ждал надежный человек, инспектор лесов родового имения Замойских, который без каких-либо неожиданностей по лесному бездорожью провел их нелегально через границу в Галицию. Здесь они могли чувствовать себя относительно безопасно. А спокойствие Пилсудскому было крайне необходимо. Его здоровье и нервы находились в критическом состоянии. Симуляция помешательства окончательно подорвала его силы, не говоря уже о том, что ему пришлось провести пять месяцев в общих палатах петербургской больницы вместе с настоящими сумасшедшими, что во всяком случае не доставляло приятных впечатлений. Окруженный доброжелательными друзьями, он постепенно обретал силы, хотя иногда непроизвольно вел себя так, как будто бы чувствовал на себе чужие подозрительные взгляды. «Зюк, — записал один из знакомых, — не раз после продолжительной беседы выбивался из сил. Глаза проваливались, лицо вытягивалось, и вдруг поникший уходил, пошатываясь».

Осенью 1901 года здоровье Пилсудского поправилось настолько, что он принял решение вернуться к партийной работе. Однако он не был до конца убежден, какой ее участок взять. Больше всего он был нужен на территории, аннексированной царской Россией, но там ему как раз и грозила наибольшая опасность. Ведь его прекрасно знала полиция. Его преследовали разосланные по всей империи объявления о розыске после бегства из больницы. Понимая огромный риск, друзья уговаривали его поселиться в Лондоне и возглавить редакцию одного из эмигрантских социалистических журналов.

Туда и отправился в ноябре 1901 года Пилсудский в сопровождении жены. Однако он не собирался пробыть долго в эмиграции. Свой отъезд в Англию он рассматривал скорее как передышку перед новым погружением в нелегальную деятельность на родине. Определенную роль сыграли также соображения безопасности. Неизвестно было, не потребуют ли русские от австрийцев выдать беглеца и как в такой ситуации поведут себя компетентные органы придунайской монархии. На берегах же Темзы право на политическое убежище представляло собой крепость, несокрушимую даже для наиболее ловких петербургских дипломатов.

В Лондоне Пилсудский погрузился в водоворот партийных дел. Быстро сориентировался, что во время его заключения ситуация в ППС заметно ухудшилась. В результате пробуждения политической активности интеллигенции и рабочего класса партия потеряла фактическую монополию на конспиративную деятельность, которую имела раньше. Да и в ее лоне произошли неблагоприятные, с точки зрения бывшего редактора «Роботника», перемены. Все большее влияние начали приобретать деятели, отдававшие предпочтение социальным, а не национальным целям. Частично это явилось результатом арестов, которым подверглись еще несколько лиц из старого руководства. Но не только. Начался процесс кристаллизации взглядов, который резко ускорила революция 1905 года, что должно было привести в конечном счете к расколу в партии.

В 1902 году эта опасность вырисовывалась еще не так отчетливо, но Пилсудский уже в то время не пренебрегал ею, решив бороться за предоставление ему всей полноты власти. Эту баталию можно было выиграть только на родине, куда он и выехал весной 1902 года. 10 апреля он покинул Лондон, 16-го был уже в Кракове, а 21-го с подложным паспортом пересек границу Королевства Польского.

Пилсудский возвращался в ореоле героя, озаренного славой дерзкого побега из рук полиции. Это облегчило ему его деятельность, но предрешить успех не могло. Он быстро понял, что «умиротворить» оппозицию могут только уступки. Уже тогда он был прежде всего прагматиком. Хорошо чувствуя ситуацию, он выдвинул тезис о необходимости эластичности в идеологических и политических делах. Много говорил и писал о толерантности, о необходимости не обострять конфликты и избегать напряженностей. Одновременно прилагал усилия, чтобы укрепить свою легенду. Не случайно именно в это время появились нашумевшая статья «Как я стал социалистом» и автобиографическая «Нелегальная литература» о непростой истории нелегальных партийных издательств.

В результате Пилсудский восстановил прежние позиции в партии, снова стал во главе ее. Отдавая себе отчет в угрожающем ее рядам глубоком расколе, он не навязывал категорически своей воли. Это давалось ему легко, поскольку идеологические вопросы никогда особенно не интересовали его. Как и до ареста, он посвятил себя ежедневным партийным занятиям: редактированию и изданию нелегальной литературы, добыванию материальных средств, установлению новых и восстановлению рвущихся контактов. «Остаюсь на родине подольше, — писал он спустя несколько месяцев Болеславу Антони Енджеевскому[32], — и выполняю различные функции такой «служанки на все руки» и для поддержания порядка, и для затыкания дыр и т. д.».

Монотонность партийных занятий, если вообще можно употребить такое выражение, чтобы передать ситуацию, в которой действовала нелегальная ППС, нарушило в феврале 1904 года начало русско-японской войны. Хотя неизвестно было, кто и когда одержит в ней победу, само вовлечение империи в военную авантюру открывало перед конспираторами из ППС новые возможности. Особенно перед Пилсудским, постоянно размышляющим о вооруженном выступлении против захватчиков и угнетателей Польши. По его инициативе состоялись тайные контакты между эмиссарами партии и японскими дипломатами в Лондоне, Вене и Париже. Императорские чиновники с недоверием, но интересом выслушали предложения революционеров о японо-польском взаимодействии. Соглашение не было достигнуто, но Пилсудского пригласили в Токио для продолжения переговоров. Он добрался туда через Лондон, Нью-Йорк, Сан-Франциско в июле 1904 года. В привезенной им памятной записке и детальном проекте соглашения о сотрудничестве он предложил, чтобы хозяева финансировали антирусские повстанческие акции ППС, снабжали ее оружием, сформировали из военнопленных польского происхождения легион для борьбы на дальневосточном фронте. Взамен обещал мешать проведению мобилизации в Королевстве Польском, осуществлять разведку и саботаж и — при благоприятных условиях — поднять восстание вместе с другими угнетенными народами Российской империи.