Дикие розы (СИ) - "duchesse Durand" - Страница 1

========== Пролог ==========

Нельзя было сказать, что сестры Воле были действительно бедны. Скорее, просто привыкли жить куда лучше, чем позволяли их нынешние средства. Когда-то у семьи Воле был великолепный дом в Париже, но ещё при жизни отца сестер он был распродан по частям для уплаты огромных долгов. Теперь от прошлого великолепия для них остались только титулы виконтесс, старинное родовое поместье на берегах Марны и скромненький, разваливающийся на части домик в Марселе, который им любезно оставил в наследство какой-то дальний родственник.

И теперь три сестры Воле — Жюли, Ида и Моник — были вынуждены, несмотря на свою неприязнь друг к другу, идущую ещё из детства, вновь уживаться под одной крышей. Благодаря этому, правда, отношения более-менее наладились: они перестали ссориться каждый день и стали делать это чуть реже. Раз в два или три дня.

Старшая — Жюли де Лондор, — двадцатидвухлетняя блондинка с красивым кукольным личиком, изящная и грациозная, всегда считалась украшением семьи, что не пошло на пользу её характеру. Четыре года назад, когда ей только-только исполнилось восемнадцать, она вышла замуж за маркиза де Лондора, молодого и подающего большие надежды офицера, которого, правда, не любила ни дня в своей жизни, зато была безумно влюблена в его состояние. Антуан прекрасно понимал это, но, рассчитывая рано или поздно покорить сердце Жюли, смирился. Впрочем, как он ни старался, он ничем не мог заслужить любовь своей жены и избавить её мысли от холодного расчета. Его собственная, почти безумная любовь к Жюли только усугубляла и без того подавленное состояние. Под давлением обострившейся меланхолии маркиз де Лондор сделал то, что в большинстве своем делали мужчины в его положении: ушел добровольцем на начавшуюся в 1853 году Крымскую войну с Россией, надеясь только на то, что его убьют в первом же сражении. Маркиза, разумеется, мало переживала по этому поводу.

Ида, средняя сестра, была миловидной девушкой с лицом, очень похожим на волчью мордочку, — если не чертами, то уж точно выражением глаз, во взгляде которых были и непоколебимая уверенность и холодный, почти яростный вызов. Трудно было сказать, была ли она менее красива, чем Жюли, так как внешность обоих сестер была весьма яркой. Скорее, красота их была разного толка. Иде совсем недавно исполнился двадцать один год, но порой казалось, что ей уже далеко за тридцать. Наверное, из всех трёх сестёр она была самая рассудительная и практичная: сказывалась кровь матери, немецкой баронессы, на которую Ида была очень похожа, и, кстати, в честь которой и получила своё столь необычное для Франции имя. Возможно, в ней особенно ярко выражалось смешение педантичной и сдержанной немецкой крови с горячей французской, но Ида была парадоксальным человеком: она одинаково любила одиночество, книги и музыку и шумные балы, легкий флирт и походы по модным магазинам. Правда, в последнее время обо всем этом ей пришлось благополучно забыть и думать только об одном — о деньгах.

Моник было восемнадцать. Рядом со своими сестрами, которые уже одним своим видом притягивали взгляды, она казалась невзрачной и потерянной. Моник не была красива, как Жюли, не имела странного, необъяснимого обаяния Иды, не выделялась никакими исключительными талантами. Никогда, в отличие от сестер, она не высказывала своего мнения, особенно, если оно противоречило мнению окружающих, в то время, как Жюли и в особенности Иду не останавливали такие мелочи. Манеры Моник соответствовали требованиям высшего света: она была скромной, не распущенной, ко всем относилась с добротой и уважением, но никто, кроме её сестер, никогда не думал о том, что в тихом омуте могут водиться черти. Но как бы то ни было, юную Воле считали образцом поведения молодой девушки, в то время как Жюли считали слишком расчётливой и испорченной деньгами, а Иду — слишком распущенной и избалованной мужским вниманием. И Моник, несмотря на то, что она была младше, постоянно напоминала им об этом. Была у младшей Воле и другая, куда более темная и опасная сторона, которая представляла собой молчаливую и холодную, временами даже жестокую и вечно озлобленную особу, которая была готова поступиться чем угодно, ради того, чтобы причинить боль тому, кто стал жертвой её ненависти.

