Аромат Смерти, Страсти, Любви. Нужное подчеркнуть (СИ) - Владимирова Анна - Страница 30

И я не подвела: не удержалась и выдохнула с облегчением, расслабив напряженные плечи. Поспешила отвести взгляд, только было поздно. Я выдала себя полностью. Конечно, это меня интересовало с самого первого дня знакомства с ним! Сначала — из-за мамы, а потом — из-за него. Просто уличить себя в этом я так и не решилась. А Грэгхан это сделал.

— И она оказалась права, — закончил он.

Я вновь подняла на него глаза, чувствуя, как начинает стучать быстрее сердце и учащаться дыхание. Этот мужчина очень хорошо умел направлять беседу в нужное ему русло. И не только беседу… Он смотрел на меня как-то по-новому, как не смотрел прежде. Не скрывая более своего интереса и намерений. И я не понимала, нравится мне это или нет.

— Твои друзья, должно быть, такие же исключительные, как и Изабелла… — продолжал он. — Все остальное я не допускаю, ты права.

— Они исключительные, — упрямо выдохнула я.

Он кивнул, принимая мое утверждение, и дал мне небольшую передышку, переведя взгляд в сторону площади. А я все смотрела на него, и понимала, что я попалась не только на его манипуляцию…

Выйдя с площади, мы долго петляли старинными улочками района Трастевере, а обедать сели в пиццерии Панаттони. И вот тут мне просто без остановок захотелось снимать Грэгхана на камеру с вилкой и ножом, и выкладывать с подписью: «Вампир и римская пицца»! Хотя, нам даже соцсети были не нужны, мы и так коллекционировали пристальные взгляды окружающих! В итоге, я взяла себе столовые приборы и невозмутимо последовала примеру своего спутника. Ну, а что было делать? Что-то подсказывало, что учить лорда Даррэйна есть пиццу руками, растягивая сыр на лоскутки, будет более, чем странно. Мой вампир в это снова не вписывался! Он вообще не вписывался в Рим, в его пиццерию, и в эти тесные улочки! И меня это несказанно притягивало…

Ближе к вечеру мы вышли на саму улицу Трастевере. Я рассказывала Грэгхану об учебе в Грассе, любимых дисциплинах, вдохновляющих меня парфюмерах и композициях, а также о студенческих традициях, практических работах и своем дипломном проекте. И вот это он слушал очень внимательно, живо интересуясь подробностями.

Я как раз живописала ему последний месяц учебы, когда он вдруг притянул меня к себе ближе и остановился.

— Ничего сейчас не говори и не бойся, — только и успел он мне сказать, как нас догнала пара мужчин.

Перегородив нам путь, они застыли в паре шагов. Оба были одеты в непривычные длинные черные одежды, подчеркивающие светлую кожу. Короткие волосы гладко зачесаны назад, темные, жутко поблескивающие глаза, внимательно изучали нас некоторое время, прежде чем один из них слегка склонил голову и заговорил на альрийском, обращаясь к Грэгхану с каким-то вопросом. Грэгхан отрицательно покачал головой, и что-то ответил. При этом оба незнакомца уставились на меня и сдержанно улыбнулись. Тот, что задавал вопрос, кивнул, произнес несколько сухих фраз и, вновь склонившись в легком поклоне, развернулся и направился к ближайшему переулку. Второй последовал за ним, и вскоре мы остались одни.

— Вампиры? — спросила я, настороженно всматриваясь в переулок, в который удалилась эта странная парочка.

— Да, — ответил он.

— Что хотели?

— Интересовались, по какому я здесь делу…

Я вспомнила их косые взгляды на меня, гадая, что же он им все-таки сказал.

— А тебе нельзя здесь быть просто так?

— Можно, но только сутки, — равнодушно ответил он, и мы направились дальше.

Я же смаковала его ответ некоторое время про себя, сдерживаясь изо всех сил, но в итоге все же произнесла:

— И что же, у таких «коренных итальянцев», как ты, так натянуты отношения с «родиной»?

Он бросил на меня потемневший взгляд, и я уже подумала, что очередной переулок станет свидетелем какого-нибудь насильственного действия надо мной, когда он вдруг усмехнулся:

— Каролина, долго обижаться вредно для здоровья, — авторитетно заявил он, наклоняясь ко мне ближе. — У вас в России даже, кажется, что-то на таких обиженных возят, только не помню, что именно…

— Воду, — призналась я, чувствуя, как от его близости и знакомого рычания в голосе, начинает перехватывать дыхание.

