Муж мой - шеф мой? или История Мэри Блинчиковой, родившейся под знаком Тельца - Ларина Елена - Страница 42

Настроение у меня было превосходное.

По настоянию Степана я снова называла его на «ты» — это было забавно. За окном падал настоящий рождественский снег хлопьями — значит, мороз пошел на убыль, — и сидеть в тепле и уюте с бокалом вина было так хорошо! Было даже слишком хорошо, по-киношному, и даже разъяренная Инесса вписывалась в сюжет — должны же влюбленные преодолевать препятствия на пути к неземному блаженству. Зачем ты обманываешь себя, Мэри, задала вопрос въедливая вторая половинка, — где ты видишь влюбленных?

— Инесса переехала, и в новом месте в подъезде прорвало трубы. — Степан мудро решил, что врать и сочинять что-либо на ходу незачем.

— Бедняжка!

Полозов кисло глянул, но промолчал.

— Да, кстати, а что же ты скажешь своей соратнице, ты подумал?

После долгого молчания он выдал:

— Я разберусь с ней.

— Как, Степа? — мягко спросила я.

Меня раздирали на части противоречия. Такое не грезилось мне даже в самых смелых снах: прекрасный принц в самом расцвете сил и лет делает мне предложение, от которого просто невозможно отказаться! Жаль, что не прискакал на белом коне, но в кожаном салоне BMW было вполне мило… Конечно, руку пока что Полозов не предложил, но это пока… Что я так хотела вспомнить, какая мысль убегает и не дает покоя?.. Нет, Сашка тоже не предлагал, у него все были шуточки-прибауточки. А здесь — все серьезно, Полозов богат, и даже очень, и дела у него идут в гору, он в последнее время к месту и не к месту об этом упоминает. Такой шанс дается только раз в жизни, такие мужчины на дороге не валяются.

— Нас связывают чисто деловые отношения, и у меня есть определенные обязательства… деловые обязательства перед Инессой, — через силу выговорил Полозов. — Но я их решу, обещаю.

— Когда?

— Постараюсь побыстрее. Но ты же знаешь, как говорил Остап Бендер, быстро только кошки родятся, — ослепительно улыбнулся он.

Остап Бендер! Я рассмеялась — «Двенадцать стульев» была одна из моих любимых книжек — и вспомнила одноглазого.

— Слушай, а твой одноглазый друг в Новый год зачем приезжал?

— А что? — Степан так заметно напрягся, что я удивилась.

— Да так, ничего… Просто мне показалось…

— Что? — Полозов приподнялся на стуле, лицо стало похоже на маску.

Я даже растерялась. Он что, наемный убийца, этот пренеприятный тип с черной повязкой? Я поежилась. И что он так перепугался?

— Да нет, мне показалось, что у него очень… — я подыскивала нужное слово. — Свирепое, что ли, лицо, недружелюбное какое-то, а в фирме праздник, и его могут испугаться…

Полозов странно на меня посмотрел и повел плечами.

— Забудь про него, дорогая. К сожалению, не всегда приходится иметь дело с приятными людьми, попадаются и не очень… — он хмыкнул и потер руки, блеснул камень. — Я завтра уезжаю, и надолго, и мне бы хотелось, чтобы в мое отсутствие моя девочка думала обо мне…

Ясным весенним днем я шагала на работу. Настроение было хорошее, легкость в мыслях — необыкновенная. Может, в самом деле дождаться предложения Полозова и выйти за него замуж? Ты об этом столько мечтала, Мэри, а теперь, когда настал решающий момент, как сказал бы Сашка, «начинаешь Ваньку валять»! Смех смехом, но кроме вполне понятного желания помучить-поистязать, вдоволь насладиться красотой ситуации и полученной властью над мужчиной была еще одна причина, заставлявшая меня оттягивать положительный ответ.

Проблема заключалась в следующем: я была совершенно не уверена в том, что, оказавшись в постели со Степаном, я стану счастливой.

Человек, которому я, открыв рот, внимала на Канарских островах и за которым пошла бы тогда на край света, не был близким и иногда даже пугал меня. Я не знала, могу ли я довериться этому человеку.

Я признавалась самой себе: я всегда идеализировала Полозова. Это был мой герой-любовник, мой первый мужчина, и в тоске я наделила его всеми положительными чертами, какие только может придумать молодая неопытная девица в 16 лет. Он бросил меня и немедленно был оправдан! Я просто придумала себе образ идеального мужчины и, подобно пушкинской Татьяне, хотела страдать и мучиться от неразделенной любви всю жизнь. Это казалось таким красивым и заманчивым! Все эти годы я грезила о фантоме, о мифе, о нереальном выдуманном герое.

