Дикие розы (СИ) - "duchesse Durand" - Страница 27

— Новости разносятся быстро, — улыбнулся Дюран. — Я слышал, что вы помогли Жозефине Лондор, когда она упала с лошади.

— Моя заслуга здесь лишь в том, что я не дала своей лошади пройтись по ней, — ответила Ида.

— Не скромничайте, мадемуазель Воле, вам это не идет, — Эдмон не сводил с Иды взгляда. — Клод мне уже рассказал всё в красках и с подробностями.

— В таком случае, он, наверное, что-то преувеличил, — засмеялась Ида. — Он это любит превозносить мои заслуги.

— Уверен, что нет. Хотя мадемуазель Лондор упорно не хочет признавать вашу помощь, — ответил Дюран, приглаживая растрепавшиеся волосы.

— Мне все равно. Я должна была ей помочь, — пожала плечами Ида. — Может быть, я, конечно, не образец для подражания, но я не могла просто так пройти мимо. Моя тетя по отцовской линии, мать Клода и Жерома… Она упала с лошади на прогулке…

— И умерла, — закончил за неё Эдмон. Эти слова прозвучали холодно и цинично. — Жером рассказывал мне. Вам тогда было девятнадцать лет, не так ли?

— Да. Мы очень тяжело это пережили, — тихо ответила Ида и, немного помолчав, добавила. — Вы так спокойно говорите о смерти, как будто для вас это ничего не значит.

— Просто вокруг меня её всегда было слишком много, — уголки его губ печально опустились вниз. — А когда чего-то много, этому перестаешь придавать большое значение. Остается лишь то, чего, по вашему мнению, вам не хватает. Любви или денег, например.

Сравнение было выбрано неудачно. Лицо Иды мгновенно переменилось, став холодным и непроницаемым. Больше всего в этом человеке её раздражало умение в любой момент разговора указывать на чужие недостатки самым невинным образом.

— В таком случае всем миром движет только лишь кажущаяся нехватка чего-либо, — резко бросила она и, подстегнув лошадь, пустила её рысью.

Герцог Дюран лишь обречённо вздохнул и тихо выругался. Он так и не мог привыкнуть к тому, что, разговаривая с этой девушкой, нужно тщательно подбирать выражения, потому что она во всех фразах видит какие-то двусмысленные намеки.

Моник, которая ехала неподалеку, не спуская глаз с Дюрана, только и ждала этой минуты. Осторожно подобравшись к нему поближе, она спросила как можно доброжелательнее:

— Моя сестра иногда бывает просто невыносима, не так ли?

— Скорее, она все понимает слишком буквально, — вздохнул Эдмон, продолжая смотреть в спину удаляющейся Иде.

— Как вам сегодняшняя охота, господин Дюран? — продолжала наступление младшая виконтесса Воле, желая немного скрасить всё ещё витавшее в воздухе напряжение.

— Я предпочитаю охотиться не на лис. Лисы — слишком мелко, — ответил Эдмон, посмотрев на Моник. Он хотел было добавить, что предпочитает охотиться на людей, и то в несколько переносном смысле, но всё же удержался от этой подробности. Эта девушка, в отличие от её сестры, вряд ли была способна хоть как-то понять его взгляды на жизнь.

***

Сёстры вернулись домой только вечером. Теперь, вплоть до весны, а то и до лета, их ожидали долгие недели скучной, размеренной и однообразной жизни. В округе редко кто давал Рождественский бал, по крайней мере, последний был года четыре назад. Единственным человеком, которого эта мысль удручала не так сильно, как ни странно, была Жюли. Причина состояла в том, что её фигура стремительно портилась — после Рождества маркиза де Лондор вряд ли сможет влезть хотя бы в одно из своих великолепных бальных платьев. И хотя её первый ребенок ещё не появился на свет, Жюли уже твердо решила, что больше никогда у неё не будет никаких детей. С неё вполне хватит одного, особенно если это будет девочка. Жюли всегда хотела дочь. Она даже решила, что обязательно даст ей какое-нибудь короткое, но звучное имя. Например, Эмма или Анна, а, может быть, и Катрин.

