Осенняя красавица (ЛП) - Диксон Руби - Страница 6

— Ты уверена, что хочешь прикоснуться к лапе чудовища?

Что ж, когда он все описывает вот так, нет, я в этом совсем не уверена. Но сейчас не время быть чувствительной.

— Раз я стану твоей женой, то наверняка буду прикасаться к большему, чем твоя лапа, — я все еще удерживаю протянутую ему руку. — Я тебя не боюсь.

Не могу определить, то ли он рычит, то ли посмеивается, но из его груди вырывается какой-то глубокий, грохочущий шум и это грохотание все приближается ко мне. Я остаюсь совершенно неподвижной, выжидаю. Я немного взволнована из-за его прикосновения: «А что, если она покрыта чешуями? А что, если она покрыта мехом? А что, если она…»

Рука, которая прикасается к моей, теплая. Сильная. Абсолютно человеческая. Ладонь покрыта мозолями. Он крепко хватает меня за руку.

Я совсем сбита с толку. «Здесь кроме чудовища есть еще кто-то? Это —…прекрасная рука».

— У тебя такой шокированный вид, — говорит он. — Мое прикосновение вызвало у тебя отвращение? — он слегка сжимает мне пальцы. — Мне тебя отпустить?

От удивления мне хочется громко засмеяться. Мне хочется провести пальцами вверх по его руке и проверить, ощущается ли он всем телом «нормальным» или в других местах он звероподобный. Но, судя его голосу, он кажется столь несчастным, поэтому я делаю первое, что мне приходит в голову, чтобы он почувствовал себя не таким несчастным — я тяну его ладонь к своим губам и целую тыльную ее сторону.

Он совершенно безмолвен, но я чувствую, что его насквозь пробирает внезапная легкая дрожь.

— Ну что ж, — грубо говорит он через мгновение. — Давай пойдем уже, пока ночь не наступила.

И он ведет меня через лес. Чудовище — нет, Руари — пока идем, молчит, и не слышно ни звука, за исключением тяжелой глухой поступи его ног на вымощенной камнем тропинке, щелканья его когтей, периодические всхрапывания его дыхания, этим жутко напоминая лошадь моего отца. Птицы продолжают петь, а вокруг нас в воздухе кружат листья, стремительно проносясь мимо моих юбок.

Вдруг моя одежда зацепилась за что-то, и я останавливаюсь.

— Постой. Я застряла, — я отпускаю его руку и провожу пальцами вниз по моим юбкам, затем, зашипев, оттягиваю их обратно, когда неожиданно для себя наталкиваюсь за тернистую ветку. Меня овевает слабый аромат — роза. — Ох. Кажется, я влезла в этот куст роз.

— Ммм, — подтверждает Руари.

Аромат несет в себе глубокий оттенок этих цветов, он сладкий и в то же время хрупкий. Я освобождаю свою юбку, после чего снова скольжу рукой в его ожидающую ладонь. Мы проходим еще несколько шагов, прежде чем мои юбки цепляются за другой куст. У этой розы более тяжелый, более мрачный аромат, густой, но все же прекрасный.

— Твои розы пахнут чудесно, — говорю я ему. — Как они называются?

— Мойра, — молвит он печально. — А та, что была до этого, — Кэйтлин. Дальше по дорожке будет Дорча.

Я теряю дар речи. Мойра… эта та девушка, которую выбрали возле Камня Урожая в прошлом году. Мне помнится, Дорча была несколько лет назад, а вот имя Кэйтлин слышу впервые.

— Здесь есть… еще розы?

— Десятки, даже сотни, — отвечает он печальным, грустным голосом.

— Что произошло с ними? — спрашиваю я шепотом.

— Проклятье.

— Как… как нам это остановить?

Он взрывается ломаным, глухим смехом.

— Если бы я знал, то уже сделал бы это, чтобы избавить этих девушек от их судьбы, — он прерывается. — И тебя тоже.

Господи! Чувствую, что мне становится не по себе.

— Что ж нам делать?

— Надеяться, что через три дня это проклятие исчезнет, — отвечает он резким голосом. — Нам пора. Идем. Мы подходим к замку.

***

Замок меня встречает без каких-либо милых приветствий. Внутри холодно и пахнет сыростью, и Руари небрежно предупреждает, что, раз к нему никто никогда не приходит, камины он не разжигает. Его рука теплая и нежная, когда он ведет меня по пустым, гулким отдающим эхом коридорам и вверх по лестнице в комнату, которая должна стать моей.

