Держа океан (ЛП) - Каллинан Хайди - Страница 14

Я действительно нуждался в том, чтобы сейчас в ней была сила огромной мощности. Поэтому обнял её и позволил поцеловать мои волосы, прижавшись к которым она заплакала.

Я не плакал. Поднявшись наверх, я достал из своего шкафа кувалду и, крича и ужасно матерясь, стучал ею по кровати минут пятнадцать.

А когда я с закончил, то сел за алгебру, что всегда меня успокаивало. Я не могу жить в общежитии, не могу помешать людям называть меня уродом, но всегда могу решить уравнения.

Примечание:

1. Спектр аутизма*:

Аутизм Каннера: ограниченный словарный запас, отсутствие речи, неспособность контролировать эмоции, чувствительность к прикосновениям, отсутствие глазного контакта.

Синдром Ретта: у девочек (мальчики с таким заболеванием рождаются мертвыми). Расстройство речи, нарушение координации движений и мелкой моторики.

Синдром Аспергера: исключительная память, интеллект, превышающий норму, речь на официальном, литературном языке, повторяющиеся движения, странные интересы, затруднённое понимание выражения лица собеседника, шуток, метафор.

Высокофункциональный аутизм: проблемы с поведением только в специфических ситуациях, задержка речевого развития в раннем возрасте.

Аутизм-севант: социальная отстранённость, серьезные нарушения развития, параллельно с которыми развивается исключительная память и таланты в специфических областях (игра на музыкальных инструментах, художественная деятельность и т.д.).

Атипичный аутизм: аутизм в легкой степени. Возможны либо расстройства речи, либо проблемное поведение.

Глава 6

Джереми

В конце июля я был записан на занятия в университете Айова, но борьба между мной и моими предками не прекращалась.

Я чувствовал, что все, чего они от меня требовали, было невозможно, но даже если я как-то и выполнял их просьбы, моих усилий никогда не было достаточно. Я позволил им записать меня на занятия, но попал в неприятности из-за того, что не проявил инициативу в закупке школьных принадлежностей и не стал обставлять комнату в общежитии. Мою комнату, где я бы жил без Эммета. Уставившись в пол, он сказал мне, что ему жаль, но его аутизм не позволит ему жить в общежитии или в квартире при кампусе.

— Моя мама ищет другие варианты, — заверил он меня. — Она советует нам не дергаться. У нее есть зацепки.

Я хотел, чтобы у нее были зацепки больше, чем он мог выразить простыми словами, но, пока это не стало реальностью, мне пришлось думать о том, что я буду делить комнату с незнакомцем, и мне нужно было к этому подготовиться.

По словам моей матери, я был недостаточно подготовлен к университету, и когда ей надоело ждать, что я займусь этим сам, она все решила за меня. Она потащила меня по магазинам, всю дорогу вопя об ответственности, но я думаю, что мой нервный срыв из-за поступления на подготовительные курсы начался бы, даже если бы мама улыбнулась и сказала, что все будет хорошо.

Однако не думайте, что она поддержала меня после срыва. Мама кричала на меня всю дорогу домой.

— Как ты мог так меня опозорить? Все смотрели на нас. Все смотрели на меня, как будто это моя вина.

Я чувствовал себя виноватым, хотя расстроился я из-за нее. Она заставила меня пойти.

Я не мог находиться в больших дисконтных продуктовых магазинах или в любом магазине больше «Уистфилда», и иногда подобные дни были для меня чересчур. Но я терпеть не мог кого-то разочаровывать, и еще терпеть не мог то, как все на меня смотрят. Мне было мерзко от того, что я был не в состоянии пройти дальше стойки с открытками, не начав часто дышать, и как бы не пытался, у меня все равно происходил нервный срыв.

Теперь я срывался постоянно, даже дома. Реже с Эмметом, но нам пришлось перестать гулять по кампусу, эти прогулки заставляли меня задумываться о том, как ужасно будет жить там без него, и случался приступ паники.

— Я думаю, тебе пока рано поступать, — сказал Эммет. — Я считаю, что тебе стоит поговорить с моей мамой о препаратах. Она могла бы их выписать тебе.

