Коротков - Гладков Теодор Кириллович - Страница 21

С этой стороны к советскому полпредству примыкал более скромный по размерам, но также фешенебельный отель «Бристоль», с другой — большой магазин. Длинный фасад основного здания был окрашен в бледно-зеленый цвет, в этом здании находились парадные залы для приемов, в том числе изумительной красоты «Мраморный зал».

Параллельно главному зданию стояли еще два, и справа — третье, соединяющее их. Таким образом, внутри комплекса имелось два небольших дворика, соединенных воротами. Во втором дворике находился гараж. Третье, четырехэтажное здание задней глухой стеной выходило на Беренштрассе. В нем были квартиры, в которых жили в основном технические сотрудники полпредства.

В комплекс вели единственные прочные ворота со стороны Унтер-ден-Линден с врезанной в них калиткой для посетителей. Никто не мог войти в полпредство, минуя дежурного коменданта. На стене возле калитки имелся объемистый ящик для почты. Никакого забора или изгороди не было и в помине, поэтому ни одна живая душа не могла проникнуть в полпредство или, наоборот, покинуть его незамеченной. Это обстоятельство способствовало тому, что немецкие спецслужбы могли легко контролировать всех посетителей советского полпредства, а также выход в город и возвращение его сотрудников.

Здание на Унтер-ден-Линден когда-то принадлежало сестре короля Фридриха Великого принцессе Амалии Прусской. Затем оно неоднократно меняло владельцев. Россия купила это здание у герцогини Дино вместе «с инвентарем, трюмо, шкафами, столами и домашней утварью» за немалые по тем временам (в 1837 году) деньги: 105 тысяч талеров. По приказу императора Николая I в Берлин на 146 подводах доставили русскую землю и рассыпали во дворе под строящуюся посольскую православную церковь. Перестраивал здание и возводил храм архитектор с «пахучей» фамилией Кноблаух, что в переводе на русский означает «чеснок»[17].

Существует классический метод, с помощью которого (как и некоторых других) контрразведка устанавливает разведчиков-легалов. Она тщательно фиксирует всех иностранных граждан, не являющихся дипломатами или техническими сотрудниками посольства, слишком часто посещающих свое представительство, особенно по выходным дням. (Известно, что легальная резидентура всегда находится в здании посольства.) Заподозренных лиц контрразведка берет «под колпак»: устанавливает за ними наружное наблюдение, устраивает в квартирах негласные обыски, выявляет круг знакомств, наводит о них справки через свои резидентуры на родине иностранца, перлюстрирует почту и так далее.

Коротков-Коротких, естественно, был прекрасно осведомлен об этой рутинной практике и потому без нужды и повода на Унтер-ден-Линден не появлялся. С нужным ему сотрудником резидентуры он всегда мог спокойно встретиться в клубе советской колонии на Потсдаммерштрасее. Здесь регулярно устраивались просмотры советских кинофильмов, концерты наших же артистов, просто товарищеские вечера.

Наконец, в Берлин тогда часто наезжали делегации ответственных сотрудников Наркомптяжпрома — вплоть до заместителей наркома, директора и главные инженеры крупных предприятий и строек, видные специалисты. В числе сопровождающих их лиц по тогдашней практике обязательно присутствовал кто-нибудь из московских коллег Короткова. Так что поддерживать связь со своими особой проблемы (разумеется, соблюдая все же меры предосторожности) не составляло.

Первым легальным резидентом в Германии — тогда совместно от ИНО и военных — был сотрудник Разведупра РККА Артур Сташевский. Его вскоре сменил опытный работник уже ОГПУ Бронислав Бортновский, участник ликвидации знаменитого заговора главы британской миссии Брюса Локкарта. При этом Бортновский был ранен. Впоследствии он стал заместителем начальника Разведупра.

