Невеста напрокат, или Дарованная судьбой (СИ) - Шторм Мира - Страница 6

Остро необходимо выжить. Ему. Это его игра, и он жертвует Алией, как пешкой. Нужно, чтобы все вокруг были уверены, что некая Варвара теперь его невеста. Не просто уверены, а забыли напрочь, что рядом была другая женщина.

Алия, хрупкая, гибкая, как ивовая веточка, умудрилась снести ту стену отчуждения, которую аттар неизменно выстраивал между собой и вереницей любовниц. Может, именно поэтому он и позволил ей поселиться во дворце и занять главные женские покои. Можно было оправдываться, что это ради удобства, ведь эти покои смежные с комнатами правителя. Но Тангавор понимал — ему всего лишь хотелось, чтобы в покоях, изначально созданных для его супруги, кто-то жил. Ему нравилась эта иллюзия полноты жизни.

И вот теперь ему нужно все закончить. Собственными руками вырвать из своей жизни ту единственную, которая смогла подобраться к его сердцу ближе всех и при этом ничего не требовала взамен. А на это место привести ничего не значащую для него женщину и сделать вид, что он до омерзения счастлив и влюблен.

Done, done, done — стучала кровь в висках от едкого гнева.

Алия долгих несколько минут смотрела в его глаза. Растерянная и побледневшая.

— Are we done?[2]

Аттар вздрогнул.

— Прости, — глухо сказал он, — это все равно случилось бы рано или поздно. Мы договаривались.

Сначала неловко и медленно, а потом торопливо, дрожащими руками она стала собирать вещи. Сразу — не попытавшись что-то спросить, выяснить, потребовать, в конце концов.

Уже неделю Алия отчаянно пыталась прогнать ощущение надвигающейся катастрофы. Тангавор был хмур, молчалив, в постели жесток, словно разнузданный секс мог что-то изменить. И Алия металась по дворцу, пытаясь понять, что именно вывело всегда спокойного и уверенного в себе аттара из равновесия.

Но все было как обычно, только предчувствие бури заставляло периодически тоскливо звенеть натянутую струну внутри Алии. Все было как обычно, пока она не увидела его окаменевшее лицо и сжатые до посинения кулаки. Он стоял перед ней, холодный и при этом такой беззащитный.

— It’s over[3], — жалобно тренькнула разорванная струна.

Перед глазами плыло от слез, руки так жалко тряслись, хотелось сесть на пол и некрасиво разреветься. Но Алия слишком хорошо знала своего аттара... нельзя. Не простит. И она уйдет, ненадолго. Три года, проведенных вместе, не могут закончиться вот так... It’s not over[4].

Не в силах смотреть на ее сборы, Тангавор малодушно сбежал в зал, где до содранных костяшек колотил грушу. С каждым ударом он яростно вспоминал карусель своих эмоций с самого утра.

Раз-два-три, раз-два-три. Отточенные движения... Его пальцы теребят напряженные соски, поглаживая и сжимая их.

Еще и еще, наращивая силу движения... Его рука скользит вниз между раздвинутых бедер, туда, где горячо и очень мокро.

Груша с песком глухо отзывается на побои, а цепи звякают от рывков... Нежная Алия стонет и выгибается, бесстыдно подставляясь его рукам.

Еще и еще... Сильный одиночный удар... Аттар, задыхаясь, зарывается лицом в ее светлые спутанные волосы, впитывая их пряный аромат.

Тангавор застывает и покачивается, перемещая массу тела с одной ноги на другую... Он читает сообщение советника, и свинцовый страх, колючей проволокой сжимающий его плечи, отпускает свою жертву.

И снова удары. Груша взлетает в четком ритме... Он лежит на воде после хорошей тренировки, и бодрящая жажда жизни наполняет его усталое тело и изнуренный ум.

Он меняет позы, заходя то слева, то справа, нанося сильные удары... В конференц-зале они с командой долго обсуждают все вопросы, связанные с приездом владыки Доррейона. Прием, размещение, охрана.

Сильные и злые... медленные удары... Он сидит в кабинете один и изучает досье Варвары Лайя. Исписывает очередной листок многочисленными пунктами, стараясь все предусмотреть, все учесть... Любимое состояние жесткого, четкого планирования... Рука дрогнула, когда аттар осознал то, что так старательно отодвигал от себя все утро и весь день: а как же Алия?

Удар, удар... еще удар. Аттар зарычал, всю душу вкладывая в последний удар.

К концу рабочего дня действие лекарства закончилось, но мне было стыдно идти к Кате и просить еще одну дозу. Второй раз простыми отговорками уже не отделаешься, подруга начнет выспрашивать, что у меня случилось. А мне нечего ей сказать. Я сама себе не могу объяснить, почему мне плохо после вчерашнего.

Сдав смену, я долго сидела на стареньком диванчике в ординаторской и смотрела в пустоту. Забежавший Борисович крякнул при виде меня и ехидно поинтересовался, когда же я сгину с глаз его долой в отпуск. Вяло покивала головой и пожелала хорошей смены — у него сегодня ночная.

Почти не помнила, как добиралась до своей улицы. Запоздало поняла, что все-таки меня просквозило, ощущала, что горю, видимо, у меня все же поднималась температура. Плохо. Я всегда тяжело переношу простуду.

Голова нещадно болела, и я брела от остановки к дому, механически переставляя ноги. В какой-то момент поняла, что сил во мне осталось вот ровно на то, чтобы добраться до двери квартиры, выпить лекарство и нырнуть в постель. Я даже заранее вытащила из сумки ключи, боясь, что потом на это простое движение уже не хватит сил. В голове зашумело, мысли стали вязкими и односложными.

Подходя к дому, я и увидела его. Он стоял, привалившись плечом к дереву, и, не отрываясь, смотрел на меня. Высокий, черноволосый, нахмуренный. Его злые темные глаза изучающе прошлись по моей фигуре и остановились на лице.

— Что, гордая? Да?

Я застыла, совершенно опустошенная, и ничего не смогла ответить. Горькая смесь ярости и бессилия плескалась между нами. Мы оба были злыми и уставшими, только в разных пропорциях. На моей стороне было больше усталости, на его — злости. Я отрешенно отметила, что нет никакого повода для таких крайних чувств: подумаешь, сделали странное предложение, а я не согласилась. Под этой луной и не такое бывает. А солнце я сегодня снова толком не видела.

Из моих ослабевших пальцев выпали ключи и жалобно звякнули об асфальт. Я вздрогнула, с трудом отведя взгляд от лица аттара, и попыталась наклониться. Вдруг накатила тошнота, и я начала оседать на землю. Как же не вовремя...

Он подлетел ко мне и подхватил на руки:

— Ты же вся горишь!

Вдыхая тонкий аромат мужского парфюма, я мрачно отметила, что мы, оказывается, уже на «ты», и погрузилась в темноту.