Убийства на Чарлз-стрит. Кому помешал Сэмпсон Уорренби? - Хейер Джорджетт - Страница 55

Майор Миджхолм, отогнав пекинесов, присоединился на углу улицы к супруге и к Драйбеку. Он был невысок, худощав, седоват, с щеточкой усов. Поскольку он вышел в отставку в чине всего лишь майора, то считалось, что его военная карьера не задалась, однако на втором году войны, когда создали местное ополчение, Миджхолм удивил соседей неожиданными талантами. Ему, единственному в округе военному, не подлежавшему по возрасту мобилизации, поручили набирать и обучать первых рекрутов. На этом поприще майор Миджхолм добился выдающихся успехов и даже склонил двух известнейших местных браконьеров не только встать под знамена, но и являться порой на занятия по строевой подготовке. Это была, без сомнения, его стихия, и война пришлась ему по душе. С наступлением мира майор Миджхолм опять отступил на роль второй скрипки при жене, которая, как ни странно, никогда не переставала потчевать знакомых баснями о его военных подвигах, мудрости в гражданских делах и способности блестяще выходить из любой сложной ситуации.

Сейчас она встретила мужа весело и радостно:

— Какая приятная встреча, Лайон! Идешь в «Кедры»? Передай от меня привет миссис Хасуэлл. Какие новости?

Майор, поприветствовав Драйбека небрежным кивком и такой же улыбкой, ответил:

— Никаких.

— Слава богу! — воскликнула миссис Миджхолм, восполняя своим воодушевлением все, чего недоставало в голосе мужа. — Я сомневалась, уходить ли из дому, потому что она вела себя немного беспокойно. — Заговорщически улыбаясь Драйбеку, она посвятила его в тайну, игриво добавив: — Прибавление семейства! Первый помет моей бесценной Уллапулы!

Драйбек не придумал лучшего ответа, чем: «Неужели?» Совестливый майор, старавшийся находить оправдание всем изрекаемым женой глупостям, виновато промолвил:

— Эти маленькие проказники такие нежные!

— Нет, Лайон, не нежные! — возразила миссис Миджхолм. — Просто с первым пометом надо быть настороже. Уллапула станет искать мамочку, чтобы я подержала ее за лапку. Все, я убегаю! Желаю вам обоим хорошей игры. Идемте, Пики! Догоняйте мамочку!

Махнув рукой, она засеменила прочь. Двое мужчин зашагали в противоположную сторону, к Вуд-лейн.

— Пекинесы невероятные умницы, — доверительно поведал майор. — А как они любят охоту! По их виду этого не скажешь, но они не пропускают ни одной кроличьей норы.

Драйбек, кое-как изобразив на лице фальшивый интерес, выдавил: «Вот как?» — и приступил к тщетным попыткам найти хоть какое-то дополнение к своему кислому ответу. К счастью, они уже достигли первой лавки, где торговали бакалеей, галантереей и канцелярскими принадлежностями. Здесь же размещалось почтовое отделение, откуда, к облегчению обоих собеседников, появилась мисс Мириам Паттердейл, наклеивая марку на открытку. Кивнув мужчинам и опустив открытку в почтовый ящик, она сказала:

— Это в прачечную. Послушаем, какую отговорку они придумают на сей раз? Вы, наверное, к Хасуэллам? Там Абби. Говорят, она неплохо играет.

— Мало сказать — неплохо! — оживился Драйбек. Такой сильный удар слева редко встречается у слабого пола.

— Чушь! — скривилась мисс Паттердейл, безжалостно отвергая услышанное. — Сколько можно задерживаться в эдвардианских временах, Тэддиас? Зла на вас не хватает!

— Боюсь, я слишком старомоден.

— Тоже мне, предмет гордости! — усмехнулась мисс Паттердейл.

