Нежный плут - Линдсей Джоанна - Страница 49

Почему же Джорджина суетится около него? И отчего она лишилась чувств, когда немного повредили его лицо? Дрю понимал, англичанин хорошо сложен, великолепный боец, но этим мог восхищаться Дрю, а не Джорджи. Пожалуй, малого можно назвать даже красивым, по крайней мере, до драки. Но неужели на Джорджину могли подействовать эти мелочи, если в нем так много темного? Нет, он решительно ничего не понимал с самой Ямайки.

– Ты искусно работаешь кулаками, не так ли?

Дрю понял, вопрос исходил от сестры. Он посмотрел на Мэлори, ожидая его реакции, но сейчас на его лице трудно было что-нибудь прочесть.

– Я немного тренировался на ринге.

– Как ты нашел время, управляя плантацией на островах и пиратствуя? – с сарказмом спросила Джорджина.

– Ты ведь сама говорила мне, как я уже стар, детка. Так? Конечно же, у меня было очень много времени, чтобы заниматься разными делами, не правда ли?

– Ты все еще стоишь здесь? – неожиданно услышал Дрю вопрос Джорджины. – Вместо того, чтобы помогать… Надо бы принести холодную примочку для его глаз. Кстати, и тебе она не помешает.

– Ах, нет, Джорджи. Сейчас, когда ты в таком положении, отсюда меня и лошадью не оттащишь. Но если ты хочешь, чтобы я ушел поговорить наедине с этим подлецом, можно об этом попросить.

– Я ничего такого не имела в виду, – возразила она с негодованием. – Мне совершенно не о чем с ним разговаривать. – Она повернулась к Джеймсу: – Нечего тебе сказать… Кроме того, что сегодня вечером твое поведение было не просто скверным, а отвратительным. Мне следовало знать, что ты способен на такую низость. Для этого были все основания. Но я сдуру посчитала печать, которой ты отмечен, безвредной, а не серьезным злом. Я верила в это! Но ты доказал мне обратное, не правда ли? Твой трижды проклятый язык показал твою смертельную порочность. Ну, доволен ли ты всем, что натворил? Это ведь доставило тебе удовольствие?! И какого дьявола ты стоишь на коленях? Пусть тебя лучше уложат в постель.

– Как хорошо, что пощадила меня, Джорджи, и ничего не сказала, – произнес он, наконец.

Она смотрела на него с минуту и спросила его уже совсем серьезно:

– Что ты здесь делаешь, Джеймс?

– Ты забыла попрощаться, милая, и я решил исправить этот твой промах.

Так вот почему он взбесился! Он почувствовал себя оскорбленным! И, мелочно мстя ей, он разрушил ее репутацию и даже ее чувства к нему! Ну что ж, она признательна ему за откровенность. Подумать только, она все время страдала из-за того, что никогда его больше не увидит… Но больше она никогда и не хотела бы его видеть.

– Ах, да! Это ведь было так легкомысленно с моей стороны, – сказала она нарочито сладким тоном, поднимаясь на ноги. – И это та-а-ак легко исправить. Прощайте, капитан Мэлори! – Джорджина прошла мимо него и у выхода столкнулась с братьями, которые смотрели на нее и слышали каждое ее слово. Как она могла забыть о том, что они здесь?

– Итак, теперь совершенно ясно, что вы знакомы.

– Что значат твои намеки, Уоррен? Я провела пять недель на его корабле в качестве мальчика-слуги, как он благоразумно проинформировал вас.

– И в его постели?

– О, наконец-то мы перешли к допросу?

Бровь Джорджины резко поднялась. Подобное выражение чувств входило в привычку Джеймса. Женщина не сознавала, что даже королевское местоимение «мы» было присуще именно его манере изъясняться. Сарказмом в споре она совсем не владела, и в этом случае тоже подражала мастеру.

– Думаю, тебе не нужно было другого подтверждения, кроме слова «пират»? Вот почему вы набросились на этого человека и попытались убить его, не так ли? Потому что вы верите каждому его слову! А вам никогда не приходило в голову, что он может лгать?

Клинтон и Бойд чувствовали себя достаточно виноватыми, чтобы покраснеть. Джорджина не могла видеть реакции стоявшего сзади Дрю, но Уоррен имел вид явно оправдывающегося человека.

– Никто в здравом уме не стал бы творить беззаконие, если бы это не было правдой.