Следующим резидентом в Берлине был Алексей Логинов (Бустрем), когда-то до революции сидевший на каторге вместе с Михаилом Трилиссером. Фактически он, как и его предшественники, находясь в Берлине, собирал информацию, важную для советского руководства о многих европейских странах — от Польши до Турции.

Красноречивы даже чисто количественные показатели тогдашней активности берлинской резидентуры, в которой и работало-то всего восемь человек. Только в 1927 году она передала в Москву почти пять тысяч материалов, из них свыше тысячи было направлено высшему руководству страны, а сто сорок семь лично Сталину.

В конце 1929 года резидентом в Берлине стал один из выдающихся советских разведчиков Николай Самсонов. У него и внешность была примечательная: длинное, сужающееся книзу лицо, такой же длинный, изогнутый книзу нос, пронзительный взгляд глубоко посаженных глаз и огромный куполообразный лоб, который казался еще выше из-за ранней лысины. До Берлина Самсонов успешно работал в Эстонии, Латвии, той же Германии, Турции и Чехословакии. При Самсонове резидентура сумела овладеть рядом политических и дипломатических документов первостепенной важности, в частности, о явно наметившейся тенденции правящих кругов Германии к отходу от Рапалльских соглашений. Зафиксированы были серьезные успехи в продвижении к власти нацистской партии во главе с Адольфом Гитлером[18].

Молодой, красивый, обаятельный, умный Борис Берман был любимцем женщин и сослуживцев. К тому же энергичен и удачлив. Именно он, в связи с изменившейся (в худшую для СССР сторону) обстановкой в Германии, успешно провел перестройку работы резидентуры, осуществил ряд ценных и перспективных вербовок. Центр тогда справедливо отмечал: «Мы имеем весьма ценное агентурное и документальное освещение внешней политики германского правительства… Кроме политической информации нами регулярно получается информация о деятельности германской разведки, проводимой через МИД, с указанием конкретных лиц, ведущих эту работу». Берман был заслуженно выдвинут на должность заместителя начальника ИНО. Ему присвоили высокое звание комиссара госбезопасности третьего ранга. Потом назначили наркомом НКВД Белоруссии…

«Это уже был совсем другой человек — дьявол, вырвавшийся из преисподней и распространяющий вокруг себя смерть…» — так в тюремной камере говорил преемник Бермана на посту наркома НКВД БССР Алексей Наседкин (сам виновный во многих преступлениях) знаменитому разведчику Дмитрию Быстролетову, чудом уцелевшему в мясорубке Большого террора. За какой-то год Берман, действительно осатаневший от крови и страха, расстрелял в Белоруссии восемьдесят тысяч человек… Потом расстреляли и его самого, как и старшего брата Матвея…[19]

После Бермана резидентом в Берлине работал Борис Гордон («Рудольф»)[20], при котором развернулось полнокровное сотрудничество с одним из двух самых знаменитых руководителей советской агентурной сети в Германии — «Балтийцем», но об этом также речь еще впереди.

Следует указать, что помимо резидентов по собственно германской линии одно время в Берлине работал и Абрам Слуцкий — в качестве координатора всей деятельности советской разведки в Западной Европе.

В предвоенные годы в Германии действовала целая плеяда (иначе не назовешь) блестящих советских разведчиков: бывший поручик и эсер Николай Крошко («Кейт»), сумевший обезвредить опасную белогвардейскую организацию, во главе которой стоял бывший начальник врангелевской разведки и контрразведки действительный статский советник[21] Владимир Орлов, Бертольд Ильк («Беер»), создавший первую в истории ИНО нелегальную резидентуру с центром в Берлине и охватывающую своей агентурной сетью Белград, Софию, Бухарест, Варшаву, Ригу, Таллинн, Каунас, Хельсинки, Париж, Лондон, нелегальный резидент в Берлине Карл Гурский («Монгол»), супруги Василий и Елизавета Зарубины и многие другие. Не менее внушительно выглядел список и находившихся в Германии «соседей» — военных разведчиков.