Я отыщу тебя в будущем (СИ) - Янук Елена Федоровна - Страница 25

— А я не перепутаю дорогу?

— Да нет… Там не спутаешь. Поднимешься на наш холм, оттуда все видно, как перед носом, не заплутаешь, сразу поймешь куда идти… виноград пробовать… — Лусия гадко хмыкнула и вернулась к свои корзинам.

Я оправила на себе платье, умылась водой из колодца, даже в таком облегченном виде было очень жарко, и направилась к вилле.

Дальше все шло, как по нотам, я быстро сориентировалась.

По аккуратной тропинке подошла к великолепной вилле с тщательно ухоженными садами и террасой на крыше, откуда открывался волшебный вид на Неаполитанский залив. И даже сразу наткнулась на управляющего, который отдыхал в беседке после сиесты. Заметив меня, он любезно поднялся со скамьи.

Высокий, смуглый мужчина лет пятидесяти, в белом напудренном парике и в ярко красной вышитой весте, с узкими длинными рукавами. Которые не сшивались, а скреплялись по локтевому шву в нескольких местах, демонстрируя, сквозь отверстия, роскошь рубашки из тонкой белой ткани. Сама куртка, веста, застегивалась впереди на талии до середины груди, открывая шикарное жабо.

В общем, по местным меркам он смотрелся благородно, а по такой жаре довольно забавно, словно собрался на бал. Вот только чулки вино-красного цвета демонстрировали, что передо мной не аристократ, но особа очень к ним приближенная.

Я подошла, придерживая юбки, сделала реверанс и учтиво представилась:

— Синьор Скарлатти, разрешите представиться, синьорина, Лаура Бланко… Вам писал обо мне синьор Петро Браско…

Он посмотрел на меня изучающим взглядом, словно припоминая о чем речь. Пауза становилась неловкой… Наконец он прервал свое монументальное молчание:

— Я ответил синьору Браско, что ничем помочь не могу. Домашних слуг на вилле переизбыток.

— Ах, Боже мой, синьор, — скромно потупившись, продолжила я, — прекрасно осознаю, что затрудняю вас, но если бы не происшедшее со мной несчастье, поверьте, я никогда не стала бы злоупотреблять вашим великодушием. Умоляю вас, примите меня в услужение! Я буду исполнительна и безмолвна…

— Вы изъясняетесь будто благородная дама… И странно для воспитанницы монастыря упоминать Божье имя всуе.

Он еще раз внимательно осмотрел мой скромный, но достойный наряд.

Я вновь поклонилась.

— Мой отец был часовщиком, у нас с сестрами была гувернантка… а когда он погиб, нас отправили на обучение в монастырь святой Магдалины. А все остальное от отчаянья. Я осталась одна, без крова, без денег. Родственникам написала. Мне нужна работа. Скоро приедет мой жених…

Синьор Скарлатти вновь замолчал, внимательно изучая мою покорно склоненную голову.

— Синьорина, пусть мне ваше желание и кажется странным, но я исполню ваше прошение…

— Благослови вас бог, синьор Скарлатти! — подняв на него счастливые глаза, радостно воскликнула я.

— Погодите благодарить, дочь часовщика. Я возьму вас на кухню. Наш повар на днях жаловался, что не хватает слуг умеющих считать.

С благодарностью взглянув на синьора, вновь молча поклонилась. Он был немного разочарован, видимо ожидал возмущения, ведь работа на кухне была столь низким занятием! Но тут же дал приказ молодому слуге с напудренной косичкой проводить меня на кухню для знакомства с поваром. Я вежливо пожелала доброму синьору покровительство Святого Петра и через черный ход вошла в дом.

Вот так, почти с лету у меня получилось устроиться на работу в великолепный особняк герцога. Но по предыдущему опыту я знала, если что-то начинается гладко, то потом все идет наперекосяк.

Вставать приходилось еще до рассвета, и идти в особняк на кухню.

Я затапливала печи, чтобы к приходу повара плита достигала нужной температуры. Быстро убирала все, что оставили с вечера младшие повара, и уходила на рынок за свежей рыбой и зеленью.