– Если бы ты знал его, Уоррен, то понял бы, что ему присущи подобные вещи, совершаемые ради эффекта. Он рассчитывает на вносимое им смятение, понимаешь? Кроме того, кто тебе сказал, что он в здравом уме?

– Теперь я возражаю, Джорджи, – тихо запротестовал с дивана Джеймс, с трудом справляясь со своим страдающим телом. – Ведь твои милые братья узнали меня. Или ты забыла?

– Заткнись, Джеймс! – бросила ему через плечо Джорджина. – Не можешь помолчать несколько минут? Ты уже внес достаточный вклад в наше обсуждение…

– Это не обсуждение, дорогая, – перебил ее Клинтон. В его голосе звучало неодобрение. – Тебе задали вопрос. Ты можешь ответить и не тянуть время?

Обходных путей не оставалось. Ей не стоило бы смущаться, но перед ней были ее братья. «Ты просто не призналась чересчур заботливым братьям в своих интимных отношениях с человеком, не являющимся твоим мужем. Такие вещи невозможно обсуждать без смущения, даже если ты замужем».

Она подбирала подходящую случаю ложь. Однако существовало реальное доказательство, которое вскоре неизбежно даст о себе знать, – ее ребенок. Нельзя, далее, забывать о Джеймсе, который, похоже, не собирался спасать ее и может предать их интимные отношения огласке.

Загнанная в угол Джорджина прибегнула к браваде.

– А как вам понравится вот это? Произнести по слогам или достаточно просто сказать, что капитан Мэлори говорил правду?

– О, черт, Джорджи! Проклятый пират!

– Я знал это, Бойд!

– Англичанин! – вскричал Дрю.

– Этот факт я не могу скрыть, – сухо произнесла Джорджина. – Все становится ясным с каждым вылетающим изо рта капитана словом.

– Не важничай, Джорджи, – предупредил ее Клинтон. – Насчет мужчин у тебя дурной вкус.

– По крайней мере, она последовательна, – заметил Уоррен. – Переходит от плохого к еще более худшему.

– Мне кажется, я им не нравлюсь, Джорджи, – пробормотал Джеймс.

Джорджина поняла, что это было последней соломинкой.

– Ты можешь прекратить все это. Только я совершила ошибку. Уверена, я не первая и не последняя женщина, которая совершила подобное. Но по крайней мере теперь я прозрела. Теперь мне ясно, что он задумал с самого начала соблазнить меня. В этом многие из вас любят практиковаться, поэтому с вашей стороны было бы лицемерием обвинять его. Он действовал очень тонко, так тонко, что я не поняла, чего ему от меня нужно. Потом мне – как я жестоко ошиблась! – показалось, будто он принял меня за мальчика. Теперь я знаю – он так поступил намеренно. У меня есть причины негодовать, а у вас их нет, поскольку любой из вас поступил бы так же, как Джеймс, в подобных обстоятельствах. Если не считать образ действия и намерения, я была добровольной участницей всех событий. Я четко сознавала, что делаю. Моя совесть может засвидетельствовать это.

– Твоя что?

– Хорошо сказано, Джорджи, – заметил Джеймс, пораженный тем, как она обвиняла и защищалась одновременно. – Но я уверен, они слышали, будто тебя изнасиловали или воспользовались еще каким-нибудь мерзким способом, чтобы обесчестить тебя.

Джорджина резко повернулась к нему и, сузив глаза, посмотрела на виновника своего несчастья.

– А ты считаешь, я не была обесчещена?

– Едва ли, милая девочка. Я не признавался ни в каких гадостях.

Она вспыхнула при одном воспоминании. О Боже, не собирался же он рассказать про это?

– В чем дело? – поинтересовался Дрю, заметив яркий румянец на щеках Джорджины.

– Ни в чем… Шутка, – выдавила она из себя, умоляя взглядом Джеймса молчать.

Но он, конечно, не послушал ее.

– Шутка, Джорджи? Так ты называешь…

– Я убью тебя, Джеймс Мэлори. Клянусь, убью!

– Но не до вашей свадьбы. Не раньше.

– Что? – вскрикнула Джорджина и уставилась на брата, произнесшего эти ужасные слова. – Клинтон, ты шутишь! Ведь ты же не хочешь, чтобы он породнился с нами?

– Это не важно. Ты выбрала его…