Убийства на Чарлз-стрит. Кому помешал Сэмпсон Уорренби? - Хейер Джорджетт - Страница 86

— Боюсь, полиция бессильна, сэр, пока люди ограничиваются самим выгоном и общественной дорогой и никому не чинят препятствий, да и как иначе, там же тупик!

На лице викария появилось тревожное выражение.

— Может, мне пойти туда и обратиться к ним, объяснить, как все…

— Кто-то просто похихикает, а может, и нагрубит вам, — предостерег Хасуэлл. — Лучше натравите на них Пленмеллера: ему понравится рассеивать толпу. Его остановит лишь угроза линчевания.

— Хасуэлл, Хасуэлл, друг мой, — пробормотал викарий.

— Не волнуйтесь! — засмеялся тот. — Вы можете представить, чтобы он хотя бы пальцем шевельнул ради племянницы Уорренби?

Викарий покачал головой и сказал, что у их доброго друга злой язык, но любой достоин снисхождения, а сердце человеческое не избавлено от горечи.

— Уж его-то, с хромотой, надо бы пожалеть, — произнес Хемингуэй. — Слушать Пленмеллера исключительно полезно, он о любом такого наговорит, что не устоишь на ногах от неожиданности! Однако я не уверен, что его суждению можно полностью доверять. Не удивлюсь, если Пленмеллер просто старается оправдать надежды слушателей и всякий раз, открывая рот, выдает что-нибудь сногсшибательное.

Викарий окинул Хемингуэя одобрительным взглядом и похвалил за проницательность.

— Я сильно огорчен его отношением к этой прискорбной истории, — продолжил он. — Молчу о христианском сострадании, но и с мирской точки зрения я предостерегал Пленмеллера, что его неумеренное красноречие может быть неверно понято. Пока что, — оговорился он, изображая поклон, — мои опасения не подтвердились.

— Большое вам спасибо, сэр, — радостно сказал Хемингуэй. — Вообще-то у меня возникло бы больше подозрений, если бы Пленмеллер вдруг сменил тон, потому что, как утверждают, он много месяцев твердил, что от Уорренби необходимо избавиться. Я вот чего никак не возьму в толк: почему он взъелся на Уорренби сильнее, чем кто-либо еще? — Он сделал выразительную паузу, но викарий лишь вздохнул, а Хасуэлл усмехнулся и пожал плечами. — Возможно, — продолжил Хемингуэй, — разница между ним и остальными местными жителями, не выносившими Уорренби, состоит в том, что он говорил то, что думал, а они нет.

— Боюсь, вы правы, — скорбно закивал викарий.

Старший инспектор прищурился:

— Вы с большинством, сэр?

— Это невозможно опровергнуть, — ответил подавленный викарий. — При всех стараниях тяжело бороться с неподобающими мыслями, плоть слаба, о как слаба!

— Если так пойдет, то вы скоро заподозрите всех, кто не питал к Уорренби неприязни, старший инспектор, — усмехнулся Хасуэлл. — Спешу вас уверить, что я, подобно викарию, считал его пренеприятнейшим субъектом!

Хемингуэй поднялся.

— Вижу, он добился непопулярности, — подытожил он. — Не стану больше отнимать у вас время, сэр.

— Что вы, что вы! — вежливо откликнулся викарий. — Я полностью в распоряжении тех, кому нужен.

Он проводил Хемингуэя до двери, пожал ему руку и сказал, что мечтает встретиться с ним по более приятному поводу.

Констебль Мелкинторн, увозя старшего инспектора от дома священника, спросил в воротах, куда двигаться теперь. Ему было велено ехать к «Розовым коттеджам». Пропустив велосипедиста, водитель повернул на Хай-стрит влево. Он уже переключал передачу, когда раздался приказ затормозить. Он послушно замер на обочине. К машине приближался майор Миджхолм.

— Добрый вечер, сэр! — поприветствовал его Хемингуэй. — Я вам нужен?

— Да! — подтвердил майор. — Я думал-думал и посчитал своим долгом поделиться с вами кое-какими сведениями. Учтите, возможно, это пустое. Я не утверждаю, что придаю им большое значение, но мало ли? Наш долг — сообщать полиции все, что известно.

— Правильно, сэр, — подтвердил Хемингуэй.

Но майору все же недоставало решительности.