— Надо запомнить, — усмехнулся он. — Раньше у нас были сферы влияния во всей Европе, — тем не менее, начал объяснять он. — Но теперь, благодаря политике нынешнего правительства во главе с бывшем мужем моей матери, отношения действительно стали напряженными… Альрийская академия изначально была в Ватикане.

— Ого! — выдохнула я, не веря ушам, и, на всякий случай, повторила громче, — ОГО!!!

И даже остановилась, чтобы вместить эту новость в себя и не мешать ее усвоению.

— Помимо прочего, теперь у них своя академия, у нас — своя, — закончил Грэгхан, терпеливо пережидая мой ступор.

Перед моим мысленным взором возникли очертания обветшалого дворика древнего замка, затянутого туманом… И Ватикана, до которого было рукой подать. Сравнивать было сложно. Думалось мне, что и потери от разделения были настолько же впечатляющими, сколь и визуальная разница.

— Получается, мама училась уже не в Риме? — наконец, нашла я в себе силы следовать дальше.

— Нет, разделение произошло после смерти моего отца, сорок лет назад…

— Сочувствую, — еле успела заменить неприличный вопрос, крутившийся на языке. Хотя, это в случае с женщинами, кажется, он не приличный. Получается, Грэгхану было больше сорока… Только, на сколько больше?

И тут же на помощь пришло спасительное и частое в последнее время: «Да какая разница?»

Дальше мы пошли молча. Время нашей странной прогулки подходило к концу, оставляя позади столько всего, что мне вряд ли захочется погулять этими улочками еще когда-либо. Это, как победить болезнь и не желать больше возвращаться в стены больницы.

Молчать с Грэгханом оказалось не сложно. Я наслаждалась теплом его руки, твердо и без сомнений удерживающей все это время мою, звуками голосов и музыки, наполняющими маленькие улочки, пестрящими перед глазами красками старинного района и, конечно, запахами… Рим пах очень сложно и многогранно, временами лицемерно, и в то же время уютно и по-домашнему спокойно…

Когда время подошло ближе к пяти, мы взяли такси и поехали к месту встречи с Орландо и Микаэлем. Я даже не попыталась сопротивляться его сопровождению, уверенная, что услышу его очередное «Это не обсуждается».

— … ты себе даже представить не можешь, какие это объемы, Кароль! Отец говорит, в следующем году это будет основной тренд! — горячился Микаэль в своем духе, чересчур эмоционально обозначая совершенно обычные модные веяния. Ну, меняются они от года к году… Но это, как и сама мода — сколько бы ни менялась, лишь небольшой процент покупателей являлся ее истинным последователем.

Мы сидели в маленьком аутентичном ресторанчике «My Ale». Его зал был настолько мал, что столы даже некуда было ставить. Посетителям предлагалось присесть на пластиковые стулья вдоль единственной стенки, где мы с ребятами и расположились. Передо мной стояла тарелка с мясной нарезкой и несколькими видами сыра. Но после сытной пиццы есть совершенно не хотелось, и я трепала один и тот же кусочек мяса уже, кажется, час. Ребята же с наслаждением дегустировали пиво местных мини — пивоварен, предлагавшееся в ассортименте в небольших бутылках.

Слева от меня расположился Мик, заняв своей фотокамерой половину той дощечки, которую можно было условно обозвать «столиком». За полтора года, что мы не виделись, он обзавелся старательно скрываемым под широкой рубашкой животиком. А за день он еще и обгорел на солнце, как это с ним часто бывало, и теперь его щеки и нос густо рдели, от чего всерьез воспринимать его было совершенно невозможно.

Мне постоянно хотелось улыбаться, глядя на Микаэля, и я себя ничуть не сдерживала, открещиваясь беспроигрышным: «Соскучилась же!» Курчавые рыжие волосы француза отросли еще больше, и теперь он собирал их в пышный бунтарский хвост на затылке — последний оплот его сопротивления размеренным рабочим будням, висящим Дамокловым мечом в миллиметре от его макушки. Орландо шепнул мне, что отец Микаэля поставил ему ультиматум: либо он в этом году берется за семейный бизнес, либо идет по миру…