Цветок моей души (СИ) - Мендельштам Аделаида - Страница 21

- Фуууу, ну ты напугала, госпожа. Это же просто Лианг, а не гости!

- Подай-ка чаю, несносная! – Гиде слегка покраснела, было стыдно за поведение Лалы. Девочка с громким вздохом загремела чашками за ширмой.

- Без неё было бы невыносимо скучно, - с извиняющей улыбкой сказала Гиде, – хотя я разбаловала безмерно.

- Смешная девчушка, - Лианг топтался у порога, стесняясь своих портянок. Кто же знал, что ему сегодня придется снимать сапоги. Портянки были обычные солдатские – серые и застиранные. Грубые и неуместные в этом царстве неги и изящества.

- Проходите, пожалуйста. Присядьте, сейчас Лала вам приготовит горячий чай, это так утомительно и совершенно излишне охранять меня.

- Вовсе нет. Не будь вас, я бы грязь месил на полосе препятствий. Сейчас я хотя бы сухой.

Лианг вспомнил свой последний забег по полосе под злобные крики Шена и поёжился. Рыжему наомийцу было мало попытаться утопить весь отряд в грязи, он заставил взбираться с разбегу на стену в два роста. Тех, кому не получилось, он заставил бегать по жиже из грязи и снега до самого вечера.

- Скажите, как так получилось, что вы учились в монастыре, а оказались здесь? – девушка скинула меховую накидку, поправила волосы у зеркала и сделала что-то ещё, отчего так преобразилась, что у него дух захватило. Сейчас перед Лиангом стояла элегантная, уверенная в себе молодая женщина. Просто поразительно как сильно менялась она в течении дня: то сама нежность и беспомощность, то шаловливая, смешливая девочка, то как застынет надолго с горьким и обреченным выражением. И в такой момент кажется, что ни кровиночки в лице не осталось, все вымыло грустью.

- Выгнали. Я, наверное, самый неподходящий для обучения человек в мире. Монахи и палкой в меня вбивали науку, и голодом морили и запугивали. Даже не знаю, кто из нас раньше отчаялся: то ли они – пытаясь из меня сделать грамотного, то ли я – боясь не дожить до окончания учебы. Но, то что они вбили – теперь не выбьешь. Я эту поэму даже во сне могу рассказать.

- Вы могли бы стать чиновником, получать хорошее жалованье, - Гиде приняла у Лалы чайник и чашки. Обдала кипятком чашку, налила первый чай, слила, ещё раз налила из чайника и подала Лиангу. В чашке медленно распускался цветок жасмина, дорогой чай, целая монета за крохотный мешочек.

- Да, мог бы. И я прилагал все усилия, но тушь и бумага - это совсем не моё, – аромат чая ласкал нёбо. Лианг вдохнул ноздрями пар над чашкой, испускавший тонкий аромат жасмина, божественно. – Я больше люблю махать палкой, драться и кутить. Простите.

Взгляд Лианга упал на фигурку Кали Черной, стоявший в углу на алтаре. Из разинутого рта на синем лице ковровой дорожкой вывалился язык. Насмешливые глаза неотрывно следили за Лиангом, змеиные головы, спадавшие с головы вместо волос, ощерились. У Лианга захолодела спина, словно ледяной сквозняк пробежал под рубашкой, но откуда? Странно, что мягкая и нежная Гиде молится богине смерти.

- Не стоит просить прощения за то, какой вы. Вы – это вы. Из сосны не вырастет яблоня, как ее не удобряй.

- Госпожа наложница так мудра. Спасибо за чай, пожалуй, мне пора. А то господин Чонган ноги мне переломает, если увидит, как я здесь чай распиваю.

- Глупости, господин Чонган – один из самых добрых людей.

- Как скажете, госпожа Гиде. До свидания!

Если начальник стражи добрый, то сам Лианг – внебрачный сын короля Богуса, покинувший этот мир пятьдесят циклов назад.

- До свидания!

Пока Лианг стоял у двери в доме звучала свирель. Тоскливая мелодия обволакивала Лианга, пробуждая в нем позабытые чувства и воспоминания. Настоятель храма грустно качал головой, а маленький Лианг, стоял перед ним на коленях, кровь из разбитого носа капала на каменные плиты храма. «Вся община ежегодно собирает деньги, чтобы ты учился, Лианг. Чтобы ты стал чиновником и стал опорой своего рода, своей семьи. Подумай о своей матушке и сестрах, Лианг. Что с ними будет?»

