Убийства на Чарлз-стрит. Кому помешал Сэмпсон Уорренби? - Хейер Джорджетт - Страница 53

— Боже, кухарка нас оставила?

— Она вернется. По крайней мере, обещает. Ничего, мы с няней справляемся. Что там стряслось? Расскажи подробно.

— Рассказывать, собственно, нечего, — произнес невыносимый супруг. — Понятно было, что Хемингуэй ни секунды не подозревал нашего Тимоти, а это все, что касается нас. Я насторожился только из-за Бьюлы. В какой-то момент казалось, будто у нее тоже рыльце в пушку, вот я и подумал: раз так, Тимоти может понадобиться моя поддержка.

— Да, дорогой, — согласилась миссис Кейн, научившаяся терпению за тринадцать лет брака.

— Конечно, он не мог иметь никакого отношения к убийству миссис Хаддингтон, — продолжил Кейн, неприличным образом облизывая жирные пальцы. — И, конечно, Хемингуэй старательно все расследовал. Сам я считал Гизборо немного помешанным. Тимоти столько мне рассказал про его болтовню о равенстве, что я не ждал от него пристрастия к титулу. А главное, если бы он хоть немного задумался, то сообразил бы, что все это рано или поздно обязательно выплывет наружу! Никогда не знаешь ведь, когда придется предъявить свидетельство о рождении. Вероятно, он обратился бы за паспортом или еще за чем-нибудь, хотя властям, по-моему, безразлично, законный он или узаконенный. Наш Тимоти направил Хемингуэя на верный путь. Хемингуэй взял у Гизборо отпечатки пальцев, узнав, что отпечатки на раме картины не принадлежат никому из подозреваемых в первом убийстве, а дальше все просто! Этот олух после ареста совсем сник. Мерзкая история, как на нее ни посмотреть. И кто главная пружина обоих преступлений? Безмозглая блондинка!

— С ней-то что?

— Ее увезла могучая старая дева, тетка. Года не пройдет, как Синтия выскочит замуж за богатого биржевого маклера, если такие еще водятся!

Миссис Кейн поежилась:

— Пусть она безмозглая, но ей не позавидуешь: знать, что твоя мать — убийца…

— Она этого не узнает, — ответил Джим, доставая кисет и начиная набивать трубку. — Хемингуэй закроет первое дело, списав убийство на «неизвестных».

— Он сам тебе сказал?

— После ареста Гизборо Тимоти притащил его в «Пейпер-билдинг», выпить и поболтать о былых временах. Как подумаешь, сколько лет прошло с тех пор, как…

— Да, — прервала его миссис Кейн. — Надеюсь, ты удачно провел вечер. Но вспоминать былые времена мне не хочется! Лучше скажи, разве девушка не станет ломать голову над первым убийством? Вдруг она догадается?

— Вряд ли. На мой взгляд, она не склонна ни к гаданиям, ни к мыслительному процессу вообще. К тому же от нее за милю несло безразличием к матери. Судя по услышанному мной вчера от ее тетки, миссис Хаддингтон так ее любила, что сбагривала в дорогие пансионы, на каникулы отправляла на зимние курорты или загорать, не жалела на дочь денег, но редко проводила с ней время, пока не вывела в свет.

— Зачем?

— Неясно. По мнению Тимоти, миссис Хаддингтон и Сэтон-Кэрью являлись сообщниками во всяких незаконных делах. Не вызывает сомнения, что они сожительствовали, потому и держали Синтию на расстоянии.

— Ужас! Что станет с лордом Гизборо?

— Его будут судить. Наверное, для него подберут адвокатов, которые объяснят суду, что у Гизборо была навязчивая идея из-за того, что в пять лет он наблюдал, как его мамаша вынимала вставные зубы, так что для него стало нормальным делом убивать людей, вставших у него на пути. Собственно, — мрачно добавил Кейн, — я не удивлюсь, если нам, британцам, придется содержать Гизборо в психбольнице Бродмур. Разве что Тимоти окажется прав и присяжные проявят больше здравомыслия, чем от них ждешь, когда изучаешь их физиономии…

Успешно набив трубку, он чиркнул спичкой.

— Как там наша авантюристка? — спросила миссис Кейн, только сейчас добравшись до самого интересного. — Вчера была отвратительная слышимость, я ничего не поняла. Кажется, ты сказал, что она поедет в Чамфриз?

