Право на месть (Страх - 2) - Константинов Владимир - Страница 35

• Предыдущая
• 35/68
• Следующая

Разбудил меня Одиноков.

- Доброго здравия, Дмитрий Константинович! - громко он меня приветствовал. - Как поспалось?

- Спасибо! Хреново. Несознательный ты, Паша, человек. Сам встал ни свет - ни заря и другим спать не даешь.

- Обстоятельства, Дмитрий Константинович, вынуждают. Во-первых, вас вызывает шеф. Во-вторых, уже половина двенадцатого.

- Сосновский что ли?

- Сосновский - босс. Варданян.

- Слушай, Паша, кончай ты это безобразие, честное слово.

- Какое безобразие?! - очень он удивился.

- Выкать, возвеличивать. А то я к тебе со всей душой: "Паша - друг!", а ты вроде как дистанцию держишь: "Дмитрий Константинович".

- Обещаю исправиться. Умывайся. Я уже приготовил завтрак.

С большим трудом встал и поплелся в ванную. Стоило лишь взглянуть на себя в зеркало, едва не прослезился от обиды и унижения. Я походил на постоянного да, к тому же, буйного пациента психушки. Рожа опухшая, синюшняя, волосы всклокочены, глаза горят алчным, неутоленным огнем.

"Эка провернула бедолагу эта самая штука с таким симпатиным названием - жизнь!" - подумал о себе, как о ком-то совершенно постороннем.

В половине второго я уже стоял перед Варданяном, как молодой курсант перед генеральской вдовой, улыбался глупо и самозабвенно. С сегодняшнего дна я зачислен к нему на службу, а потому надо с первых шагов наводить мосты. Время их развода кончилось для меня этой ночью. Каково сказано! Силен бродяга!

- Позлравляю, Дмитрий Константинович, с блестяще выполненным заданием! - торжественно провозгласил Варданян, выходя из-за стола и крепко пожимая мне руку.

- Счастлив служить нашему "святому" братству ныне и пристно, и вовеки веков! - ответил я не менее торжественно и смахнул воображаемую слезу, выкатившуюся по такому случаю.

Но дядя Алик отчего-то не поверил в мою искренность, печально покачал головой и укоризненно сказаол:

- Ну, зачем вы так, Дмитрий Константинович?! Только все испортили.

- Все испортить невозможно, Алик Иванович. Всегда что-нибудь да останется, что-то по-настоящему значительное, доброе, светлое. Неужто у вас уже все в прошлом. В таком случае, позвольте посочувствовать.

Но отставному генералу госбезопасности эти слова ещё больше не понравились. Лицо медленно налилось красной спелостью, глаза стали колючими и злобными, как у хорька. Набычился, насупился, нахохлился, как мышь на крупу, только мышь сильно разжиревшая на хороших харчах. Вот, блин, что не скажу, все ему не нравится, все не так. Заколебал! А хо-хо не хо-хэ, дядя? Столько лет на свете прожил, а остался наивным, как Чебурашка. Чтобы Дима Беркутов тебе задницу, старый хрен, лизал, танец маленьких дураков перед тобой вытанцовывал? Не дождешься. Мне ведь доподлинно известно какие "нежные" чувства ты ко мне испытываешь, как богославлял на мученическую смерть. Но я туда не тороплюсь и, как человек по натуре добрый и где-то по большому счету вежливый, уступлю тебе свою очередь.

Варданян сел за стол, сделал ну совсем зверское лицо, словно снимался на стенд: "Их разыскивает милиция", хмуро и раздражено проговорил:

- Что у вас за манера такая - все превращать в балаган?

- Превращать жизнь в балаган, а страну в общую "Палату N 6" - это по вашей части, дядя. Я же хочу дать вам понять, что в отношении меня вы сильно заблуждаетесь. Определенно. А то, что я вынужден на вас ишачить ровным счетом ничего не значит. Делаю я это в целях безопасности своей семьи. Однако, отношения своего к вашей банде не изменил и в ближайшее время менять не собираюсь.

- Ну-ну, - криво усмехнулся дядя Алик. - Только, как мне помнится, вы это уже говорили.

- И буду говорить при каждом удобном случае, до тех пор, пока у вас не проснется совесть, не осознаете всю гнусность вашей теперешней жизни, не раскаятесь и не попросите у людей прощения.

- А ну прекратить! - заорал благим матом Варданян и грохнул об стол кулаком. - Черт знает что такое!

