Обсидиановый храм (ЛП) - Чайлд Линкольн - Страница 42

«Де’Хесус прав», — думал капитан. — «Надо занять более выигрышную позицию сверху».

Он кивнул Смиту, и они медленно двинулись вперед, перемещаясь как можно тише. Там, где начинались стекла рулевой рубки, Филипов остановился и прислушался. Кругом стояла мертвая тишина. Без сомнения федерал находился со стороны левого борта. Возможно, он укрылся за привязанным «Зодиаком». Что ж, он один против троих. Так или иначе, ему не хватит патронов. У них же много запасных обойм.

Подкравшись к углу, Филипов подал знак Смиту продвигаться дальше. Куда делся де’Хесус? Странно, что так тихо. Должен же быть хоть какой-то звук.

И тогда все случилось: внезапный грохот стрельбы. Две группы выстрелов. Затем пауза — и снова выстрелы. «Де’Хесус, это должен быть он». Филипов слышал, как пули ударяют в «Зодиак», и слышал хлопки воздуха, когда они насквозь прошили его понтоны. «Зодиак» для пули .45 калибра был подобен куску сливочного масла, через который проходит горячий нож. Если агент укрылся за «Зодиаком», он, считай, остался без прикрытия, и де’Хесус изрешетит его. По крайней мере, Филипов очень на это надеялся.

Новая череда выстрелов. Де’Хесус использовал третью обойму.

Затем вновь опустилась тишина. Филипов продвинулся вперед. Федерал должно быть уже мертв, иначе и быть не могло.

Как только он достиг дальнего угла рубки, то присел на корточки, замерев в нерешительности. В этот момент он услышал одинокий выстрел, за которым последовал крик и всплеск.

И снова — тишина.

Филипову показалось, что температура вокруг резко упала, потому что голос, издавший крик, был слишком похож на де’Хесуса. Один-единственный выстрел?

Он вдруг почувствовал толчок сзади и обернулся к Смиту. Тот подал знак, что пора разворачиваться, и они вместе отступили к противоположной стороне рулевой рубки, где, тяжело дыша, присели. Филипов понял, что никогда прежде в жизни не был так напуган. Смит тоже выглядел объятый ужасом.

— Что, черт побери, нам делать? — прошептал дрожащим голосом Смит.

Разум Филипова работал на пределе возможного. Они должны были что-то предпринять — и немедленно. Но, к несчастью для них обоих, капитан не мог придумать, что именно.

«Ну, давай же…», — приказывал сам себе Филипов, — «Думай. Думай!».

И вдруг он понял, что ему нужно делать. Он должен просто застать сукиного сына врасплох.

Затопить лодку. Температура воды составляла примерно сорок градусов по Фаренгейту[117]. Ублюдок потеряет сознание и утонет в течение пятнадцати минут. Если бы они смогли добраться до каюты, то заполучили бы гидрокостюмы, а затем могли бы сбежать. Корпус лодки стальной, поэтому она очень быстро затонет.

И когда корабль пойдет ко дну, система EPIRB[118], аварийный радиобуй, указывающий место бедствия, всплывет и тем самым выполнит свое непосредственное предназначение в случае кораблекрушения — пошлет сигнал бедствия. Береговая Охрана прибудет сюда в течение пары часов. Они будут спасены. Пендергаст будет мертв, «Маниболл» и все инкриминирующие его доказательства окажутся на дне океана — не останется ничего, за что их можно было бы осудить. Труп Пендергаста, если он вообще всплывет, унесет течением со скоростью в четверть узла[119]. Всего лишь нелепое кораблекрушение.

Луна уже клонилась к горизонту. Скоро наступит непроглядная тьма.

Он схватил Смита за плечо.

— Мы идем в рулевую рубку, а затем спустимся в каюту.

Смит кивнул, не в состоянии говорить: он до сих пор был парализован страхом.

— Просто следуй за мной.

Еще один кивок. Филипов поднял свой пистолет и дважды выстрелил в окно из оргстекла рулевой рубки, разнося его на осколки.

— В яблочко!

