Реализация - Константинов Андрей Дмитриевич - Страница 57

• Предыдущая
• 57/60
• Следующая

Однажды вечером Штукин заглянул в кабинет к оперуполномоченному Жене Радину, у которого обычно собирались те, кого никто не ждал дома. У Радина уже сидели Уринсон и Потемкин. Молодые люди откровенно маялись, всем хотелось выпить, а денег не было совсем. Самое неприятное заключалось в том, что и занять было не у кого, поскольку лимит и доверие дежурной части себя исчерпали. Так называемую «девятку», то есть средства, выделенные на материальную помощь спецаппарату (осведомителям) давным-давно уже списали на кормление понятых, правда, сами понятые об этом и не догадывались.

Достав из смятой пачки «Петровских» последнюю сигарету, Радин неуверенно предложил:

– Может, на «пьяный угол» нагрянем?

– Перебор! Позавчера с убойщиками и так пол-ящика смели у барыг, совесть надо иметь! – возразил Уринсон.

– А чего это убойщики на чужой каравай залезли? – разозлился Радин.

Уринсон постарался защитить убойную группу:

– А ты знаешь точное место, где концентрируются убийцы?

Потемкин вздохнул и уныло выдвинул еще одно предложение:

– Может на рынок к черным?

– В лицо знают – не откроют! – Радин знал, что говорил.

Последний спонтанный набег залегендированный под операцию «Эмигрант» на Андреевский рынок закончился целой делегацией от администрации рынка к начальнику УБЭП района. Шуму было много. Начальник УБЭП пообещал принять меры и таковые попытки действительно предпринял.

– А кто от следствия? – поинтересовался Штукин.

– Маленкова, – криво ухмыльнулся Уринсон.

– М-да… – повесил голову Валера. Маленкова была майором милиции, женщиной с интересной судьбой и богатым жизненным опытом. Безденежных оперов она на своем веку видала и перевидала. Маленкова, если и давала в долг, то только под залог табельного оружия. А у оперов оружия на руках не было, им временно запретили его выдавать, после того как Уринсон в кафе «Бригантина» выстрелил в барабан музыканту Лыскову. Штукин и Радин при этом дико гоготали. Лысков этот был однокурсником Уринсона и в свое время не давал Боре списывать…

Штукин почесал затылок и встрепенулся:

– А может быть, что-нибудь из вещдоков продадим?

Четыре пары глаз начали осматривать кабинет Радина, но ничего ценного, кроме двух треснувших лобовых стекол от «москвичей» и бампера от старой «Волги», не обнаружили. Все тяжело вздохнули. И в этот момент в кабинет через неплотно прикрытую дверь юркнул непонятно откуда взявшийся щенок. Он вперевалочку подбежал к столу, на котором сидел Радин. Опера молча уставились на будущую собаку.

– Дверь в ОУР не заперли, что ли? – предположил Радин.

– Слушайте, а щенок-то породистый! – родился преступный умысел у Уринсона.

– А ты что – собаковед? – съязвил Штукин, хотя и он отлично понял, куда клонит собрат.

– Породистый щенок всегда имеет толстые лапы, толстый живот. Толстую шею… – подняв взор, Потемкин считывал информацию с потолка.

– Это ты породистого колобка описываешь! – засомневался Штукин.

– А в Китае собак едят! – ни с того ни с сего вспомнил Уринсон.

– Ну, ты вообще уже того! – спохватился Штукин. – А еще в Академии госслужбы учился!

– Действительно, где мы его варить-то будем? – удивился Потемкин.

– Очумели совсем! – рявкнул Штукин и отечески взял щенка на руки. – Не хватало, чтобы нас застали при попытке сварить собаку в кастрюльке при помощи кипятильника!

– Ну, знаешь, голод – не тетка! – обиделся Уринсон.

– Так мы по стакану вмазать хотели или сожрать кого? – разозлился из-за того, что главная тема беседы ускользала, Потемкин. – Ошейник какой у него дорогой…

– А что, с ошейником собака потеряться не может? – предположил Радин.

– В коридоре ОУРа? – возразил Валера. – Смотри-ка, урчит, посапывает.

– Между прочим, породистые щенки до сотни зеленых стоят! – сформулировал, наконец, идею Уринсон.

– Какой породы? – заинтересовался Радин.

– Породы! – передразнил Уринсон. – Нынче все редкие породы в моде. Породистой породы!

– Мы же не против, – сказал Потемкин, внимательно взглянув на Штукина. – Этот какой породы?

– Я думаю, овчарка, – предположил Уринсон.

– Овчарка – это банально! – не согласился Радин. – Какие породы еще знаете?

– Пудель! – ожил Штукин.

– Артамон! – взорвался Радин. – Он же у тебя в руках – какой он на хрен пудель!

Воцарилась пауза.

– Гончие есть, – слабо надеясь, что предложение будет принято, огласил Уринсон.

– Сам ты легавый! – хрюкнул Потемкин. – Ты кино про царей смотрел? Там гончие худые! А у нас – в форме тефтели!

– Знаете, он у нас кто? – осенило Уринсона.

– Господи, кто?! – насторожился Валера. – Только не пугай!

– Я вот только не помню, как они точно называются, – начал Уринсон. – Чу-чу, там, или Чав-Чав… Их едят, как деликатес…

– Ты слышишь себя-то? Чав-чав!!! – рассвирепел Штукин. – Тебя чему в твоей Академии учили?!

– Действительно, как мы его продавать будем? – поддержал Штукина Потемкин. – Купите Чав-чав, пожалуйста! Несолидно!

– Ну вас!… О! Есть еще порода шпиц! – вскрикнул Уринсон.

– Это более-менее, – остался доволен Потемкин.

– А шпиц будет чавским! – смекнул Радин.

– В каком смысле? – недопонял Уринсон.

– Ну, овчара немецкая… там другая порода ирландская, я слышал… а шпиц наш Чавский, – выстраивал логическую цепочку Радин.

– Во! Придумал! – заорал Уринсон. – Порода эта шпицчав называется!

– Точно!

– А что, – красиво!

Уринсон выглянул в коридор и отпрянул. Там он увидел дежурного по отделу Шулого и какого-то приличного гражданина, оба растерянно оглядывались.

– Шухер! Кажись хозяин! – предупредил Уринсон. – К нам жало засунут, как пить дать!

Штукин приподнял щенка и хаотично начал метаться по кабинету. Усмотрев огроменную коробку на шкафу, он привстал на цыпочки и по баскетбольному скинул в нее бедное животное. Раздалось шуршание, затем всплеск и бульканье. В коробке почему-то оказался старый аквариум с дохлыми рыбками, скисшей коричневой водой и такого же цвета мертвыми водорослями.

– Куда ты его! – встрепенулся Радин и, подставив табуретку, вытащил мокрого испуганного щенка обратно.

• Предыдущая
• 57/60
• Следующая