Держа океан (ЛП) - Каллинан Хайди - Страница 3

Когда я смотрел на Джереми, мой аутизм был суперсилой. Я мог сидеть на своей веранде часами, следя за ним, наблюдая, как он пересекает свой двор. Никто не догадывался о том, что я делаю. Моя семья не знала, что я подсматриваю за Джереми, потому что они думали, что я ожидаю поезд. Мне нравилось, что на нашем заднем дворе проходили железнодорожные пути, и моим любимым способом расслабиться было считать вагоны, проходящие мимо. Когда шел дождь, и прибывал поезд, я практически был в раю. Я не только считал вагоны. Я обращал внимание на номера машин и двигателей, пытаясь понять, как они устроены, отмечал, сколько автомобилей проехало, когда и в каком направлении.

Я и вправду смотрел на поезда, но также не выпускал Джереми из вида.

На улице я видел его не слишком часто, но всегда обращал внимание, когда он появлялся. Он двигался мягко и аккуратно, отчего мне казалось, что он очень чувствительный. Много он не улыбался, его лицо было умиротворенным и спокойным, как у моего отца. Временами он казался грустным, но точно сказать не могу, так как находился далеко. Джереми ухаживал за садом своего отца: стриг газон, мульчировал² растения.

Иногда он сидел на лавочке со своей мамой, а иногда с сестрой, когда она их навещала. Бывало к ним приезжал Барт, но не часто. В основном Джереми сидел на лавочке один. Я никогда не видел Джереми где-либо, кроме его двора. И его нельзя было найти в онлайне, чтобы заговорить с ним. Чтобы познакомиться с ним, я должен был проявить инициативу, и мне пришлось бы встретиться с ним лично. Для этого мне нужно было набраться смелости и постараться не упустить свой шанс.

Он подвернулся в начале июня на благотворительной вечеринке нашего квартала. Я не хотел идти на эту вечеринку. Там должно было быть слишком много людей и вопящих деток, но мама сказала, что мне полезно пообщаться с соседями. В другой раз я бы поссорился с ней и сказал бы, куда она может засунуть свою благотворительную вечеринку, но прочитав флаер, понял, что название было неправильным. В эту вечеринку было включено больше одного квартала. Вечеринка нескольких кварталов. Квартал Джереми тоже в нее входил.

Конечно, встретиться с ним там, если он придет, было рискованно, но на этот риск стоило пойти.

Накануне вечером я практиковался во «взгляде в лицо» и скинул себе на флешку подходящий текст разговора для знакомства с парнем.

Одеваясь следующим утром, я дополнительно удостоверился в том, что моя рубашка прилична, а волосы хорошо расчесаны. Я в этом не очень хорош, но, когда я спустился вниз, тетя Алтея улыбнулась и сказала, что выгляжу я прекрасно.

В ожидании вечеринки я сидел, покачиваясь на крыльце целый час. А потом моя семья со стульями и едой, включая меня, несшего пакетик картофельных чипсов, напевая, побрела на вечеринку.

Мама посмотрела на меня.

— Тебя что-то тревожит, Эммет?

Я нервничал, но не хотел рассказывать ей о Джереми.

— Я не хочу говорить.

Она продолжала пристально смотреть на меня, и выражение её лица говорило о том, что она собирается задать множество вопросов, поэтому я прикрыл ладонью свое ухо с её стороны. Мама вздохнула, но отвернулась и ничего не спросила. Ну и к лучшему. Мы почти дошли до места для пикника, и я хотел посмотреть, не пришел ли Джереми.

Когда я увидел его родителей, мое сердце забавно забилось. Смеясь над чьими-то словами, миссис Сэмсон подошла к столу и потянулась за тарелкой. Мой пульс снова подскочил, и я почувствовал головокружение. Это был чистый адреналин, гормоны моего тела взлетели до небес, что не могло не раздражать. Сейчас мне было необходимо сосредоточиться, не отвлекаясь на всю эту химию. Разве я знал, почему мое тело действовало вопреки здравому смыслу, почему оно проигнорировало все мои планы, превратив мой супермозг в супер-желе? Там, куда ушла его мать, склонив свою белокурую голову, под деревом, уставившись на землю, стоял Джереми.