— Не люблю болтать о соседях! — признался он. — Но что поделать, если речь об убийстве? Если то, что я скажу, окажется пустяком, никому не будет причинено вреда; а если нет — что ж… Глупо отрицать, что происшедшее всех нас потрясло. Не готов утверждать, будто знаю, чьих это рук дело. Между нами говоря, здесь, в Торндене, только спящий не изображает сейчас сыщика-любителя! Не думайте, что я пытаюсь сделать за вас вашу работу, но я, конечно, много обо всем этом размышлял и кое с кем это обсуждал. Собственно, вчера вечером я говорил об этом с женой. У нее свои версии, не стану в них вдаваться, потому что не разделяю их. В общем, у меня не выходит из головы, что два человека, сильнее всего не любившие Уорренби, — это Драйбек и Пленмеллер. Когда мы с Драйбеком шли в субботу в «Кедры», к нам присоединился Пленмеллер. Среди прочего он сказал, что его порог — единственный в Торндене, через который Уорренби не переступить. — Майор выдержал выразительную паузу. — Я обмолвился об этом жене, и она сообщила, что видела в субботу утром, как Уорренби входил в Торнден-Хаус! Она, конечно, не знает, что ему там понадобилось и сколько времени он провел с Пленмеллером, потому что направлялась за покупками и думала о другом. В первый раз услышав об этом, я не придал ее словам значения, но после долгого размышления пришел к выводу, что вам следует об этом знать. Повторяю, это может оказаться ерундой. А с другой стороны — странно: хвастаться, что Уорренби никогда не переступал твоего порога, когда тот сделал это в то самое утро! Можно подумать, он старался, чтобы никто не заподозрил, что у них двоих есть какие-то дела!

Констебль Мелкинторп смотрел на старшего инспектора, пытаясь понять, как на того подействовало услышанное. Но он не удивился, увидев, что спокойствие столичного сыщика нисколько не поколеблено.

— Понятно, — грозно произнес Хемингуэй. — Надо быть большим оптимистом, чтобы понадеяться, что никто не заметит субботним утром на деревенской улице идущего к нему Уорренби!

— Я передал вам то, что узнал.

Подняв голову, майор замер. К ним направлялся от своего дома, переходя улицу по диагонали, Гэвин Пленмеллер.

— Допрос, передача сведений или беззаботная прогулка, майор? — осведомился тот. — Рад вас видеть, старший инспектор. Уверен, мою радость разделяет вся деревня. Мы ожидали вас ближе к закату, но так даже лучше. Признаться, здесь ощущалась неудовлетворенность. Нам подавай действие, и мы надеялись, что настоящий детектив из Лондона щедро обеспечит нас пищей для разговоров.

— Что ж, я пойду, — пробормотал майор.

Гэвин окинул его веселым взглядом:

— Чего это вы вдруг заторопились? Неужели — поверить не могу! — вы наговаривали старшему инспектору на меня? — Видя, как майор заливается краской смущения, он захохотал: — Великолепно! Что это было? Или вы не захотите мне сказать?

Было видно, что у майора это желание отсутствует напрочь, но как офицер и джентльмен тот не мог сбежать, когда запахло жареным. Поэтому прозвучал отважный ответ:

— Кажется, вы столько всего наболтали про людей, что не должны сильно возражать, если они поменяются с вами местами.

— Какие могут быть возражения! — усмехнулся Гэвин. — Просто хочется надеяться, что вы раскопали обо мне что-нибудь хорошее.

— Ничего я не раскопал! Знаете, что не дает мне покоя? Зачем было говорить, что Уорренби никогда не переступал вашего порога?

— А я так говорил? — удивился Гэвин.

— Да, говорили!

— Не исключено, конечно, и я ни в коем случае не стал бы это отрицать. Просто любопытно, когда я позволил себе столь ответственное утверждение?

— Вы сказали это Драйбеку и мне на Вуд-лейн в субботу. Мол, ваш порог — единственный, которого ему не переступить.

— Что ж, святая правда. Помнится, нашему Тэддиасу эти слова пролились бальзамом на душу. Ну и что?

— Пленмеллер! — повысил голос майор, обретая в гневе уверенность. — Уорренби переступил ваш порог тем самым утром!

— Обратите внимание, старший инспектор, — невозмутимо сказал Гэвин, — я категорически отвергаю данное постыдное обвинение!

— Примите к сведению, что моя жена видела, как он входил в ваш дом!

— Наглая ложь, — улыбнулся Гэвин. — В мой сад — другое дело. Если она находилась в тот момент на Хай-стрит, то вряд ли пропустила бы это зрелище. Более того, ваша жена должна была обратить внимание на его вульгарную машину у моих ворот. Осталось объяснить, как она умудрилась пронзить взглядом кирпичную стену, — вот что представляло бы интерес!