Жюли отошла от окна и уютно расположилась в кресле у камина, положив ноги на пуфик, и посмотрела в огонь. Как же хорошо, что она уже полностью устроила свою жизнь и ей не нужно бегать за каким-нибудь Дюраном, изо всех сил стараясь обратить на себя его внимание, в надежде, что из толпы девушек он выберет именно её. Насколько Жюли помнила, внимания Антуана ей добиваться не приходилось: это он добивался её, и весьма успешно — в какой-то степени. Разумеется, и Иде могло так повезти, особенно если учесть, что поклонники средней виконтессы, с её же помощью, избавились от одного из главных своих конкурентов. Шенье был, конечно, богат, но даже Жюли находила его человеческие качества ужасными. Впрочем, к Иде он теперь не приблизится меньше чем на расстояние выстрела, хотя, Жюли заметила это, на охоте он не сводил с неё глаз, особенно в то время, когда Ида беседовала с герцогом Дюраном.

Молодая маркиза Лондор всерьёз полагала, что пресную жизнь здесь, на Марне, просто необходимо разбавить какой-нибудь драмой. Можно было бы даже принять участие. Знала ли она, что подобные желания сбываются тогда, когда о них забывают? Знала, но не придавала значения.

***

Эдмон стоял у окна своего кабинета, держа в руках маленькую кофейную чашку, над которой ещё поднимался легкий дымок. Кофе успокаивал и быстро приводил в себя, поэтому он и отдавал предпочтение этому напитку, когда пить что-то крепче было нельзя. Парк, который так и не привели в первозданный вид, теперь был занесён снегом и выглядел безжизненным и унылым. Особенную мрачность ему придавали статуи, выглядевшие словно неупокоенные души, в любой, даже самый солнечный день. Впрочем, всё вокруг как будто застыло. Начинались однообразные серые дни столичного пригорода, а это означало, что вновь придётся каждый день следовать установленным здесь обычаям и проводить время так, как принято его здесь проводить. Хотя был один человек, который несколько скрашивал своим присутствием неприятность местного общества.

В какой момент Клод стал для него чуть больше, чем просто знакомым, Эдмон не заметил. Сказать по правде, он осознал это только тогда, когда мысленно назвал его другом. Чем этот молодой человек так располагал к себе, что впервые за много лет удостоился столь высокой — для герцога Дюрана — оценки, да ещё и в такой короткий срок, тоже было трудно определить. С одной стороны Эдмон чувствовал в нём что-то вроде родственной души и схожести обстоятельств, когда человеку приписывали те качества, которыми он совершенно не обладал. Клод был неглуп, много читал, пытался изучать языки и различные науки, что делало его сносным собеседником почти для любого. Он почти никогда не пребывал в мрачном расположении духа и из-за этого общество окрестило его ветреным и легкомысленным. Он был искренен, и эта искренность подкупала лучше лести, которую Эдмон чувствовал безукоризненно. Все его предыдущие друзья искали в дружбе с ним выгоду, деньги или связи, Клод же искал друга и вышло так, что нашёл.

Сделав осторожный глоток, Эдмон снова посмотрел в окно. В Париже сейчас уже во всю шли приготовления к рождественским балам, а здесь всё было заметено снегом, безмолвно и мертво. Казалось, люди намеревались вместе с природой погрузиться в спячку. Провести здесь зиму и вправду стало казаться испытанием.

В сущности Дюрана здесь не держало ничто, кроме разве что друга. Он мог уехать в Париж в любой момент и провести там время, флиртуя со столичными красавицами, и даже уговорить Клода поехать с ним. Но, как ни хотелось ему скрыть это от самого себя, оставить среднюю виконтессу Воле скучать здесь он не мог. Да и тратить внимание на пустых и ветреных парижских девушек не хотелось. Тот факт, что он не видится с Идой и совершенно никак её не развлекает, не имел значения.

Он уже перестал одёргивать себя за мысли о ней. Перестал наконец отрицать то, что эта девушка стала ему небезразлична так быстро. Прошло всего лишь чуть больше месяца со дня их первой встречи, а он уже задумывался над тем, что, возможно, эта дуэль им проиграна. Даже некоторые женщины, которые входили в список его побед, держали оборону против него дольше, чем он свою в этот раз. Эдмон не вполне понимал, в чём было дело: то ли в чрезмерной уверенности в том, что его сердце окончательно омертвело, то ли в том, что виконтесса Воле даже не прилагала усилий, чтобы понравиться ему. Возможно, и в том, и в другом.