Гамбургский оракул - Имерманис Анатоль Адольфович - Страница 44

• Предыдущая
• 44/74
• Следующая

Боденштерн набрал номер своей квартиры. Он никогда не звонил домой, когда был на работе, поэтому Трауте встревожилась. С трудом успокоив ее, он спросил:

- Как звали того типа, что приходил к тебе позавчера?

- В связи с отцом?

- Да.

- Лерх Цвиккау.

- Так я и думал, только не мог вспомнить фамилию.

- Мэнкупа убили? - спросила Трауте.

- Без сомнения! Не скучай, Трау! - Мысленно потрепав ее по щекам, он повесил трубку.

Его знобило. Нечего было и думать закрывать окно, тошнотворный запах газетной своры стойко держался. Сама она, разбившись на группы, бежала сейчас по свежим следам. Кто в редакцию, чтобы успеть к утреннему выпуску, кто в морг - за фотографиями для того же выпуска, кто за интервью к госпоже Мэнкуп, адресом которой предусмотрительно снабдил Боденштерн. Что же, недурная отместка! Но больше всего его радовала версия, которую удалось исподтишка подбросить газетчикам. Коснувшись непонятного противоречия между гётевским стихотворением, говорившим в пользу самоубийства, и отсутствием отпечатков пальцев на оружии, Боденштерн осторожно намекнул: возможно, отпечатки Мэнкупа успели стереть. Мэнкуп был крупной политической фигурой. Политическое убийство окружило бы его ореолом мученика, а его единомышленникам - возможность кричать о возрождении нацистских методов.

Боденштерн ухмыльнулся, представив себя на первой полосе утренних газет. Себя, живого, рядом с мертвым Мэнкупом. Ирония судьбы, отличное соседство, придававшее глотку газетной славы добавочный вкус. Единственное, что немного тревожило, - горькая чаша ответственности, которой приходится запивать сладкий глоток.

ЧЕТЫРЕХНОЖНИК ГАМБУРГСКОГО ОРАКУЛА

Ложь стала основной нормой нашего

образа жизни - начиная от политики и

кончая интимными отношениями. Не вздумай

говорить правду! Противники сочтут тебя

опасным смутьяном, друзья - чудаком, все

остальные - просто сумасшедшим.

Магнус Мэнкуп

- В том, что Мэнкупа убили, я не сомневался с самого начала, - сказал Енсен. - Но Магда Штрелиц? Это так неожиданно. Надо было сразу же снять отпечатки пальцев.

Дейли невольно повернул голову. В заднем ветровом стекле, по которому мелькали мгновенные отсветы уличных фонарей, все еще виднелась плоская черная громадина. Десять окон в правом углу четырнадцатого этажа - квартира Мэнкупа. В четырех, где помещались его друзья, горел яркий свет. Крайнее, самое большое, отгородилось от мира шторами, словно пытаясь уберечь свою тайну. Лишь тусклое мерцание проникало сквозь плотную материю. Дейли представил себе Муна, внешне спокойно вышагивающего по комнате, пока Рихтер продолжает обыск.

- Магда? - откликнулся Дейли с опозданием. - Я догадался, пожалуй, раньше вас.

- По сигаретам "Рамзес"? - рассеянно спросил Енсен. Он все еще не мог забыть госпожу Мэнкуп и крах своей гипотезы.

- Не только. Убийца действовал в перчатках - это было ясно и вам. Но, в отличие от меня, вы не знали, что из всех четырех друзей Мэнкупа перчатки были только у Магды Штрелиц. Темно-вишневые, под цвет портсигара и театральной сумочки, я отлично запомнил. Когда она заявила, что где-то забыла их, я сразу подумал об открытом окне. - Он посмотрел на ставший уже крошечным светлый четырехугольник. Даже отсюда было видно, как раздуваемые ветром нейлоновые занавеси зеленой волной ходили по открытому окну. Под ним были густо разросшиеся сиреневые заросли.

- Искать до утра не имеет смысла, - сказал Енсен.

- Черт с ними, с перчатками! Если они упали на голову любовной парочке, а тем более выведенному на ночную прогулку псу, то мы их все равно не найдем. У моего приятеля был бульдог, который приносил ему с каждой выставки медали, зато ему приходилось ежедневно покупать новые перчатки.

Жилой массив Гриндельберг окружали деревья, кусты, газоны. Люди, платившие столь дорого за свои квартиры, имели право на зеленый заслон от пыли и копоти остального менее состоятельного Гамбурга. Уже выпала роса, в свете фар мириады капель вспыхивали крошечными светлячками и снова угасали, оставленные позади. Влажная трава пахла первозданно, как в диком поле.

- И к тому же, когда мы уходили, я внимательно посмотрел на физиономию Муна, - добавил Дейли после небольшой паузы. - Удивительная книга! Правда, чтобы ее прочесть, надо лет десять просидеть с ним на школьной скамье, как это делал я. По-моему, Мун не считает Магду единственным вариантом.

- А кто же другой? - спросил Енсен и тут же ответил сам: - Актриса? Вся история эта с пистолетом мне тоже не очень нравится. В конце концов, это оружие, а не детская игрушка. Если она заперла его вместе с перчатками в выдвижном ящике театральной уборной, то обязательно взяла бы ключ с собой.

Дейли вспомнил, как это было.

- Покажите мне ключ! - сказал Мун.

- Он у меня в сумке, - смутилась Ловиза.

- Тогда возьмите свою сумку.

Ловиза, сопровождаемая Дейли, отправилась в свою комнату. Сумки там не оказалось. После продолжительных поисков ее обнаружили на подоконнике в холле. Ловиза при Дейли открыла ее и минут десять безуспешно рылась в беспорядочном нагромождении губных карандашей, записной книжки, коробки с театральным гримом, каких-то счетов, писем, рассыпанной мелочи, томика со стихами карманного формата и разных безделушек. Ключа не было. Единственную достойную внимания находку - коробку с холостыми патронами - Дейли оставил себе.

- И вообще все довольно странно, - продолжал рассуждать Енсен. - Ловиза Кнооп явно не желала, чтобы мы поехали в театр еще сегодня ночью. Если бы Магда Штрелиц не напомнила, что один из актеров ночует там... - Енсен замолчал. - Почему Ловиза Кнооп не вспомнила об этом сама?

До театра было рукой подать. Алстерское шоссе, по которому вечером из-за множества автомобилей можно было проехать лишь с трудом, тянулось сейчас совершенно пустое до самого парка. Парк шуршал листвой, единственный живой звук на всю округу. Так и казалось, что здесь давным-давно не ступала человеческая нога. И лишь фонари продолжали светить в пустоте.

Пока Енсен безуспешно нажимал кнопку звонка, Дейли рассматривал театральную витрину. Арно Хэлл, "Перчатки госпожи Бухенвальд". На стекле поверх афиш кто-то нарисовал виселицу. Фигурка с петлей на шее, по-видимому, изображала автора пьесы.

• Предыдущая
• 44/74
• Следующая