Но настоящий, реальный Степан был совершенно не таким, каким рисовало его мое больное воображение. Он был по-прежнему красив, импозантен, вежлив, его обаятельная улыбка и взгляд светлых глаз так же будоражили меня, но… Но что-то мешало принять решение, и я чувствовала, что это не просто женская прихоть и не дурацкий каприз.

Я боялась, что в постели с ним мне уже никогда не будет так хорошо, как было в далекой и чудесной стране. А будет — хуже, и у меня не останется ничего, даже воспоминаний!

И я вновь и вновь представляла себе взгляд Степана, тяжелый и холодный, от которого бежали по спине мурашки и становилось не по себе. Это был взгляд удава, наслаждавшегося видом своей очередной жертвы…

Я вышла из метро на улицу и не спеша направилась к работе. Сегодня должен был вернуться Полозов, может быть, скоро все разрешится… В подернутых легким морозцем лужах отражалось слабенькое апрельское солнце. «На Канарских островах утопает все в цветах, а Канары утопают в океане…» — пел музыкальный ларек. Как смешно! Вернуться бы сейчас туда, к теплу, к солнцу, к себе прежней… Там было все так просто и понятно!

На входе дежурил Муханов. Увидел меня, заулыбался, но лицо было озабоченное.

— Мэри, слушай, такое дело, опять Фомич приезжал, еле живой.

— Какой Фомич? — удивилась я.

— Вот память девичья, Петр Фомич, сосед мой бывший, ну я тебе рассказывал тогда… с бодуна был, ну помнишь?

Я напряглась.

— Сосед с животной фамилией? Старенький?..

— Ну да, Кошкин!

…Петька тогда так же стоял навытяжку, как солдат на плацу, но вид у него был слегка зеленоватый. По-моему, год только начинался, мороз шпарил… Точно, это было на следующий день после Рождества!

— Привет! С праздничком тебя! Чего такой безрадостный?

— И тебя тоже, Мэри, — понуро отвечал Петька. — Да у нас неполадки дома, у всех Рождество как Рождество, а у нас — дурдом на колесах…

— А что случилось, Петь?

— Да представляешь, трубу в подъезде прорвало, с самого утра, водопроводчиков ждали, а они, ну ты понимаешь, уже с утра праздновать начали… Беда, в общем, ну мы своими силами начали, потом аварийка…

— Трубу? — я насторожилась.

— Да, говорю же, прорвало, — с досадой повторил Петька. — А потом, уже до кучи, сосед бывший приперся, жалко его, конечно, бедолагу, взрослый мужик — плачет…

— Почему плачет?

— А не понял я, — махнул рукой Петька. — Вроде говорил, что поменялся, у него недавно жена умерла, Катерина Андреевна, так зачем ему в двухкомнатной одному… Сокрушался, что паспорт не отдали…

Муханов с трудом подбирал слова. Похоже, славный праздник Рождество он все-таки успел достойно отметить, даже на обычные шутки и анекдоты сил не осталось. Словно прочитав мои мысли, Петька признался:

— Ну и мы потом, сама понимаешь, отметили… В общем, справили с грехом пополам, и Кошкина позвали — у меня Светка знаешь какая жалостливая, говорит, не прогонять же его, бедолагу!

— Петь, может тебе чаю горячего глотнуть? Пойдем, налью?

— Да куда ж я пойду, а кто вместо меня встанет — Пушкин, что ли?

Хорошо бы! Я представила себе Александра Сергеевича, взирающего на нынешние страсти — да его бы кондрашка хватила! Хотя, если подумать, чувства и отношения людей с той поры ненамного изменились… Я рассмеялась, потрепала несчастного Муханова по плечу и поскакала наверх — работать.

…Петька тряс меня за плечо.

— Так ты представляешь, какая штука, — с жаром рассказывал Муханов. — Вовсе он и не поменялся, надули его, как простачка! Ему что обещали: квартиру за городом, — он и поверил, святая простота! Поили, обхаживали, подписал он все, отвезли в Сланцы — 140 км от города и оставили там в сарае без окон и дверей! Надеялись, верно, что там и помрет, да силен оказался сосед мой, вернулся.