Человек из Архангельска - Дойл Артур Игнатиус Конан - Страница 5

• Предыдущая
• 5/8
• Следующая

- Мы муж и жена перед Небом, - сказал он торжественно, смотря вверх. - Мы соединены более прочными узами, чем земные.

В то время, как он говорил, девушка спряталась за меня и, схватив меня за руку, сжимала её, как бы прося защиты.

- Отдайте мне мою жену, сэр, - продолжал он, - позвольте мне взять её отсюда.

- Послушайте, вы, как вас там зовут, - сказал я сурово, - я не хочу, чтобы эта девушка была здесь. Я хотел бы никогда не видеть её. Если бы она умерла, это не было бы огорчением для меня. Но передать её вам, когда ясно, что она боится и ненавидит вас, - я не сделаю этого. И поэтому убирайтесь-ка отсюда и оставьте меня с моими книгами. Надеюсь, что никогда не увижу вас больше.

- Вы не отдадите её мне? - сказал он хриплым голосом.

- Нет, чёрт меня побери, - ответил я.

- А что, если я возьму её? - крикнул он, и его смуглое лицо потемнело.

Кровь закипела у меня в жилах; я поднял полено, лежавшее у очага.

- Убирайтесь, - сказал я тихим голосом. - Убирайтесь живо, а не то плохо вам будет...

Он нерешительно взглянул на меня и вышел из дома, но сейчас же вернулся назад и встал в дверях, смотря на нас.

- Подумайте о том, что вы делаете, - сказал он. - Женщина принадлежит мне и будет моей. Если дело дойдёт, до драки, то русский не уступит шотландцу.

- Посмотрим! - воскликнул я, бросаясь вперёд. Но он уже ушёл, и я увидел, как его высокая фигура исчезала в наступившем мраке.

С месяц, или больше после этого, дела шли у нас гладко. Я никогда не говорил с русской девушкой, она также никогда не обращалась ко мне. Иногда, когда я работал в своей лаборатории, она проскальзывала в дверь и молча садилась в комнате, смотря на меня своими большими глазами. В первый раз это вторжение рассердило меня, но постепенно, видя, что она не делает попыток привлечь моё внимание на себя, я стал позволять ей оставаться. Ободрённая этой уступкой, она мало-помалу начала придвигать стул, на котором сидела, всё ближе и ближе к моему столу; так подвигаясь понемногу каждый день в течение нескольких недель, она в конце концов стала направляться прямо ко мне и привыкла садиться рядом со мной, когда я работал. В этом положении она, однако, не навязывая мне своего присутствия, сделалась мне очень полезной, держа в порядке мои перья, прибирая трубки или бутылки и передавая мне то, что мне было нужно. Забывая о том, что она человеческое существо, и смотря на неё, как на полезный автомат, я так привык к её присутствию, что мне недоставало её в тех немногих случаях, когда она не была на своём посту. Я имел привычку громко разговаривать с самим собой, когда работаю, чтобы укрепить в уме свои выводы. Девушка, вероятно, имела удивительную слуховую память, так как она всегда могла повторять слова, которые я ронял таким образом, совершенно не понимая, конечно, их значения. Я часто забавлялся, слушая, как она разражалась градом химических уравнений и алгебраических символов перед старой Мэдж и затем заливалась звонким хохотом, когда старуха отрицательно качала головой, думая, без сомнения, что к ней обращаются по-русски.

Она никогда не отдалялась от дома дальше нескольких ярдов и прежде, чем выйти, тщательно осматривала окрестность из окна, чтобы убедиться, нет ли кого вблизи. Из этого я вывел заключение, что она подозревала, что её соотечественник продолжал жить по соседству, и боялась, что он может сделать попытку похитить её. Один её поступок ясно доказал её опасения. У меня был старый револьвер с несколькими патронами, который валялся среди разного хлама. Она нашла его там, вычистила и смазала, затем повесила около двери вместе с мешочком с патронами. Всякий раз, когда я отправлялся на прогулку, она снимала револьвер и настаивала, чтобы я брал его с собою. В моё отсутствие она всегда запирала дверь. За исключением этого чувства страха, она казалась вполне счастливой, занимаясь тем, что помогала Мэдж в то время, когда не была со мной. Она была удивительно ловка и искусна во всех домашних работах. Я скоро убедился, что её подозрения были вполне основательны, и что человек из Архангельска всё ещё скрывался по соседству. Однажды ночью, страдая бессонницей, я встал и выглянул из окна. Погода была несколько пасмурная, и я едва мог различить линию моря и неясные очертания моей лодки на берегу. Однако, когда мои глаза привыкли к темноте, я заметил какое-то тёмное пятно на песках, напротив самой моей двери, которого я не заметил в прошедшую ночь. Стоя у окна, я пристально вглядывался в расстилавшуюся передо мной местность, стараясь разглядеть, что это могло быть, Большая группа облаков, закрывавшая луну, медленно разошлась, и поток холодного ясного света разлился по безмолвной бухте и длинной линии её пустынных берегов. Тогда я увидел, кто ходит по ночам у моего дома. Это был он, русский. Он скорчился, подобно гигантской жабе, поджав на монгольский лад ноги и устремив глаза, очевидно, на окно комнаты, где спали молодая девушка и экономка. Свет упал на его поднятое вверх лицо, напоминавшее ястреба, с глубокой морщиной на лбу и с торчавшей вперёд бородой - отличительными признаками страстной натуры. Моим первым побуждением было выстрелить в него, как в человека, забравшегося в мои владения неизвестно с какой целью, но затем злоба сменилась состраданием и презрением.

"Бедный дурак, - мысленно сказал я. - Неужели же возможно, чтобы человек, так бесстрашно смотревший в глаза смерти, мог отдать все свои помыслы и забыть всякое самолюбие ради этой жалкой девчонки, - девчонки, которая к тому же бежит от него и ненавидит его? Любая женщина могла бы полюбить его, хотя бы из-за этого смуглого лица и высокой красивой фигуры, а он стремится как раз обладать той единственной, из тысячи ей подобных, которая не желает его знать!"

Когда я опять лёг в постель, эта мысль долго забавляла меня. Я знал, что засовы крепки у меня в доме и прутья решеток надёжны.

Мне было совершенно безразлично, где проведёт ночь этот человек - у моей двери, или в ста шагах от неё, лишь бы он ушёл утром. Как я и ожидал, когда я встал и вышел из дома, не было ни его, ни каких-либо следов его ночного бдения.

Скоро, однако, я увидел его опять. Однажды утром я отправился покататься в лодке, так как у меня болела голова, частью оттого, что пришлось много нагибаться, а частью от действия вредного химического снадобья, которое мне пришлось вдыхать прошлой ночью. Я грёб вдоль берега несколько миль, а потом, чувствуя жажду, высадился на берег у места, где, как я знал, впадал в море ручей с прекрасной свежею водою.

• Предыдущая
• 5/8
• Следующая