Сборник Любовь за гранью 11,12,13 - Соболева Ульяна "ramzena" - Страница 126

ГЛАВА 18. Николас. Марианна

- Тебе не идёт чувство вины, дорогой. Оно как плохо скроенный костюм висит на тебе грубым мешком, превращая не в того, кем ты на самом деле являешься.

- А ты знаешь, кто я на самом деле? Странно. Даже я сам не могу утверждать с уверенностью.

      Она кокетливо хихикает.

- О, милый, я знаю о тебе куда больше, чем кто бы то ни было. Ведь я – это самая тёмная часть тебя.

- Худшая, ты хотела сказать.

Тварь недовольно хмурится. Кажется, я оскорбил её.

- Нет, Морт. Не худшая, а сильнейшая. Та часть тебя, которая не позволяет сломаться.

Она склоняет голову набок, растягивая тонкие губы в мерзкой триумфальной улыбке.

- Ведь ты едва не сломался, Морт?

Я вскидываю голову, чтобы встретиться с её темнеющим взглядом. Обычно бесцветные глаза затягиваются тонкими тёмными прожилками, которые начинают чернеть, искривляясь, извиваясь, скручиваясь в воронку там, где должен быть зрачок. Эта воронка увеличивается в размерах до тех, пора пока тьма не поглотит глаза целиком.

Тварь не просто злится – она в бешенстве, и щедро делится со мной своими эмоциями. Хватает меня ледяной ладонью, позволяя окунуться в торнадо её ярости при воспоминании о произошедшем…о том, как едва не сорвался. Сколько с того времени прошло? День? Неделя? Несколько недель? Я понятия не имел, а она не называла сроков. Только бесцеремонно вламывалась в моё сознание, наказывая за своеволие и слабость. Наказывая за то, что позволил себе вспомнить…позволил себе раствориться в неожиданно появившемся в памяти кадре.

«Вертолёт взмывает всё выше, рассекая лопастями воздух. Пронизывающий ветер треплет мои волосы, бросает их в лицо, мешая увидеть Марианну. Она там, высоко. В железной махине, неумолимо поднимающейся в небо, и я знаю, что пилот не осмелится опустить её, иначе я лично убью придурка. Но я думаю не о нём. И не об обжигающей синеве неба, настолько яркой, что, кажется, она режет глаза. Я думаю даже не о перстне, который почему-то кручу на пальце. Я жду чего-то? Нет…я наслаждаюсь. Я жадно впитываю в себя её образ, её исказившиеся от жуткого понимания и абсолютного ужаса черты лица. Настолько жадно, будто это последний раз…будто больше ничего другого не имеет смысла сейчас и не имело никогда раньше.

Она прижимается любом к прозрачному стеклу и колотит маленькими кулачками по стеклу, её рот открыт в истошном крике. Я не слышу…я чувствую этот крик. Перстень начинает печь пальцы. Я должен сделать что-то. Нечто, невероятно важное…я должен освободить её. Освободить от себя. Кажется, я стягивал перстень с пальца целую вечность. Какая к дьяволу свобода без неё? Только смерть.»

Тварь не дала досмотреть эпизод до конца. Ворвалась в мои мысли, хватаясь отвратительными пальцами за мои плечи. Да я и не хотел ничего досматривать. Я словно знал, что должно было произойти в следующее мгновение.

- Она убила тебя. Равнодушно смотрела, как ты заживо сгораешь под лучами солнца.

Она лгала. Моя убогая подружка лгала. Потому что тогда я видел на лице Марианны что угодно, но не равнодушие. Отчаяние, горе, физическую боль, злость и ужас понимания…не безразличие. Почему-то моя жена-шлюшка не желала видеть, как от меня остаются одни останки, а я жадно, до последнего смотрел на маленькую точку, в которую превратился её вертолет. Смотрел так, словно никогда не имел ничего дороже этого. Так, словно в этот момент не умирал, а возрождался. Ради неё. И это вводило в ступор. Это ломало на части. В такие минуты мне казалось, я слышу, как покрывается трещинами сомнения лёд внутри меня, как разбивается он с громким хрустом…но мне всегда не хватает чего-то настолько малого…чего-то настолько значительного, чтобы увидеть, как рассыпается этот покров льда на осколки.

