Меня зовут Синдбад Мореход (СИ) - "Лед" - Страница 65

   - Инга, ты должна выжить. Я знаю, ты сможешь. Мне, когда я была совсем девочкой как ты, шаманка сказала, что я рожу великую королеву, имя которой пройдет через века. Веди себя как испуганный маленький мальчик, и пока не станешь сильной, никому не открывай своего истинного имени! И не плачь, у тебя все получится.

   Когда в замок ворвались захватчики и перебили последних защитников, забаррикадировавшихся на первом этаже. Сигрид с фрейлинами заперлась на третьем, а остальная прислуга и Инга с братом укрылись на втором. Когда все ценности были разграблены, захватчики приступили к дикому кутежу, вино полилось рекой, в закуске недостатка тоже не наблюдалось, и с бабами был полный порядок. Поначалу всех более-менее молодых утащили на третий этаж, где расположилась элита угров, те, когда полностью насытились женскими телами, передали их вниз, на второй, своим подчиненным. Женщины к тому времени вид имели весьма помятый, но были приняты полусотней пьяных бойцов на ура. Насилие вступило в новую фазу. Брат Инги, несмотря на предупреждение сестры, бросился на насильника мамы, сразу был убит и выброшен в окно, как и все трупы до этого, Видимо тонкая душевная организация убийц не могла совместить в себе праздничное действо и рабочую обстановку. Оргия закончилась только под утро, когда даже самых стойких воинов, сломленных Бахусом, свалил сон. Выглядевшая до этого полумертвой Сигрид легко поднялась, вынула из ножен своего последнего насильника кинжал, и перерезала ему горло. Та же участь постигла его соседа, и соседа соседа. Убивала она всех очень сосредоточенно и аккуратно, словно втыкала не кинжал в очередную жертву, а иглу в пяльца для вышивки. Видимо проснулись дремавшие до поры гены ее бабки Хельги по прозвищу 'кровавая', которая не задумываясь в качестве аргумента в споре пускала в ход кинжал или даже топор, и по слухам, даже сам непобедимый Рёрик Ютландский старался не конфликтовать со своей невесткой. Когда возня, храпы, бормотание и другие звуки, производимые пьяным людьми стихли, Сигрид забаррикадировала дверь ведущею на лестницу вниз тяжелой скамьей, и не торопясь, стала обильно поливать пол и другие деревянные конструкции маслом из ламп. Не в силах пошевелится от увиденного, Инга наблюдала, как огонек робко лизнул разлитое угощение, раз, другой, третий и радостно потрескивая, жадно набросился на предложенное лакомство. Раздавшиеся испуганные возгласы оставшихся в живых обитателей замка прервал властный голос матери.

   - Чего ждете? Сгореть хотите?! Прыгайте в окно! Там из наших родичей враги устроили вам мягкую подстилку. И тут же повернувшись к дочери - ласково. - И ты ступай, девочка моя, у тебя все будет хорошо, я в тебя верю. Обо мне не беспокойся, огонь выжжет позор, и очистит душу, и я уверена наши предки с гордостью примут меня на небесах.

   Пока она это говорила, жар от разбушевавшегося пламени стал нестерпим. Сигрид будь-то не замечая этого, улыбаясь, подхватила дочь подмышки перенесла за окно и опустив пониже разжала руки. Инга успела схватить мать за руку, но пальцы не удержали скользкую от крови захватчиков руку. Приземление было удачным, если не считать прикушенного языка. Когда она подняла взгляд вверх на окно, Сигрид уже не было, в место нее из проема вырвался клуб дыма, который несколько раз моргнув красным, превратился в столб пламени. Какая-то тетка из дворни подхватила упирающуюся девочку, и побежала прочь, в сторону ворот. Их бегство было недолгим. Еще толком не расцвело, а они уже попались конному разъезду Угров.

   Как пояснил Дед, дунайские Угры - это будущие венгры, которые отделились от оседлых Хантов и Манси, и притопали к низовью Дуная аж с северного Урала (земляки, оказывается) пехом, пробираясь сквозь обитаемые земли с огнем и мечом четыре тысячелетия. Получается практически по километру в год продвигалось воинственное племя, тысячелетиями нарабатывая стратегию победы, и культивируя воина. Я и сам вспомнил, как где-то читал, что по воспоминаниям русских командиров войны восемьсот двенадцатого года, что единственные, кто мог устоять перед русской штыковой атакой - были мадьярские (венгерские) пехотинцы.

