Сердце Зверя (СИ) - "Eltera" - Страница 5

Раз его не убили сразу, значит, омегам что-то нужно. Саске попытался припомнить, зачем оборотням нужны отловленные охотники, но на ум приходила только расчлененка – во всяком случае, большую часть охотников присылали в Гильдию именно так, по частям. Возможно, конечно, что и самого Саске собирались живьем резать по кусочкам и отправлять эти самые кусочки Сакуре, но… Как-то это было странно. Даже для долбанутых омег.

Вскоре тропка стала расширяться. Несколько шедших впереди омег плюнули на строй и побежали, исчезая из виду. Стайные животные, что с них взять.

Саске мрачно висел на своих захватчиках и пытался придумать план побега. Правда, озарение к нему приходить не спешило: сбежать от целой стаи в одиночку было невозможно. Да он даже от веревки сам не избавится!

Ночной воздух был таким холодным, что Саске, надевший только легкие джинсы и футболку, заметно продрог. Впрочем, плюс в этой ледяной прохладе все-таки был: измученное тело болело меньше.

Теперь Саске почти жалел, что сунулся сюда в одиночку. Лучше бы он прибился к посланному Гильдией отряду – обратно его бы не отправили. Но нет, он пошел один, понадеявшись на свой опыт. Вот только опыт не поможет, когда ты один, а у противника такое численное преимущество. Саске просто не подумал о том, что оборотней будет столько – обычно они стояли по периметру поодиночке, а справиться с одним было несложно.

Липкий цепкий холод вгрызался в свежие царапины, ушибы и синяки. Саске толком не мог понять, откуда этот мороз взялся – от страха, или же ночь все же была такой холодной.

Омеги, по-звериному почувствовавшие его испуг, довольно заулыбались, чуть ли не плотоядно облизываясь. Саске, заметив их чересчур пылкое внимание, заставил себя успокоиться. Он еще жив, значит, для чего-то нужен. А пока он жив – еще есть шансы вырваться. Даже если придется позорно бежать – он это сделает, потому что жизнь дороже. И пока ее у него не отняли.

Прислушавшись, Саске смутно уловил далекий пока гомон. На ум невольно пришли детские страшилки про ведьминские шабаши, на которых благополучно сжирали людей. У Орочимару была одна из крупнейших стай. Сколько в ней оборотней, не знала даже Гильдия, но их было не менее полусотни точно. Такое громадное для стаи число и делало Орочимару практически неуязвимым.

Дикие всегда сбиваются в стаю – это заложено в них природой. Но среди омег найдется не так уж и много тех, кто может действительно объединить и управлять, поэтому мелкие стаи с непрочно утвердившим свое положение лидером быстро уничтожались. Стандартная стая состояла из пятидесяти омег как максимум, но существовала она обычно недолго.

Орочимару же выживал все те пятнадцать лет, которые прошли со дня смерти родителей Саске. Причем даже не выживал, а процветал. Стая с каждым годом становилась все больше, а Орочимару, соответственно, все сильнее – чтобы добраться до него, нужно было сначала убрать с дороги его подчиненных.

Высокие колючие кусты наконец разошлись, и они выступили на широкую поляну, которая, не смотря на поздний час, кипела жизнью. Саске даже неприятно поразился тому, насколько… обыденно вели себя омеги. По всей поляне были расставлены палатки, натянуты тенты, горели костры, висели лампы… В стороне несколько оборотней разделывали пойманного оленя, под ногами у взрослых бегало несколько детей, какая-то девушка шила у костра, другая читала детям поспокойнее книгу.

Саске стало попросту… жутко от того, что омеги жили в этом своем стайном мире так спокойно, будто так оно и надо. Будь в Саске философ, он непременно бы заметил, что в этом сборище царит равновесие и умиротворение. Каждый занят своим делом, каждый выполняет какую-то роль в отлаженном стайном механизме… Да что за утопичный мирок создали себе омеги?

- Шагай давай, придурок, - на удивление беззлобно пробурчал тот щетинистый страшный омега, больно дергая Саске за длинную черную прядь волос.

Говорила ему Сакура – сходи к парикмахеру…

- Я тебе голову когда-нибудь отрублю, уебок, - пообещал Саске сквозь зубы, невольно подаваясь вперед, чтобы ему не выдрали-таки волосы.