Смит влез через оконную раму, и Филипов последовал вслед за ним, буквально рухнув в рубку, после чего тут же вскочил и бросился по коридору к каюте. Когда Филипов уже закрывал ее стальную дверь, то увидел черную тень, преследующую их, и как только федерал рванул по направлению к ним, капитан успел задраить вход в каюту.

Они все-таки застали его врасплох.

Он услышал, как агент попытался открыть дверь, и ему это не удалось. Филипов предположил, что перво-наперво агент попробует добраться до УКВ-радиостанции и начнет передавать сигнал «SOS» — нежелательный для него сигнал «SOS». Кроме того, они все еще были уязвимы через иллюминаторы, которые, конечно, были слишком малы, чтобы через них мог протиснуться человек, но вполне годились для того, чтобы вести через них стрельбу.

— Задраить иллюминаторы! — рявкнул он Смиту.

А сам тем временем рванул вперед, открыл распределительный электрощиток и, схватив связку проводов, выдернул их, оказавшись под посыпавшимся каскадом искр. Затем он открыл батарейный отсек, где находились четыре специальных аккумулятора, рассчитанные для моря: два основных и два резервных. Он извлек ящик для инструментов, достал оттуда пару ножниц по металлу с прорезиненными ручками и под аккомпанемент громких щелчков электричества перерезал по порядку все положительные кабели — один, два, три, четыре.

Судно погрузилось в темноту. Вот ему и УКВ-радиостанция.

Аварийный радиобуй. Догадается ли этот ублюдок, что ему нужно всего лишь бросить его в воду, чтобы он активировался, и тем самым заполучить так необходимый ему сигнал «SOS»? Если бы он был матросом, то знал бы о подобной возможности. Филипов же очень рассчитывал на неосведомленность агента.

Он направился к аварийному шкафу, распахнул его и вытащил два костюма для погружения, спешно натянул один, а другой бросил Смиту. Но внезапно услышал вопль помощника, и то, как он дважды выстрелил в один из потолочных люков.

— Одевайся, я прикрою, — сказал капитан.

Смит схватил гидрокостюм и принялся втискиваться в него, а Филипов отступил к корпусу корабля. Люки были задраены, но воздушные шлюзы все еще оставались открытыми. Было темно, но Филипов заметил тень, быстро скользящую по потолочному люку, и тут же выстрелил, разбив его. В следующий миг капитана осенило, что существовал второй путь, ведущий в каюту — через люк форпика[120] и якорный ящик. Это был единственный люк, достаточно большой для человека. Если бы федерал знал об этой лазейке, то у них были бы проблемы. И еще на самом форпике находилась пара люков поменьше.

Он поспешил к форпику и стал наблюдать за двумя темнеющими в потолке воздушными шлюзами. Оттуда федерал не мог рассмотреть их здесь, в темноте каюты, но снаружи было достаточно рассеянного лунного света, чтобы Филипов смог увидеть человека, если бы тот попытался через них заглянуть внутрь. Он замер в ожидании и тут же услышал тихие шаги агента, направлявшегося вдоль борта лодки к носу. Наконец, у них над головой, на крыше каюты послышался первый легкий шорох, затем следующий и еще один — федерал приближался. Капитан увидел, как на люк находит тень, и он тут же навел пистолет и выстрелил.

Люк разбился, взорвавшись брызгами осколков. Филипов продолжал выжидать, контролируя свое дыхание, сердце его колотилось так громко, что он едва мог слышать. Был ли агент мертв? Филипов нутром чувствовал, что нет. Этого следовало ожидать: учитывая то, как быстро федерал восстановился, после того, как находился буквально на пороге смерти, в нем явно было нечто демоническое. Вдобавок эти его пронизывающие серебристые глаза, и то, что он, как машина, за несколько секунд убил трех человек, устрашало и вызывало дрожь.

Неожиданно в разбитом люке возникло лицо федерала все с той же презрительной ухмылкой, и до капитана донесся его саркастичный комментарий:

— Как я погляжу, самый несчастный человек на земле все еще жив.