То, что я вывел-таки из себя этого старого мерина доставило моей усталой сущности массу положительных эмоций, взбодрило. Значит, не потерял ещё форму. Однако, хватит экспериментов на выживаемость. Зачем травить быка флагом бывшей империи. Нам ещё с ним предстоит какое-то время пройти по жизни рука об руку, хотя и разными дорогами.

Я сделал покаянное лицо, нарисовал виноватую улыбку.

- Уж и пошутить нельзя.

- Шутить будете дома с женой, молодой человек! - строго сказал дядя Алик, глядя на меня, будто питон на несчастного грызуна, - властно и немигающе. - Если, конечно, такая встреча состоится. Но у меня складывается впечатление, что вы никак этого не хотите.

- Как сказал бы один из моих бывших клеентов - "хоп, понял, начальник". Приказывайте! Готов выполнить любое, даже самое дебильное задание командования.

Генерал покачал своей "милой" головкой пятилетнего бугая, надолго замолчал, очевидно размышлял, как отнестись к моей очередной выходке. Похоже, моя готовность номер один ему понравилась.

- С вами положительно не соскучишься, - с улыбкой проговорил он.

- И не надо. Скука сокращает жизнь. Улыбка и хорошее настроение продлевают. Выбирайте. Или вы загнетесь через пару, от силы через пять лет, или будете удивлять окружающих своей живучестью и способностью к воспроизводству.

- Вы не оставили мне выбора, Дмитрий Константинович, - рассмеялся дядя Алик. И даже позволил себе пошутить: - Однако, как говориться, - ближе к телу. У меня к вас есть одна деликатная просьба.

- Деликатная - это какая? Это не когда по мордам? Нет?

- Это, когда деликатная, - уже совсем серьезно сказал Варданян. - И прекратите, Дмитрий Константинович, хотя бы на время ваньку валять.

- Хорошо, - тут же согласился я. - А кого прикажите? Вашего босса? Так он и так весь настолько вывален, что ни одного живого места нет - сплошное дерьмо.

Неожиданно для меня, но больше - для себя самого, Варданян громко и весело рассмеялся. Смеялся долго. Делал попытки, но все никак не мог остановиться. Лицо покраснело от натуги, глаза слезились. Этот его смех показал, что он ненавидит своего босса нисколько не меньше чем я. Просто, волею обстоятельств он вынужден верно и предано ему служить, ибо отставка таких, как он, всегда заканчивается весьма плачевно. Определенно.

Наконец, устав смеяться, он достал носовой платок, вытер слезы и смущенно, даже, как мне показалось, испуганно проговорил:

- Извините! Это, очевидно, что-то нервное.

- В ваши годы немудрено, - посочувствовал я.

- Так о чем это мы? - спросил Варданян, потеряв нить разговора.

- Как мне помнится, вы приготовили для меня какой-то деликатес, напомнил я.

- Ах, да. У меня к вам есть предложение... Вы, как мне помнится, хотели мне помочь в поиске человека, сделавшего запись беседы Сосновского и Лебедева.

- Это когда ещё было. С тех пор обстоятельства резко изменились не в вашу пользу.

- Не будем вдаваться в подробности в чью пользу они изменились, съехидничал дядя Алик. - Я попросил бы вас этим заняться и помочь нам его найти. Вы человек здесь новый, наблюдательный, быстро сходитесь с людьми, да к тому же опытный оперативник. Думаю, что вам удастся это сделать. Обещаю хорошо заплатить и, если будете настаивать, ходайствовать о вашем освобождении.

"Я его уже нашел", - подмывало меня сказать, но вместо этого сказал:

- Ну, насчет освобождения вы малость загнули. Это не в вашей компетенции. Не для того меня траспортировали через всю Россию и проводили надо мной эксперементы, как над бедным кроликом, чтобы отпускать. А вот деньги... Деньги моей семье, лишенной по вашей милости кормильца, сейчас очень бы пригодились. И потом, у меня нет иной альтернативы, как согласиться. Как говорят в народе, - не мытьем, так катаньем, но вы своего добьетесь. Знаю по личному опыту.

- Вот и хорошо. Будем считать, что мы договорились. - Варданян выдвинул ящик стола, достал из него связку ключей, протянул мне. - А это небольшой аванс - ключи от вашей квартиры. Кстати, она находится в том же доме, что и квартира Одинокова.

• Предыдущая
• 35/68
• Следующая