Убийства на Чарлз-стрит. Кому помешал Сэмпсон Уорренби? - Хейер Джорджетт - Страница 48

— Возьмите!

— Вы ничего там не найдете, — сказала за его спиной Синтия. — Мама держала здесь свое рукоделие.

Хемингуэй задвинул ящик.

— Именно так, мисс. А теперь, если не возражаете, я бы заглянул в гардероб.

— Я нахожу предосудительным, чтобы к одежде моей бедной сестры прикасались мужчины! — заявила мисс Пикхилл, сверкая глазами.

— Я ничего не нарушу более необходимого, мадам. В боковых отделениях я вижу платья и ни одного не хочу касаться. А теперь я бы заглянул в центральное.

Как он и ожидал, полки и ящики под ними были скрыты двойными дверцами. На одной полке стояли большая шкатулка для драгоценностей и ящик для перчаток, тут же лежал клетчатый пакет с носовыми платками. При виде шкатулки мисс Пикхилл призвала Эддлстона отпереть ее и положить туда изумрудную брошь, которую она держала.

— Полагаю, шкатулке место в сейфе. Предлагаю вам позаботиться об этом.

Синтия немедленно запротестовала, утверждая, что ее тетки все это не касается. Мисс Пикхилл возразила, что очень даже касается, поскольку она выступает опекуншей племянницы, на что Синтия в сердцах пожелала и ей отправиться на тот свет. Эддлстон, избегая выразительного взгляда старшего инспектора, извлек шкатулку из гардероба и попросил ключ. Хемингуэй вручил ему ключ, и юрист, отперев шкатулку, предъявил собравшимся коллекцию недорогих украшений в бархатном лотке.

— Ценное мама держала не здесь! — презрительно отмахнулась Синтия. — Можно мне взять эти клипсы? Они недорогие, но будут чудесно смотреться с платьем. Мама носила его с ними.

— Глубокий траур несовместим с украшениями! — возмутилась мисс Пикхилл. — А тебе только бы покрасоваться!

— Какая несправедливость! — Из глаз Синтии опять брызнули слезы. — Вы же знаете, что я совершенно раздавлена, сами просили, чтобы я постаралась об этом не думать, но стоит мне немного отвлечься, как вы на меня набрасываетесь!

Эддлстон, начинавший проявлять признаки беспокойства, вынул из шкатулки лоток и отложил его в сторону. Под лотком нашлись кожаные коробочки.

— Если вам так нужно спрятать брошку — можно подумать, я собиралась ее украсть! — то уберите в синюю коробочку, — сказала Синтия. — Она приподняла коробочку и вскрикнула: — Моя пудреница!

Действительно, под синей коробочкой лежала инкрустированная пудреница. Синтия уронила коробочку на пол и жадно схватила свою драгоценность. Щеки у нее почему-то побагровели, глаза засверкали. Покосившись на Хемингуэя, она объяснила:

— Я думала, она пропала. Моя любимая! Наверное, мама нашла ее и… и сунула сюда для сохранности.

— Чушь, деточка! — сказала мисс Пикхилл. — Зачем ей было это делать? Положи обратно, ради бога!

— Сказано вам, это мое! — Синтия прижала пудреницу к груди. — Подарок Дэна. Ни у кого, кроме меня, нет на него прав!

— Можно взглянуть, мисс? — попросил Хемингуэй, протягивая ладонь.

Она испуганно попятилась, раскрыв глаза шире:

— Нет! Зачем вам? Это не мамино. Позовите мисс Бертли, она вам скажет, что вещь моя.

— Не сомневаюсь, мисс, просто хочется посмотреть.

Мисс Пикхилл неожиданно заняла сторону племянницы:

— Я не вижу причины, по которой вам надо смотреть на компактную пудреницу, старший инспектор.

— Дайте сюда, мисс! Мистер Эддлстон объяснит вам, что нельзя чинить мне препятствия при исполнении обязанностей.

— Вы тут совершенно ни при чем! Вот, смотрите, я кладу ее обратно в мамину коробочку и отдаю мистеру Эддлстону. Пусть побудет у него!

— Мисс Хаддингтон, — сказал Хемингуэй, — не хочу устраивать вам неприятностей, но если вы не отдадите пудреницу, мне придется отнять ее у вас. Я намерен осмотреть ее.

Она опять пустила слезу, но, когда Хемингуэй разжал ей пальцы, почти не сопротивлялась.

— Дайте-ка ее мне, сэр, — попросил инспектор Грант.