Глава 2

Джереми

Если вы болеете чем-то, что не видно глазу, то эта болезнь не самая большая ваша проблема. Заканчиваете вы тем, что каждый божий день боретесь с другими людьми больше, чем с болезнью. Мне потребовалось немало времени, чтобы это понять, потому что на самом деле в течение многих лет я не знал, что болен. Оглядываясь назад, я понимаю, что депрессия у меня была со времен средней школы, а в высшей школе к ней добавилась еще и тревога. Или, возможно, они всегда вертелись вместе, но сполна я это почувствовал именно в то время. Такие вещи как депрессия и тревожность целиком и полностью сосредоточены в вашей голове. Люди, у которых не возникает депрессия или тревожность, думают, что они могут избавиться от негативных эмоций, как только поймут, что те появились. Но те из нас, кто живет с подобными проблемами психологического здоровья, знают, что наши демоны никогда не берут выходной.

В первые месяцы после окончания школы я был не в состоянии связно думать о том, что происходит с моим мозгом и о том, что может это улучшить или ухудшить. Долгое время я не мог озвучить свое состояние, а когда наконец сделал это, то почувствовал стыд и ущербность. В тот момент я в основном выживал, правда, без особого успеха.

Люди всегда настораживали меня, даже когда не замечали меня. В седьмом классе меня дразнили, и кульминацией стал инцидент в раздевалке, когда группа мальчишек, смеясь надо мной, угрожала выпихнуть меня голым в коридор, чтобы девочки тоже могли надо мной посмеяться.

Я начал испытывать боль в животе каждый раз, когда находился на уроке физкультуры. Медсестра думала, что я симулирую, и когда я жаловался, мне приходилось специально вызывать у себя рвоту, чтобы мне поверили. Со временем мне приходилось возвращаться в спортивный зал, но я умел хорошо прятаться в ванной комнате, пока все во что-то играли. Думаю, учитель понял, что происходит, поскольку никогда не наказывал меня за опоздания. Это стало способом моей борьбы со школой. Люди были опасны, действительно опасны, и потому я избегал их. У меня был один друг, но думаю, что я был для Барта больше опорой, чем настоящим другом. Он, конечно, быстро бросил меня, когда на четвертом году моего обучения депрессия стала брать верх. Я скрывал это ото всех, но в мае, во время презентации самоуправления в моем классе, я сломался.

Это привело к поездке к нашему семейному доктору, который диагностировал у меня серьезное депрессивное расстройство. Казалось, он наспех поставил диагноз, как если бы я был просто простужен, а у меня было ощущение, что он просто хочет впарить мне кукую-то известную марку таблеток. Не было ничего похожего на обычные тревожные чувства, скорее казалось, будто мне повесили на шею бирку с названием болезни. Мне было неловко и стыдно, и я не возражал, когда мать разозлилась и сказала ему, что он не знает, о чем говорит.

В целом я был благодарен за то, что мне дали окончить школу на домашнем обучении, подальше от стресса. Я даже не пошел на выпускной. Все это звучит прекрасно, но пока я не выходил из своей добровольной тюрьмы, единственным человеком, с которым я боролся, была моя мать.

Она ненавидела, что я продолжаю отгораживаться от мира, и сделала своей миссией пихать меня в это носом. И хотя до подтверждения диагноза она разрешала мне не ходить в церковь, теперь тянула меня туда за волосы каждое воскресенье. Там я постоянно отбивался от людей, после каждой службы мамины подруги, которых я особо не знал, улыбаясь, обеспокоенно спрашивали, куда этой осенью я собираюсь пойти учиться или встречаюсь ли я с кем-то. Если я болезненно реагировал на этот натиск и у меня начинался приступ паники, мама ругала меня, а папа хмурился. Если бы я знал, что потеряю в классе этот чертов контроль, то работал бы над собой больше, пытаясь предотвратить этот крах, прячась, как обычно, в туалете между уроками.

Благотворительная вечеринка квартала была еще одной возможностью для мамы заставить меня быть нормальным, а для меня — провалиться. Она показала мне флаер за три дня до вечеринки.