Ветры Куликова поля
(Рассказы о воинской доблести предков) - Митяев Анатолий Васильевич - Страница 5

Такого Византия не могла допустить. Против Святослава, союзниками которого были болгары и венгры, выступил опытный полководец император Цимисхий с войском вдвое большим.

Основные военные действия развернулись у болгарской крепости Доростол (теперь город Силистрия) на правом берегу Дуная. Было 23 апреля 971 года. Византийцы подходили к городу. Их ждало войско Святослава. Оно стояло обычным боевым порядком, сомкнув щиты, выставив копья.

Свое войско построил и Цимисхий. По сторонам византийской пехоты встали всадники в железных латах, а сзади расположились стрелки и пращники, которым император приказал беспрестанно осыпать стрелами и камнями противника.

«Войска сошлись, и началась сильная битва, которая долго с обеих сторон была в равновесии, — рассказывает византийский историк Лев Диакон. — Росы, приобретшие славу победителей у соседственных народов, почитая ужасным бедствием лишиться оной и быть побежденными, сражались отчаянно. Римляне (византийцы), побеждавшие всех врагов своих оружием и своею доблестью, также стыдились быть побежденными… Питая в себе такие мысли, оба войска сражались очень храбро… Весьма многие с обеих сторон падали замертво». Двенадцать византийских атак отбили за день дружинники. В сумерках русские отошли в крепость, византийцы — в свой лагерь.

Весь следующий день византийцы укрепляли лагерь и местность вокруг него. На холме расположили шатры, вокруг них выкопали ров, на насыпи воткнули копья, а на них повесили щиты. Под таким укрытием от неожиданных атак русских они начали готовиться к штурму хорошо укрепленного Доростола.

Утром нового дня император повел войско к стенам крепости. Стоя на башнях, русские засыпали стрелами и камнями противника. Стреляли не только из луков — были пущены в ход баллисты и катапульты, у русских эти метательные машины назывались пороками. Штурм противнику не удался. Вскоре византийцы, понесшие потери, ушли в свой лагерь.

Вечером на Дунае показался флот противника — множество огненосных кораблей. Дружинники поспешили к реке, вытащили свои ладьи на берег и откатили их к самым стенам города. Доростол теперь был окружен: с суши пехотой и конницей, со стороны реки — кораблями.

26 апреля в сгустившихся сумерках Святослав вывел своих дружинников из городских ворот и неожиданно напал на лагерь Цимисхия. Всю ночь у рва и насыпи шло сражение. Оно продолжалось до полудня. Снова с обеих сторон было много убитых и раненых. И опять ни одна из сторон не добилась заметного перевеса.

Минуло два месяца осады. Редкий день обходился без стычек и боев. У русских кончалось продовольствие. Была темная, ненастная ночь. Лил дождь, над рекой гудел ветер. Две тысячи воинов в эту пору сделали вылазку за продовольствием. Они незаметно спустили ладьи на воду, незаметно миновали сторожевые корабли противника и напали на обозный лагерь. Дружинники благополучно вернулись с запасами в город. Но после этого византийцы стали лучше охранять подходы к реке. А все дороги и даже тропы, ведущие к Доростолу, перекопали рвами и поставили там охрану.

Не давали покоя осажденным баллисты и катапульты византийцев. Сотни снарядов каждый день летели через стены: камни, стрелы, копья, бочки с горящей смолой. У противника был отряд таких машин. Однажды в середине июля дружинники открыли ворота и бросились к метательным машинам. Воины противника, работавшие у этих машин, побежали. Начальник отряда задержал бегущих и повел их на русских. «Магистр Иоанн Куркуас, ближний родственник императора, бывший тогда начальником при этих орудиях, сел на коня и быстро устремился на русских. Конь на бегу оступился в яму и сшиб его с себя. Скифы (русские), увидя превосходные доспехи, конскую сбрую с вызолоченными бляхами, сочли всадника за самого императора и, прибежавши к нему, мечами и секирами изрубили вместе с доспехами без всякой пощады…» Дальше Лев Диакон, будучи человеком набожным, добавляет: «Таким образом магистр Иоанн сделался добычей ярости варваров и тем потерпел достойное наказание за безумные преступления против священных храмов: он ограбил многие в Болгарии церкви, ризы и святые сосуды переделал в собственные вещи». В том бою дружинники сожгли и сломали много орудий, так вредивших городу.