Гиде закончила играть на своей свирели. Перед глазами встал образ Лианга: вот он мнется у порога, вот он отхлебывает из чашки и закрывает глаза на мгновение в наслаждении, вот он декламирует поэму, а глаза смотрят куда-то вдаль.

- Этот стражник ничего, вовсе и не мужлан как я думала, - Гиде расставила фигурки на шахматной доске.

- О нет, снова шахматы? Я слишком тупа, чтобы понять эту игру. Госпожа, прошу тебя, не надо, - Лала скорчила рожицу, хозяйка безуспешно пыталась обучить ее этой новомодной игре.

- Лала, это вовсе не сложно. Вот посмотри…

- Давай позовем Лианга, он за дверью стоит? Ему тоже скучно, наверное. Пусть поиграет за меня, - взмолилась девочка.

- Ну что ты, глупышка. Ему нельзя заходить в мои покои. И чай надо было вынести, а не позволять ему пить в доме.

Гиде вздохнула, в этом замке так много людей и так мало тех, с кем можно поговорить. Просто поболтать, сыграть пару партий. Скучно.

- Как жаль, я надеялась он истории свои расскажет, как рассказывал своим товарищам на посту. Лучше любого сказителя.

- Это когда ты успела послушать? Слушай, Лала, я запрещаю тебе ходить на стену без меня, это может быть опасно, - вскинулась Гиде. Лала виновато опустила глаза.

- Я только вечером, меня в темноте и не видно вовсе. Знаю-знаю, собаки и все такое…я осторожно, честно. Это так интересно, кто что говорит, когда думает, что никто не слышит.

- И что говорит Лианг?

- Он смешной, рассказывает всякие истории неприличные. Однажды он понравился одной благородной даме, и та пригласила его к себе ночью, пока муж в отъезде. Но муж внезапно вернулся и ему пришлось бежать сквозь весь город голышом. Мы так смеялись. А ещё…

- Хватит, - Гиде прилегла на кушетку, Лала подбежала и пристроилась к ней сбоку. – Тебе не стоит слушать такие истории.

- Я хочу выйти замуж за Лианга, когда стану большой, - прошептала она.

- Что? Он уже будет стариком в этому времени, - рассмеялась Гиде, обнимая девочку со спины. Её руки машинально огладили журавля, выбитого на запястье – знак, что девочка принадлежит роду Белых Журавлей.

- Ну и пусть, я, кажется, влюблена в него. А любовь - это навсегда. Ну что ты смеешься?

- Глупая, я тебя выдам замуж за благородного, зачем нам простой солдат? У тебя будет свой дом, слуги…

- Я хочу замуж только за Лианга, от его поцелуев кружится голова и уплывает земля под ногам, – девочка вырвалась из кольца рук, села и мечтательно закатила глаза. – Разве может с этим что-нибудь сравнится?

- Откуда ты знаешь? Ну, про то, что голова кружится?

- Он сам сказал. Так и сказал, что каждая спавшая с ним женщина признается ему в этом, – Лала нахмурилась, хозяйка врать не станет, но так не хотелось прощаться с придуманной влюбленностью.

- Он просто хвастается, Лала. А ты веришь. Такого не бывает. Голова не кружится, и земля не уплывает. Ни у кого и никогда. Это поэты придумали, чтобы интереснее было.

- Почему же тогда у него так много женщин? – Лала подбоченилась. Шпилька со звоном вылетела из тугой прически, которую они пытались соорудить каждое утро. С непослушными волосами Лалы прическа жила только до полудня.

- Он красивый, обаятельный, умеет ладить с людьми. Этого хватает, чтобы влюбиться.

«У него красивые руки. Длинные пальцы, не узкая и не широкая ладонь. Самой правильной формы, чтобы не казаться ни женоподобным, ни громилой», - подумала Гиде про себя.

- Ещё он быстрый, спас тебя. И добрый.

- Любит поэзию, ценит живопись, разбирается в чае, - насмешливо продолжила список Гиде.

- А как, наверное, целуется…

- Лала, прекрати, - Гиде пощекотала хихикавшую девочку. Насмеявшись, они принялись за свои обычные дела, но слова девочки не выходили у девушки из головы.

Поневоле, девушка стала украдкой рассматривать статную фигуру стражника, задерживала взгляд на его губах, пытаясь представить их вкус, представляла, как его руки стискивают ее в объятиях. Будет ли он так же нетерпелив как князь? Каково это быть в постели с кем-то другим кроме Фэнсина?