Новые вопросы с каждым непрошеным воспоминанием.      Эти своеобразные флэшбэки в последнее время случались всё чаще. Память с издевательской точностью воспроизводила сцены из прошлого Мокану. Сцены, которые я читал в его дневнике и знал почти наизусть. Но сейчас это не было похоже на погружение в книгу или подглядывание в замочную скважину за чужой жизнью. Эти вспышки имели запах, сопровождались звуками и оставались специфическим послевкусием на губах.

Все, кроме этого…с вертолётом. Двоякое чувство – будто я пережил один раз то, чего никогда не было.

Наверное, это один из симптомов моего прогрессировавшего вовсю безумия. Как и маниакальное желание после каждого подобного всплеска кинуться в самую глубь Асфентуса, разрывать твердую замерзшую землю когтями, выгрызать проход в замурованных дверях подземки города, но добраться до Марианны. Я понятия не имел, что бы сделал потом, важным было увидеть её в этот момент.

Хотя, чёрта с два я не имел понятия. Я знал, что и как хочу сотворить с ней. Так отчаянно презирал эту конченую суку и в то же время сам иссыхал от желания найти её, прижать к себе и до бесконечно вдыхать её одурманивающий разум запах. Впиваться пальцами в это нежное тело, оставляя на нём отметки клыками. Иметь её до потери пульса. Всеми мыслимыми и немыслимыми способами. Заставить сорвать голос, выкрикивая моё имя.

      Только от мыслей об этом затвердевал член и становилось адски больно подавить в себе эту похоть. Похоть, которой не было с другими женщинами. Больше ни с одной из них.

      Я пытался выбить из себя одержимость потаскухой, звавшейся моей женой. Моя вымышленная подруга говорила о том, что достаточно оттрахать тех пленниц, которые томились в подвале нашего замка. И я даже попытался. И даже не раз. Ни хрена. Я мог истязать сук до бесконечности, мог часами смотреть, как это делают мои подчинённые. Как имеют десятки пойманных женщин самыми грязными, самыми извращёнными способами…и не чувствовал ничего, кроме откровенной скуки. Меня раздражали запахи их тел и тон кожи, меня выводил из себя цвет их волос и выражение абсолютной сломленности в глазах. Меня выворачивала их угодливость и готовность на всё после нескольких часов пыток. Они подползали ко мне на истертых до мяса коленях и тянулись к ширинке брюк, а я сбрасывал их руки, понимая, что меня вырвет, если хотя бы одна из них прикоснётся ко мне. Моя плоть была так же мертва, как и мое сердце. Ни проблеска желания.

Но, бл**ь, стоило закрыть глаза…стоило расслабиться хотя бы на долбаную секунду и представить в тишине своего кабинета эту дрянь с сиреневыми глазами…с глазами, которые ненавидел и в которых продолжал захлёбываться от дичайшего желания снова всматриваться в них, когда они закатываются от страсти…стоило позволить ей ворваться в мои мысли, и меня начинало колотить от потребности взять её. И только её.

Грёбаный импотент с остальными, я по-прежнему хотел только Марианну. Хотел и презирал самого себя за это. Ту часть себя, которая никак не могла избавиться от этой зависимости. И я раздирал собственное горло, вырезал кусочки плоти и ломал свои же пальцы, которые трясло, как у наркомана, без дозы. Боль…Моя любимая девочка с изуродованным лицом и острыми, словно лезвия кинжалов, зубами…только она помогала не потонуть в сиреневом болоте моей одержимости. Вгрызаясь в моё тело, заставляя корчиться от физической боли, она единственная давала силы, позволяя не сдохнуть. Пока.

***

«Делайте с ней что хотите, но она должна заговорить.»

Мои собственные слова, словно неоновые вывески перед глазами. Я их не слышу…я вижу, как вспыхивают они передо мной яркими буквами…Красная тряпка, которой машет очередной безумец перед разъярённым быком. Но ведь на самом деле неважно, какого цвета лоскут ткани? Единственное, что имеет значение – наглость человека, дразнящего монстра, заставляющего его выпускать пар из ноздрей и готовиться к нападению. Единственное, что на самом деле важно – я дразнил своего зверя, решив, что смогу отдать другим то, что принадлежало ему одному. Унизительная ложь перед самим собой. Перед тварью, бившейся от злости о стены нашего с ней разума.