Положение осажденных ухудшалось, силы их таяли. А Цимисхий, наоборот, получал подкрепления. Святослав советовался со своими военачальниками, как быть дальше. Одни предлагали попытаться проскользнуть в глухую ночь на ладьях мимо кораблей противника и уйти в Киев. Другие советовали примириться с Цимисхием и этим сохранить войско. Князь решил еще раз попробовать пробиться из окружения. «Выбирать нам не из чего, — сказал Святослав на совете. — Волей или неволей мы должны драться. Не посрамим же земли Русской, но ляжем костьми, мертвые бо срама не имут. Станем крепко. Я пойду впереди вас, и если глава моя ляжет, то промыслите собой».

«Итак, — пишет Лев Диакон, — в шестой день недели, 22 июля, при заходе солнца русские вышли из города, построились в твердую фалангу и, простерши копья свои, решились идти на подвиг. Император также построил войско в строй и вывел его из стана. Открылось сражение. Скифы (русские) сильно напали на римлян (византийцев); кололи их копьями, поражали коней стрелами и всадников сбивали на землю. Тогда Анемас (византийский воин), увидев Святослава, с бешенством и яростью стремящегося на наших воинов и ободряющего полки свои, поскакал прямо на него, поразил его в самую ключевую кость и повергнул ниц на землю. Но не смог умертвить: кольчужная броня и щит, которым он вооружился от римских мечей, его защитили. Конь Анемаса частыми ударами копий сражен был на землю; тогда, окруженный фалангою скифов, упал сей муж, превосходивший всех своих сверстников воинскими подвигами. Росы, ободренные его падением, с громким и диким криком бросились на римлян. Устрашенные необыкновенным их натиском, римляне начали отступать».

Цимисхий, опытный полководец, увидел, что наступили решающие минуты битвы. Он поспешил на помощь отступавшим с отборным отрядом конницы — отрядом «бессмертных». В это время вдруг поднялся вихрь, тучей пыли ударил в глаза дружинникам, ослепил их. «Внезапно восставшая и разлившаяся по воздуху буря с дождем расстроила россов, ибо поднявшаяся пыль вредила их глазам» — так записал этот момент боя Лев Диакон. Наступление русских приостановилось. К тому же они отдалились от города. Цимисхий воспользовался и этим. Его конница поскакала в тыл русского строя. Святослав был бы разгромлен на этот раз, не оставь он позади себя вторую линию из своей конницы. Всадники, в основном болгары и венгры, сшиблись с византийцами и отбросили их. Но на большее сил не было. Святослав укрылся с войском в крепости.

На другой день Святослав и Цимисхий вели переговоры о прекращении войны. По договору русские уходили с Дуная, отдавали Доростол и отпускали пленных. Византийцы обязались пропустить дружину к морю, выдав каждому дружиннику по две меры хлеба на дорогу. Подтверждалось право русских купцов на свободную торговлю в Царьграде.

С двадцатью двумя тысячами воинов, из которых половина была больных и раненых, Святослав спустился в ладьях в устье Дуная. Там он с частью дружины остался зимовать. А воевода варяг Свенельд, служивший еще его отцу — Игорю, отправлен был в Киев за новой ратью: Святослав не оставил мысли вернуться к Доростолу. По какой-то причине Свенельд не возвратился к Святославу. Считают, что это было предательством. Свенельд рассчитывал занять более высокое место при князе Ярополке, сыне Святослава, но для этого нужно было погубить князя-отца.

Зимовка в устье Дуная оказалась тяжелой. Дружинники голодали. Были съедены все лошади. Весной Святослав с маленьким отрядом двинулся на ладьях в Киев. Печенеги, извещенные византийцами, ждали русских у порогов. Святослав знал об этом, но коней, чтобы обойти степью опасное место, не было.

Когда строили Днепровскую гидроэлектростанцию, на осушенном дне реки нашли истлевшие русские мечи. Кто знает, не теми ли мечами отбивались Святослав и его воины от печенегов? Малочисленные дружинники проталкивали свои ладьи шестами — навстречу бурной воде, между камнями и мелями. А с двух берегов в них летели сотни стрел, и сотни всадников, размахивая саблями, гнали своих коней в реку, чтобы первыми завладеть добычей и пленниками.