И вот теперь эти три, почти что четыре, противоречивые натуры собрались под одной крышей. Жюли с удовольствием осталась бы в доме своего мужа, но смогла выдержать там лишь месяц его отсутствия. Большой мрачный дом казался ей холодным и неприветливым, слуги шептались у неё за спиной, а мать и золовка удостаивали её лишь колкими замечаниями и высокомерными взглядами. Когда же стало известно о беременности Жюли, шёпот стал только сильнее. «Вилла Роз», как называлось родовое гнездо Воле, хоть и было тоже мрачным и холодным, но зато было родным и знакомым с детства. Сам дом представлял собой небольшой двухэтажный особняк из светло-серого камня, построенный в духе средневекового замка на живописном берегу реки в окружении полей, лугов и лесов, которые тоже входили в состав владений. Внутри дом был обставлен в стиле барокко, что немного контрастировало с его внешней простотой и холодностью. Впрочем, со временем позолота перестала сверкать, шёлк обивки заметно пообтерся, со стен исчезли дорогие картины, а из комнат — самые ценные и редкие безделушки. В глаза это не бросалось, но было заметно, особенно — тому, кто был свидетелем расцвета этой семьи. Тому, кто лицезрел её постепенный упадок, не виделось в этом ничего необычного: семья Воле была не первой, кто пострадал от чрезмерного пристрастия к азартным развлечениям при полном отсутствии удачи и чувства меры.

Комментарий к Пролог

По изначальному замыслу данная вещь пишется без деления на главы, поэтому в дальнейшем это деление может иногда выглядеть странным.

========== Глава 1 ==========

Был холодный осенний вечер, смеркалось. В камине гостиной горел слабый огонь, еле-еле освещая комнату. Жюли стояла у окна, медленно перебирая нитку жемчуга на шее и задумчиво глядя куда-то вдаль. Моник, как всегда прямая, словно палка, сидела в кресле у самого камина и читала какой-то новомодный роман, от которого не могла оторваться уже несколько дней и, кажется, перечитывала уже третий раз. Ида вальяжно полулежала на диване, откинувшись на вышитые подушки и накручивая на палец длинный локон.

— Я, конечно, люблю одиночество, но не до такой степени, — внезапно сказала она, резко выпрямляясь и усаживаясь, подкладывая под спину подушку. — Мы сидим здесь, почти как в заточении уже третью неделю. Мы никуда не можем поехать сами, и мы никого не можем пригласить к себе, потому что наше состояние всё ещё оставляет желать лучшего.

— Мы могли бы поехать на вечер к Шенье на прошлой неделе, но ты сама решила остаться, — ответила Жюли, не поворачивая головы.

— Могли бы, если бы ты снизошла до удовлетворения моей скромной просьбы и одолжила бы нам хоть сколько-нибудь. Мои нижние юбки настолько затерты, что мне будет стыдно пройтись в кадрили! А туфли? Ты видела бальные туфли Моник? Они совершенно сбиты! И это притом, что она танцует реже, чем кто бы то ни было на Марне, — зло возразила Ида. — Нашему отцу, конечно, следовало бы вести дела несколько тщательнее и вовремя выплачивать долги, но что же поделать, если он не отличался дальновидностью?

— Ида, прошу тебя, — тихо сказала Моник, закрывая книгу и кладя её на колени. — Не надо так. Ведь Жюли не обязана помогать нам.

— А кто же тогда, выходя замуж, клялся отцу, что поможет нам поддержать наше благосостояние? — Ида с усмешкой взглянула в спину старшей сестре, с удовлетворением замечая, что плечи Жюли напряглись. — Мне пришлось в несколько раз сократить расходы и уволить почти всех слуг, чтобы мы могли существовать. Мы не можем делать вид, что потеря дома в столице для нас ничего не значит и мы по-прежнему богаты. Здесь каждый знает, что это не так, но разве это означает, что мы должны влачить нищенское существование? А ведь отец хотел завещать «Виллу Роз» тебе, Жюли.