Реализация - Константинов Андрей Дмитриевич - Страница 50
- Предыдущая
- 50/60
- Следующая
– Вам видней, – отмахнулся Трутень, размазывая пыль по лицу.
– Так на банановой или нет?!
– На ней, родимой.
– Во сне или не во сне?!
– Во сне.
– Жалобы?!!
– Никаких.
– Ерофеев, на прогулку не водить! Они в прогулочном дворике, сонные, бананы с наших пальм срывают. Покалечиться могут!
– Есть, на прогулку не водить!
– А, тут полосатый! Вот кто чифирь заварил! Не можешь без движений?! Встать! – наткнулся на ветерана проницательный капитан.
– Стар я уже, чтобы подпрыгивать-то.
– Фамилия?!
– Сам знаешь. У тебя в закромах таких как я не густо.
– С вещами на выход!
– Командир, что ты, ей-богу?! – развернулся Юнгеров.
– Неужто на свободу выкинешь? – добавил дядя Миша.
– А чичас узнаете!
Капитан Ерохин «вынес икону из красного угла», прихватив заодно и Юнгерова.
Капитан Ерохин довел их до подвальных карцеров и дал указание принять без постановления на водворение в ШИЗО: «Потом закон соблюдем».
– Начальник, за тобой ранее такого не водилось, – вздохнул Моисей Наумович.
– Достали! То – на, зятек, когда сможешь – отдашь. То – гони долг немедля. Вас, блатных, не поймешь!
– Чего-то я старею, – непонимающе почесал в затылке Чернокнижник.
В камере изолятора находился еще один «буйный» лишенец. Скучал. Посему подпрыгнул от появления попутчиков. Беседы ночные – полетят деньки! Моисей Наумович на себя серчал и к разговорам пустым был не расположен.
После короткого сухого знакомства, паренек попросил совета у ветерана о…
– Э-э-э-э, без меня. Я уже насоветовался. Спасибо, по хребтине дубиной не получил.
Паренек настырно развернул маляву, пришедшую в карцер от баландера.[37]
Текст гласил ровными печатными буквами:
КАТОРЖАНЕ В ИЗОЛЯТОР ПРИБЫЛ ВОР –
АЛИК АЛАПАЕВСКИЙ.
Он везет общак в строгие лагеря.
И просит душевно собрать грев
на благо воровское!!!
Маляву переписывайте
и распространяйте по хатам
да хранит бог удачу блатную.
Моисей Наумович аж застыл от подобного хамства: «тоже мне Ульянов-старший!»
– Эх, я бы послал, но у меня ничего нету. Даже переписать нечем, – развел руками сосед по наказанию.
Юнгеров, думавший как обустроиться на бетоне и не заработать радикулит, заржал, но спохватился, так как подумал, что обидел ветерана.
– А ты отдери кусок кожи, да кровушкой ворам и подпиши! – заерничал бывалый Чернокнижник.
– Это слишком, – нахмурился паренек.
– Ну, страдать, так страдать!
– Не мной закон прописан.
– Тогда шнурки от кед загони Алику, как его, Гомельскому.
– Шнурки?
– Угу. Будет на чем повеситься, когда выверты его до воров дойдут. Или ты думаешь, он всю жисть по изоляторам трястись будет?
– У тебя опыт, конечно…
– Раз, конечно, – тогда давай сюда маляву. Не кручинься. Разрулим.
Моисей Наумович забрался на дальняк[38] . Отсидел, кряхтя, минуток десять и с младенческой улыбкой употребил воровскую маляву по назначению.
Эта метафора, с таким мастерством и назидательностью показанная миру, укрепила Юнгерова в его правде.
Они с Чернокнижником еще долго разговаривали за все. Юнгеров учился у святых и мудрых тому миру.
Закон – он ведь писан для тех, кто не знает, как устроена жизнь.
- Предыдущая
- 50/60
- Следующая