По крайней мере, на три дня.

— Здесь ты будешь в безопасности, — говорит он мне резко. — Еду тебе доставят сюда, если ты того пожелаешь.

— У меня достаточного еды, — сообщаю я ему, прижимая к себе свою сумку. Комната, исходя из того, как звучит мой голос, ощущается большой, и мне так и хочется ее исследовать, но я слишком боюсь рисковать и снимать с глаз повязку. Даже после того, как Руари, своим тяжелим телом, глухо ступая и щелкая когтями, уходит, спускаясь вниз по лестнице, я повязку не снимаю.

Я не могу перестать думать о тех розах.

И о том, что мне осталось всего лишь три дня.

Глава 3

Уиллоу

— Что ты тут делаешь?

В моих снах голос чудовища звучит сексуально. Доминирующе. Я задерживаю дыхание, не мешая водовороту осенних листьев кружить вокруг моих юбок. У меня завязаны глаза, и я опять в лесу. И на этот раз нет никаких волков. Мы здесь одни. Полностью и совершенно одни.

Он ждет моего ответа. Хоть я и не вижу его, я чувствую, что воздух между нами преисполнен напряжением. Мои соски затвердели, и сейчас я полна волнения и предвкушения. Мне хочется поднять руки к лифу своего платья и прикоснуться к ним, но я вынуждаю себя сейчас не двигаться.

— Я хочу… — «разрушить твое проклятие» — именно это крутится у меня в голове, но с моих губ срывается, — тебя.

Я слышу, как он втягивает воздух. Очевидно, что он столь же удивлен моим ответом, как и я. Но в тот момент, когда это срывается с моих губ, не могу отрицать свои чувства. Между нами, им и мной, есть влечение, и не имеет значения, что я не вижу его лица, что он чудовище или что я какая-то бедная, необразованная деревенская девушка, которая никогда никуда не выбиралась дальше своей деревни. У меня кожу покалывает от его близости.

Руари надвигается на меня, и я чувствую, как его мех трется о мою кожу, когда он подходит все ближе. Его рука скользит вверх и вниз по моей руке, и сквозь мою сорочку я чувствую покалывание его когтей.

— Ты хочешь, чтобы я прикоснулся к тебе? — спрашивает он тем своим хриплым голосом, от которого у меня по коже бегут мурашки. — Ты не боишься чудовища?

— Я знаю, ты такой же человек, как и я. Ты не родился чудовищем.

— Пусть так, но чудовище — это то, во что я превратился, — он хватает за лиф моего платья и разрывает материю. Он просто срывает ее с моего тела, обнажив мои колыхающиеся груди. — Может, это именно то, что тебе нужно.

И я должна быть напугана, но я возбуждена от мысли, что он видит мое тело вот таким. Я не вижу его лица, понятия не имею, что у него на уме, но знаю, что он отчаянно хочет прикоснуться ко мне. Я чувствую это в нем столь же сильно, насколько я чувствую, как сильно у меня затвердели соски, как сильно они напряглись от необходимости ласк. Отчего меня так сильно влечет к этому незнакомцу? Это из-за того, что он из себя представляет? Я что, одержима чудовищем?

Или из-за того, что под той мантией я чувствую родственную душу? Что, возможно, он такой же одинокий и разочарованный, как и я…

— Ты хочешь, чтобы я прикоснулся к тебе? — спрашивает он, тихо шепча мне на ухо. — Или прикоснешься сама к себе?

Мои руки скользят вверх и обхватывают груди…

Задыхаясь, я просыпаюсь, и меня накрывает всплеск разочарования. Ну почему я проснулась именно в этот момент? Это слишком жестоко. Мне хотелось узнать, к чему этот сон приведет. Мне хотелось узнать, каково это, когда чудовище — Руари — прикасается ко мне. Почувствовать его руки на моей коже. Узнать, что он хотел сделать дальше.

Короткий стон разочарования вырывается из моего горла, и я кладу руку поверх моей повязки для глаз, которую я ношу даже ложась спать. От отчаяния мне так и хочется сорвать ее, но не смею рисковать. Вместо этого, я пинком сбрасываю с себя тяжелые одеяла и лежу в постели на спине, не в состоянии опять заснуть. Особенно, когда мое тело пульсирует от неудовлетворенного желания.