Омега неприятно хохотнул.

- Посмотрим, - все так же миролюбиво отозвался он, давая знак двоим громилам, всю дорогу тащившим Саске на себе.

Те немедленно продолжили подрабатывать носильщиками, и Саске им в этом не собирался мешать. Пользуясь тем, что не нужно следить за дорогой, он принялся осматриваться.

На него практически не обращали внимания; только дети, сбившись в кучку, с любопытством и испугом следили за альфой, которого они, наверное, вживую никогда не видели. Взрослые оборотни бесстрастно скользили по нему взглядом и отворачивались, занимаясь своими делами.

Саске это даже немного удивило – он ожидал, что к нему, как к какой-нибудь позорной блуднице, сбежится вся стая с криками: «Разорвать!».

Его тащили все дальше по лагерю, когда Саске вдруг будто кожей почувствовал чье-то пристальное внимание. Он даже растерялся – его так спокойно и презрительно игнорировали, что он уже начал воспринимать это как данность. Беспокойно заозиравшись, Саске наконец понял, откуда шел этот обеспокоивший его взгляд.

Чуть поодаль от своих «товарищей», у самой кромки окружавшего лагерь леса стоял, прислонившись спиной к дереву, невысокий, хорошо сложенный, правда, парень со светлыми волосами, на которых причудливо плясали тени, отбрасываемые ближайшим костром. В свете огня было прекрасно видно, как чуть поблескивают его глаза – по-звериному жутковато.

Саске хоть и видел в своей жизни кучу омег, к их глазам привыкнуть никак не мог – этот чертов сверкающий ободок вокруг зрачка его всегда немного беспокоил, в очередной раз доказывая, что омеги больше звери, чем люди.

Пристальное внимание начинало беспокоить. В темноте по одному только блеску глаз Саске не мог понять, чего от него хотят, поэтому уже немного нервничал. Не так, чтобы омеги это почуяли, но достаточно, чтобы чувствовать себя еще хуже, чем было. Саске, пересиливая себя, отвернулся, хотя теперь больше всего на свете ему хотелось подойти и потребовать ответа. Глупо, но зато что-то определенное. В отличие от его нынешнего почти плачевного положения…

Наконец, «путешествие» закончилось. Его сгрудили в одной из на удивление просторных палаток, крепко привязали за руки и торс к широкому столбу, вбитому в землю в центре. Напоследок его еще раз обшарили и, как бы Саске ни пытался это скрыть, все-таки нашли спрятанный кинжал, сиротливо ютившийся на его голени.

Напоследок один из омег издевательски бросил на плотный тканевый пол бутылку воды. Саске пнул ее ногой, но попасть по ухмыляющейся роже было проблематично, так что ничего из его бунта не вышло. Оборотень дернул за цепочку лампы, и палатка осветилась мягким, почти матовым, светом.

- Чтобы не страшно было, - издевательски пояснил омега и ушел.

Он остался один. На темной ткани палатки причудливо играли блики костров, свет ламп и тени – ночь будто и не тревожила оборотней. Они были, в отличие от Саске, в своей стихии, и ночью жизнь каждого омеги кипела, подпитываемая близостью леса и стаи.

Саске, извернувшись в немыслимой (как ему раньше казалось) позе, с усилием опустил связанные руки ниже, пытаясь нащупать хоть что-нибудь. Он ощупывал плотную ткань пола, надеясь найти под ней хоть что-нибудь: камень, стекляшку, да даже ветку! Хотя зачем ему ветка?

Саске раздраженно рыкнул и выпрямился обратно, чувствуя, как ноет после его «гимнастики» все тело. Оборотни, к его большому сожалению, умели неплохо связывать, используя свою дурацкую физическую силу.

Так и не добившись ни в чем успеха, Саске перестал дергаться и дал себе небольшую передышку. Небольшой, правда, не получилось – Саске, несмотря на свое твердое желание ни за что не закрывать глаза, почти сразу уснул. Проснулся он от какого-то шума перед палаткой.

До Саске смутно доносились птичьи неуверенные трели – значит, было три или четыре утра, когда дневная живность только начинает пробуждаться. Он изо всех сил прислушивался, но не смог разобрать ни слова: у оборотней был прекрасный слух, а врожденная жажда конспирации приучила их говорить друг с другом тише.