   Далее начались стандартные процедуры перекупки рабов мелкооптовыми покупателями, пересылка, перепродажа оптовикам, вновь пересылка, сбитые в кровь ноги, еда, внешне напоминающая корм для свиней, а по запаху еще хуже, полное безразличие к своей судьбе, сплав на какой-то убогой барже по Дунаю, и наконец - рабский рынок в Томах. Полом Инги никто не заморачивался - одет как мальчик - значит мальчик. Когда девяносто процентов товара из клети, где сидела девочка, было продано - наступило длительное затишье. За три последующих дня не было продано ни одного раба. И тут к загону подошел грек, явно страдающий ожирением. Как только он остановился у загона, его раб подставил под его седалище табурет. Отдышавшись и вытерев обильный пот с лица, грек заговорил.

   - Я забираю весь этот никчемный мусор, что у тебя остался, и заплачу за него два полновесных золотых солида.

   - Вы наверное шутите, уважаемый. - С нервной смешинкой произнес продавец. - Одна только их одежда, проданная старьевщику, принесет мне половину от вашей цены.

   - Я не шучу. Я возьму всех - и ты свободен. Или я ухожу - и ты сидишь на месте, тратишь деньги на их кормежку, платишь за место на рынке, и когда твоя убыль будет велика - просто распустишь всех, дав каждому пинка на прощание.

   Работорговец дураком не был, и понимал, что при теперешнем ежедневном пополнением рынка свежим товаром, его коммерция, не согласись он на предложение жирдяя, явно обещала приличные убытки, и начал торговаться. Так Инга стала собственностью константинопольского купца Макария.

   По прибытию в столицу Византии, рабами занялась его сестра Ипатия и две ее рабыни. Они отмывали, стригли, переодевали и причесывали 'мусор', превращая его в весьма конкурентоспособный товар, который уходил поштучно даже дороже, чем Макарий их приобрел оптом. Когда обнаружился пол Инги, купец велел своему рабу дать ей плетей, но Ипатия пинками прогнала карателя, а когда узнала, что девочка умеет считать - и вовсе забрала ее себе. На центральном рынке у нее была своя лавка, что-то типа галантереи - бижутерия и парфюмерия со всего мира. Освоилась в лавке юная герцогиня на удивление быстро, и что самое главное - доходы от продаж стали заметно расти. Просто принцесса слегка 'уговаривала' покупателей на покупки.

   Рынок, как известно, не только место купли продажи, но и своеобразный форум - место для общения на любые темы без цензуры, в основном женский, пожалуй. Так уж повелось издревле, что пока основной добытчик, мужчина, шел на охоту, женщина занималась собирательством. Она шла в лес с целью найти там что-нибудь к столу, а также не пропускала что-нибудь интересненькое, и конечно, общалась с товарками, находя во всем этом определенное удовольствие. В средние века поведенческие рефлексы, тысячелетиями вбитые в подкорку, не изменились - разве что лесом стал служить рынок. Центральный рынок отсекал своей вымуштрованной стражей приставучих попрошаек и разного рода криминал, а своими ценами все классы ниже среднего. Поэтому основными его клиентками были матери, сестры, жены, наложницы высокопоставленных и влиятельных мужчин в светской, военной и религиозной сферах. Дамочки, общаясь, к своим сплетням зачастую приплетали профессиональные тайны своих мужчин, даже не придавая им особого значения. Такой источник информации Аль - Барид оставить без внимания никак не мог.

   Сивилла - улыбчивая, добродушная женщина, разносила по лавкам подслащенную фруктовую воду, душистые свежие лепешки, и прочие сладости для легкого перекуса. Цены у нее всегда были умеренные, а качество товара отменное. А еще она собирала новости и сплетни, а если требовалось - то и сама их распространяла. На Аль-Барид, завербованная мужем, она работала уже пятнадцать лет, а после гибели мужа при нападении, можно сказать, своих же пиратов на Салоники в девятьсот четвертом году, перебралась в Константинополь и продолжила уже сольную карьеру шпионки. Очередной день, проведенный в бесконечных разговорах, подтвердил информацию, что боевой флот стягивает основные силы в метрополию для мелкого ремонта, пополнения экипажей и приема десанта. Окончательная цель рейда еще не была известна, но и без этого были понятны возможные цели нанесения удара - Крит или Сицилия. Готовясь для встречи со связником, она вдруг заметила дурацкий браслет из цветных камушков на своем запястье, и тут же вспомнила, что этот браслет и не менее дурацкую бронзовою монисту против воли ей впарила рыжая пигалица из лавки Ипатии. Имея инструкцию на обнаружение подобных уникумов, она все передала по службе, и получила за это немалую премию. Не прошло и недели, как Сивилла узнала о смерти Ипатии - съела чего-то не то, видимо после того, как отказалась продавать свое маленькое сокровище. Проданная вместе с персоналом лавка вскоре вновь открылась, но рыжего чуда там уже не было.