Он был прав. Но я всегда говорил, что не хочу обсуждать лекарства. Честно говоря, отчасти мне хотелось быть самым распоследним хулиганом в школе, чтобы показать родителям, как они ошибались.

Теперь я осознаю, что, если бы столько народу увидело меня сломленным, со мной бы случился очередной приступ паники. Так что я старался не думать об университете вообще. Могу сказать, что Мариетта обо мне беспокоилась. Она не говорила, что я должен принимать лекарства, но уделяла мне гораздо больше внимания, когда я к ним приходил, уверяя, что ищет нам с Эмметом альтернативное жилье, и обещая присылать нам посылки со сладостями, когда мы начнем учиться. На электронной читалке, которую я у нее одалживал, стали появляться новые книги: «Полуденный демон», «Стреляйте в проклятую собаку», «От паники до власти». Это были книги о депрессии и тревожности.

Но я их не читал.

Это не значит, что я не хотел помощи. Я хотел, но больше всего я хотел, чтобы мои родители перестали отталкивать меня, и я не думаю, что лекарства или чтение их изменят. Я нуждался в них больше, чем в принятии лекарств или в чтении, я хотел, чтобы они по крайней мере выслушали меня.

Они не слушали, что бы я ни говорил или ни делал, насколько сильными мои приступы паники бы не были. Но в один прекрасный день мне позвонила сестра.

Джен живет в Чикаго и редко приезжает домой. Мама все время жалуется на то, что, когда она звонит Джен, та не отвечает. В защиту Джен скажу, что мама никогда не спрашивает мою сестру о её жизни, только жалуется на свою. Если бы я был Джен, я бы тоже не отвечал на звонки матери.

Джен никогда не звонит нам, а тем более мне. Но в тот день я сидел на крыльце в ожидании, когда у Эммета закончатся занятия, и она это сделала.

— Привет, братишка! Как дела?

— Хорошо, — ответил я, хотя дела шли не очень. Но никто никогда не хочет знать о неприятных вещах.

— Слышала, ты волнуешься перед поступлением. И у тебя стало больше приступов паники. Ты заставляешь меня волноваться за тебя, Микроб.

По всему моему телу прокатилась горячая волна стыда. Откуда Джен знает об этом? И то, что она зовет меня моим старым прозвищем, не делает ситуацию лучше.

— Все будет хорошо, — сказал я, но не верил в это. Я не хотел, чтобы еще один человек трясся надо мной.

Я не понимал, почему Джен беспокоилась обо мне. Она никогда этого не делала.

Но в тот день она не собиралась останавливаться.

— Я знаю, что не поддерживаю отношения с семьей, и это плохо. Прости меня за это. Я не могу общаться с мамой, поэтому держусь подальше, но это не значит, что я избегаю тебя. Ты и правда в порядке? Хочешь, я вернусь домой и помогу тебе?

Я не знал, что сказать. Она хотела вернуться домой и помочь мне? Я хотел этого, да, но все это казалось странным и заставляло нервничать. И мне было бы стыдно за то, что она будет возиться со мной.

— Я в порядке. Извини за беспокойство.

— Дорогой, ты не беспокоишь меня. Я забочусь о тебе. И хочу знать, что с тобой происходит. И не хочу, чтобы наши родители свели тебя с ума, а исходя из собственного опыта, я знаю, что это возможно. Ты наблюдаешься у кого-нибудь в связи с этими приступами паники? Принимаешь что-нибудь? Лекарства помогают?

Почему все считают, что я болен? Как будто у меня болезнь сердца, а не глупая привычка быть расстроенным на публике и легко становиться подавленным из-за этой жизни.

— Я в порядке, — повторил я. И снова.

В конце концов она перестала спрашивать, да и Эммет начал писать из автобуса. Так что я сказал ей, что мне пора идти.

— Ладно, но я собираюсь тебя проведать, — сообщила Джен, а я был рад, что она меня предупредила.

Спустя два дня после звонка Джен к нам домой пришла Мариетта.