Кейн усмехнулся:

— Именно! Все благодаря моему общеизвестному такту и дипломатичности! Я передал матери то, что услышал от Тимоти, — немного, но ей и этого хватило. Кажется, Бьюлу пытался скомпрометировать какой-то тип, на которого она работала в Сити. Тимоти сказал, что ей сильно досталось, а я буквально повторил это за ним. Ну, ты знаешь мать! Глазом моргнуть не успеешь, как она вступается за права слабого пола! Уверен, они с Бьюлой поладят. Сначала я отнесся к ней с подозрением, но, узнав ее получше, понял, что она очень даже ничего. Бьюла по уши влюблена в Тимоти!

— Неужели?

— Бьюла его боготворит!

— Тогда она понравится вашей матери. Они уже обручились?

— Да, только пока это секрет.

Дверь открылась, и родители узрели Сьюзен Кейн и Уильяма Кейна — умытых, причесанных — в сопровождении няни, этого тирана в юбке.

— Мамочка и папочка готовы нас обнять? — спросила та подкупающим тоном. — Можно нам здесь поиграть, пока няня поставит в духовку кастрюлю? Мы так рады, что папочка вернулся домой и у нас будет новая тетя, правда, милые детки?

Сказав это, деспот отдала Уильяма Кейна матери, ласково улыбнулась Кейну-старшему и удалилась, унося чайный поднос.

— Пэт! — крикнул Кейн. — Это невыносимо! Либо ты избавляешься от…

— Конечно, дорогой. Но только не при детях! — одернула мужа миссис Кейн.

Мистер Тэддиас Драйбек, сошедший с аккуратной гравийной дорожки, проложенной от его дома к дороге, обнаружил, что дальнейшее движение затруднено и даже невозможно ввиду внезапной атаки свирепой своры пекинесов, принявшихся с астматическим хрипением прыгать у его ног. Преодолев побуждение смахнуть их на обочину теннисной ракеткой, он загородил ею свои ноги, поскольку одна из шавок миссис Миджхолм слыла кусачей.

— Кыш! — раздраженно зашипел Драйбек. — Пошли прочь!

Пекинесы, доведенные до исступления такой пренебрежительностью, усилили натиск, одна собачонка даже покусилась на ракетку Драйбека.

— Пеки, Пеки! — раздался воркующий любящий голосок. — Фу, негодницы! Живо назад, к мамочке! Они просто шалят, мистер Драйбек.

Три пекинеса, сочтя ситуацию исчерпанной, утратили интерес к Драйбеку, однако четвертый, решительно преградив ему дорогу, тявкал и рычал на него до тех пор, пока не очутился на руках у хозяйки, ограничившейся шутливым шлепком и заявившей:

— Разве не прелесть? Это старшенькая, мое сокровище! Ну-ка, попроси прощения у бедного мистера Драйбека.

Опасаясь, что снова станет объектом травли, Драйбек отшатнулся.

— Вы ее обидели! — заявила миссис Миджхолм, целуя собачку в голову. — Видишь, Урсула, он отказывается пожать тебе лапку. Не обращай внимания.

В вытаращенных глазенках Урсулы читалось скорее омерзение, чем обида, однако Драйбек оставил это наблюдение при себе и объяснил:

— Боюсь, я не любитель собак.

— Уверена, вы их любите! — возразила миссис Миджхолм, не желавшая судить о ближнем дурно. Глаза навыкате, слегка похожие на глаза ее любимиц, оглядели соседа с одобрением.

— Полагаю, вы собрались к Хасуэллам, — проницательно промолвила она. — Вы, наверное, заядлый теннисист?

Драйбек отверг это предположение, хотя был с ним согласен. В молодости он посвящал теннисным состязаниям все летние каникулы и нередко побеждал, о чем свидетельствовала выставка кубков на каминной полке у него в столовой. Стиль игры был старомоден, как и он сам, но молодежь, считавшая его музейным экспонатом, на корте порой обламывала об него зубы. Драйбек был адвокатом, последним выжившим членом фирмы, давно обосновавшейся в соседнем Беллингэме. Старый холостяк, он служил воплощением собранности и отвергал современный прогресс почти во всех его проявлениях, чем и объяснялось неуклонное сокращение его клиентуры. Старейшины местности, где Драйбек прожил всю жизнь, еще хранили ему верность, более же молодые предпочитали методы его ненавистного соперника Сэмпсона Уорренби, выскочки, проработавшего в округе жалких полтора десятка лет. Быстро развившееся дело Сэмпсона Уорренби, начинавшееся как пустячная заноза в пятке у Драйбека, стремительно приобрело угрожающие масштабы, а с того злосчастного дня вскоре после окончания войны, когда дурной вкус повлиял на его решение переселиться из Беллингэма в доселе изысканный Торнден, разгневанный Драйбек окончательно лишился возможности игнорировать его существование. Приобретенный Уорренби дом располагался в проулке, выходившем на главную беллингемскую дорогу чуть ли не напротив маленького наследственного гнездышка Драйбека.