Повседневная рутина успокаивала. Больше всего я полюбила именно раннее утро, когда могла побыть в одиночестве, тишине и покое прогуляться над морем, а позже, выполнить работы по кухне. Здесь не надо было терзаться размышлениями, вспоминать о прошлом, достаточно было быстро и аккуратно выполнять указы главного повара.

Через неделю для себя все выяснила и приступила к выполнению основного задания. Теперь и по ночам я с головой ушла в работу, присматриваясь к ночной охране, остающейся возле раскопок, и всячески пыталась избавиться от чувства вины. Увы, меня сейчас гораздо больше волновали перипетии на станции и будущее с Артуром, чем полуистлевшие свитки на Вилле Папирус.

Задание было сложным из-за расстояния. Вроде всего одна итальянская миля (около 3 км), но меня и каторжники так не смущали, как несколько километров ночных дорог. А еще мучило одиночества, затаившееся в душе, которое по вечерам разрасталось, словно какое-то злобное существо, мучая и лишая последних сил.

Закончив дела на кухне, я приводила себя в порядок, принимала пластинку бодрости, из своих профессиональных запасов, переодевалась в нарядное платье (надо было поддержать легенду о черноглазом) и шагала по ночному побережью к месту раскопок, разъяснив старушке Лусии, что от нетерпения не могу сидеть на месте.

В принципе, в таких условиях я бы спокойно работала и год и два, но очень скоро затишье закончилось.

Сама не желая того, я случайно вызвала к себе ненужный интерес у одного из гостей хозяина. Настолько, что едва рассвело, он заявился на кухню, когда там, еще никого кроме меня не было.

Заметив на пороге зрелого синьора в весте, расшитой разноцветными нитями и таком же ярко голубом берете с пером, я тут же отложила тряпку на стол и, склонив голову, присела в реверансе.

— Что желает, синьор?

Вместо ответа он подошел ко мне вплотную и двумя пальцами небрежно приподнял мое лицо за подбородок.

Я сдержала первое желание стукнуть его головой, всего-то вырвав и вновь опустив подбородок.

Он не стал настаивать и махнул рукой, приказывая подняться.

Встала перед ним, не ожидая ничего хорошего. Решив для себя, что если попробует применить насилие, немного его покалечу и сразу уйду из усадьбы. Пойду в работницы на виноградник. Хоть по ночам бегать по лесу не придется.

Гость окончил свой осмотр.

— Ты странная служанка… вчера я застал тебя склонившийся над томиком Страбона…

Такой прокол для историка! Я была уверена, что в комнате никого нет. Отвернувшись, мысленно себя обругала…

Но ведь никого из гостей на вилле не было, и я наконец-то без свидетелей добралась до большой гостиной, где схватилась за Страбона. Письмена были греческие, явно старые, но вполне читаемые, и я погрузилась в чтение, внимательно пробегая взглядом по каждой строчке.

Но как это объяснить ему?

— Я заметила странные буквы на корешке и попыталась сложить… Я немного умею читать. Меня в монастыре монахини учили! — гордо ответила я, теребя уголок серого застиранного фартука…

Принесла же тебя нелегкая на рассвете! Конечно, я сама виновата… но это был подлинник десятого века, я просто не смогла устоять!

— На греческом?! — Он захохотал. Затем вытирая выступившие слезы, самодовольно предложил. — Если хочешь, я помогу тебе научиться… А ты мне скрасишь вечера в этом проклятом доме!

Потрясающее предложение, я просто не знала, куда себя деть от оказанной чести.

— Я порядочная девушка. У меня есть жених. — В этом богобоязненном времени такое признание иногда останавливало насильников.

— Я могу сказать управляющему, что ты собиралась украсть книжку…

Вот же поддонок! Интересно, что же мне помешало, желая я сделать это на самом деле?

Я подняла глаза и сухо предупредила:

— И чем вы объясните управляющему, что я не взяла более дорогие книги с позолотой, а решила утащить старый облезлый фолиант? Тем более, ничего я не воровала и даже не собиралась. А еще герцогу, члену «Общества Кулака*» будет интересно узнать, как в его собственном доме совращают невинных девушек.

«Общества Кулака*» считали, что в преступлениях по большей части виновато само общество, толкающее бедняков на воровство и даже на убийство. Они считали, что число преступлений уменьшится с установлением всеобщего равенства перед законом.