Взяв у Хемингуэя пудреницу, он приблизился к окну и повернулся спиной к комнате, немного наклонив голову. Через минуту он оглянулся через плечо. Хемингуэй подошел к нему, мисс Пикхилл и Эддлстон наблюдали за ним. Синтия упала на кушетку и теперь орошала одну из пышных подушек обильными слезами. Инспектор молча показал Хемингуэю пудреницу у себя на ладони. Крышечка была откинута, но ни пуховки, ни зеркальца внутри не оказалось. Чуть-чуть белого порошка — вот и все, что увидел там Хемингуэй. Он поднял голову, инспектор кивнул, захлопнул пудреницу и снова открыл. На сей раз все было на месте: и зеркальце, и пуховка, и сито для пудры.

— Мисс Хаддингтон! — позвал Хемингуэй. — Мне нужно поговорить с вами. Лучше с глазу на глаз, хотя, если хотите, можете взять с собой тетю или мистера Эддлстона.

— Что вы со мной сделаете? — испуганно спросила Синтия.

— Задам пару вопросов, мисс. Если готовы ответить правдиво, то вам нечего бояться.

Она застыла в нерешительности.

— Требую объяснения, что все это значит! — заявила мисс Пикхилл.

— Только не это! — крикнула Синтия. — Пожалуйста, не надо!

— Мисс, пройдемте в гостиную, только мы с вами и инспектор Грант.

— Полагаю, — откашлявшись, произнес Эддлстон, — мне тоже надо присутствовать, старший инспектор, если вы будете задавать мисс Хаддингтон серьезные вопросы.

— Не возражаю, сэр.

— Нет-нет, я этого не хочу! — запротестовала Синтия. — Я пойду с вами, только поклянитесь, что ничего со мной не сделаете!

— Ничего я с вами не сделаю, мисс!

— Господи! — воскликнула мисс Пикхилл. — Не понимаю, куда катится мир? Невероятно!

Никто не обратил на нее внимания. Хемингуэй открыл дверь и выпустил Синтию из комнаты. Эддлстон, похоже, колебался, как ему поступить.

В гостиной горел камин. Хемингуэй предложил Синтии устроиться у огня. Ее как будто приободрило это гуманное предложение, но, присев на самый краешек глубокого кресла, она впервые в жизни напряженно, как ревностная ученица, выпрямила спину. Синтия не спускала глаз с детективов, как ребенок, пойманный на чем-то непозволительном и постыдном.

— Мисс, предлагаю не ходить вокруг да около, — проговорил Хемингуэй. — Я знаю о ваших предосудительных занятиях и уверен, что вы понимали, чем это грозит, потому что мистер Сэтон-Кэрью наверняка предупреждал вас о неприятностях, которые неминуемо возникнут, если кто-нибудь узнает, что у вас есть кокаин.

Она испуганно кивнула, всхлипнув.

— Когда он начал снабжать вас порошком?

— Сначала я попробовала просто для развлечения. После этого возникло такое волшебное ощущение! Это все нервы…

— Если бы вы продолжили свои игры, от ваших нервов быстро осталось бы одно воспоминание, — сухо заметил Хемингуэй. — Почему мистер Сэтон-Кэрью стал давать вам кокаин?

— Не знаю! Был бал с драгоценностями, я паршиво себя чувствовала и выглядела, как ведьма, голова раскалывалась, Дэна мне сам бог послал! Раньше мне с ним было тоскливо — старикашка, ну, в лучшем случае дядюшка, да еще мамин дружок, вот я от него и отворачивалась. Конечно, я его мало знала. Оказывается, Дэн понимал, как лечить мои нервы и утомляемость, он был заботливый! — Ее глаза опять наполнились слезами. — Какой ужас, что его больше нет! Невыносимо! Мама никогда ничего не понимала, не то что Дэн!

— Когда он дал вам пудреницу?

— Это был подарок на Рождество. Он взял с меня слово, что я воспользуюсь этим, только если мне станет совсем худо, и предупредил, что до Пасхи не сможет снова наполнить ее. Наверное, смог бы, если бы я была с ним ласкова, потому что Дэн был от меня без ума!

— Не сомневаюсь. Когда ваша мама узнала, что вы принимаете наркотики, мисс Хаддингтон?

— Мама ничего не знала!

Он покосился на нее.

— Когда вы потеряли пудреницу, мисс?

— В день того кошмарного бриджа. Не знаю, когда мама ее нашла, потому что она понятия не имела… Говорю вам, она не знала! Ума не приложу, зачем она спрятала ее в своей шкатулке. Хотела помешать мне встретиться с Лансом Гизборо? Она ведь его не выносила!

— Вчера днем здесь побывал доктор Уэструтер. Вы его видели, мисс?