Драйбек прикусил язык. Хотя он был знаком с мисс Паттердейл, загрубелой старой девой, уже много лет, она не перестала внушать ему страх. Угловатая остролицая особа одевалась строго, коротко стригла седые волосы и не появлялась без монокля в глазу. Последнее, впрочем, вводило в заблуждение: она и с этим приспособлением оставалась подслеповата. Старшая дочь приходского священника, мисс Паттердейл после смерти отца десять лет назад переселилась из его дома в съемный коттедж на углу Фокс-лейн, но и из этого убогого жилища продолжала тиранить паству действующего викария, за что тот был ей исключительно признателен. Жена преподобного Энтони Клиберна была скромной и застенчивой, и он не мог нахвалиться на добровольную помощницу, взвалившую на себя столько хлопот, тем более что между двумя женщинами царило полное взаимопонимание. Миссис Клиберн часто повторяла, что без Мириам они с мужем были бы как без рук, а сама мисс Паттердейл, отвечая на похвалы, великодушно возвещала, что Эдит, невзирая на свое безволие и отсутствие здравомыслия, желает творить только добро и очень старается.

— Вы доставите нам удовольствие, наведавшись в «Кедры», мисс Паттердейл? — нарушил неловкое молчание майор.

— И не подумаю, милейший! Я не играю в теннис — и никогда не играла, а главное, терпеть не могу наблюдать за играми. И потом, должен же кто-то доить коз!

— Странно, — ухватился за предложенную тему майор, — но мне не нравится козье молоко, ничего не могу с собой поделать. Жене приходилось иногда пить его в военные годы, а я так к нему и не пристрастился.

— Изрядная гадость! — честно заявила мисс Паттердейл. — Местные считают, что оно полезно детям, вот я и держу эту скотину. Какой только ерунды не болтают о детях в наше время! На самом деле все просто: чем их ни пичкать, они все равно растут как на дрожжах!

После этого глубокомысленного умозаключения она одарила мужчин еще одним кивком, поставила монокль глубже в глазницу и удалилась.

— Что за женщина! — сказал майор ей вслед.

— Действительно, — согласился Драйбек без воодушевления.

— Племянница у нее — красотка. Ничего общего с теткой, верно?

— Вся в свою мать, Фанни Паттердейл, всегда считавшуюся миловиднее сестры, — объяснил Драйбек. — Полагаю, вы не были с ней знакомы?

— Нет, это было еще до меня, — признал майор, поняв, что второй по рангу из старейшин деревни поставил его на место. — Я ведь, можно сказать, новичок.

— Не преувеличивайте, Миджхолм, — свеликодушничал Драйбек, оценив его смирение. — Вы новичок только по сравнению со сквайром, со мной и с Пленмеллером. В последние годы здесь столько всего поменялось!

— Причем не всегда к лучшему, — подхватил майор. — Времена меняются, да?

Драйбек чуть поморщился и произнес:

— О tempora; о mores![5] А лучше — tempora mutantur[6].

Майор, лишенный возможности высказать свое мнение по данному поводу, промолчал.

— Велико побуждение закончить поговорку, да только я сам будто не меняюсь. Иногда жалеешь, что наше маленькое сообщество претерпело столь грустную перемену. Постоянно вспоминаю былые деньки, когда поместье «Кедры» принадлежало семье Браверли. Я вовсе не настроен ругать Хасуэллов, они — весьма достойные люди, но до Браверли им далеко.

— Полностью согласен, — поддержал его майор. — Начать хотя бы с того, что Браверли никогда никого не принимали. По мне, Хасуэллы — ценное приобретение для Торндена. Приятно видеть, что старинный дом опять приведен в порядок. А вот если говорить о нынешнем владельце Фокс-Хауса — тут я ваш сторонник. От замены им Чернсайков мы определенно проиграли. Я всегда это твержу — и не я один.

Драйбеку его слова пришлись по душе, однако он, стараясь не выказать удовольствия, промолвил безразличным тоном:

— Бедняга Уорренби — как рыба, вынутая из воды.

— Вот и я не пойму, чего ради он уехал из Лондона! — подхватил майор. — Наверное, на Мелкинтон-роуд он чувствовал себя как дома, не то что в Фокс-Хаусе. До элегантности ему далеко. Не pukka sahib[7], как говаривали в былые времена.

С этим Драйбек не мог не согласиться, хотя вид у него был такой, словно он сожалеет о недостатках соседа. Дальше оба джентльмена шествовали в молчании. Когда они дошли до угла Вуд-лейн, из калитки в стене вышел Гэвин Пленмеллер и захромал в их сторону. Это был худощавый брюнет около тридцати лет, с оживленным выражением лица. Он подволакивал одну ногу вследствие перенесенного в детстве коксита.