Нулевая борьба. Пролог (СИ) - Косачев Александр Викторович - Страница 12

— Посиди здесь, — сказал я.

Химера чем-то плюнула в стекло, как это делают королевские кобры, и очень быстро подошла сбоку, перемещаясь по стеклу.

— Ого! Так ты с гекконом смешана и со змеей!

Она зашипела на меня. Шея её раздулась. Глаза визуально стали больше и смотрели куда-то вглубь меня. Я начал чувствовать дереализацию, словно окружающий мир был ненастоящим и я в нем находился, как в каком-то выдуманном мире. Затем это перетекло в деперсонализацию, и я наблюдал себя как бы со стороны, будто что-то меня вытягивало из тела. Химера шипела и пыталась пробить стекло, но у неё ничего не получалось. А я стоял и лишь смотрел, не понимая, что вообще происходит. Через пару минут она успокоилась. Я пришел в себя, но сразу же начала болеть голова и стало немного подташнивать. Мне было известно, что про змей ходили слухи, мол, они могут вводить в состояние гипноза и убивать своих жертв, но то были лишь мифы прошлого, не более. Что случилось со мной в тот момент, я не понимал. Возможно, просто переволновался.

— Я не причиню тебе зла, — произнес я, глядя на нее. Она повернула голову и начала на меня внимательно смотреть, отходя назад к дальней стенке комнаты.

— Да что с головой-то?! — воскликнул я.

Сказав это, я отправился на кухню попить. Голова прошла так же быстро, как и начала болеть. Взяв блокнот и стул, я вернулся к стеклянной комнате, чтобы наладить контакт с химерой. Мне больше ничего не оставалось, ведь, кроме нее, у меня никого не было. Затем я сходил за сушеным мясом, чтобы подкинуть его новой знакомой. Это должно было поспособствовать сближению. Приоткрыв дверь, я кинул ей мясо, затем сел на стул, закинул ногу на ногу и начал читать дальше, но уже вслух:

Запись 10. «Хотел вынести коробки, но не смог. Разобрал вещи, пытаясь найти то платье, в котором она любила ходить. Устроил бардак. Нашел. Обнял его. Но в платье не было ею. Я обнимал свою память, сжимая значимую для меня вещь, но нисколько не касался Нэл. И это убивало. Единственное, что осталось таким же, — её запах. Но и он был лишь памятью, которая уже была совсем не той, что раньше. И от этого внутри всё опустело».

Маленькая химера подошла вплотную к стеклу, села напротив и стала смотреть прямо мне в глаза, вертя головой. К мясу не притронулась и не стала его даже нюхать. А я читал чужой личный дневник, перебирая глазами записи, словно свои воспоминания, которых, на самом деле, никогда не было в моей жизни. Признаться, это было увлекательно и даже затянуло. Боль чужой жизни ослабляла нывшую свою. Вот такая удивительная психотерапия.

Запись 11. «Не знаю даже, что принесло мне большую боль: потеря дочерей или смерть жены. Все это так ужасно. Иногда мне кажется, что я слышу их. Они вроде как зовут меня куда-то, я начинаю идти на зов, но сколько бы я ни ходил и ни бегал, у меня никогда не получается их догнать. Они всегда так быстро ускользают, не оставляя следов, что это просто сводит с ума. Врач выписал таблетки, но я не хочу их принимать. Я хочу слышать их. Я хочу еще хоть немного побыть с ними, и пусть это будет всего лишь иллюзией или галлюцинациями, которые я никогда не догоню. Не знаю, как правильно это назвать. Мне хочется верить, что они зовут взаправду, что это настоящие они, а не компенсаторные обманы из моей головы, которые возникают в потрепанном мозге от перенесенной боли».

Я читал для нас. Маленькая химера смотрела и будто понимала то, что я озвучивал. Может, я тоже гнался за чем-то, стремясь избавиться от одиночества после смерти Молли. На самом деле, это удивительно — читать кому-то. Поначалу вроде теряешься, отвлекаешься на всё, что только может отвлечь, но после будто снимаешь с себя одежду и предстаешь обнажённым. Эта нагота принимается. Ни с чем не сравнимое чувство единения. Будто приходишь на исповедь, чтобы поведать о том, что у тебя внутри. И пусть ты читаешь чужой текст, чужую боль, чужие мысли, но своей интонацией передаешь всё своё существо в девственной наготе. И если бы я знал это чувство раньше, я бы каждый день кому-нибудь читал.

Запись 14. «Возможно, я схожу с ума. Но это не точно...»

Я продолжал читать до тех пор, пока мне не захотелось спать. Маленькая химера всё время так и простояла, слушая меня, и, когда я уже собрался уходить, поставила лапу на стекло. Это заставило меня остановиться.

— Завтра продолжим, — сказал я.

После этого попил воды и отправился спать.

Проснулся в лесу. Передо мной было болото, к которому я прежде ходил. Осмотревшись, я увидел примятые камыши, подсохшую кровь на листве и плавающую в заводи каску, которая не утонула только потому, что была легкой и центр тяжести приходился на макушку. До неё было метра три от берега. Ветром её прибило к камышам. Я попробовал подцепить её сухим деревцем, у меня даже получилось, но, когда начал тащить её к себе, верхушка переломилась, каска упала в воду и, набрав воды, утонула. С правой руки я перецепил когти на левую, для более тонких действий, но, едва я это сделал, из воды выскочила водная химера. Та самая, которая убила серую и укусила меня. Я отпрыгнул, раскинув руки, но она успела вцепиться мне в правую кисть. В шоке я начал бить когтями по пасти химеры, но та лишь мотала меня, как тряпку, из стороны в сторону. Когда она начала отходить, чтобы я оказался на уровне её пасти, я воткнул когти ей в шею, прожигая максимально высоко. Правая рука попала на излом в нескольких местах, и я боялся остаться еще и без неё...

Проснулся я в поту. Выдохнул. Сел на кровати, поставив ноги на пол, но только я это сделал, как почувствовал, что мои ноги находятся в воде. Резко завоняло болотом. На кровати, с той стороны, где были ноги, я увидел свои лазерные когти и надел их на руку. Встал и пошел к двери, хлюпая по воде, но стоило мне открыть дверь, как на меня помчалась химера, та самая, которая выпрыгнула из болота. Я успел закрыть дверь до того, как она в меня вцепилась, и хотел отбежать к кровати за пистолетом, но с другой стороны она вновь бежала на меня. Я повернулся к двери и сделал шаг, но споткнулся и упал на листья. Осмотревшись, вновь увидел себя возле болота. И только я посмотрел по сторонам, как вновь ощутил боль: меня снова кусала та самая водная химера, мотая, как тряпку. Затем я оказался под ней в жуткой панике и только хотел закричать, как проснулся, борясь с одеялом на полу. Укусил свою руку. Почувствовал боль. Понял, что наконец-то проснулся и всё закончилось. Это были только страшные сны. Просто сны. Просто долбаные страшные сны...

Когда я справлял нужду в туалете, почувствовал легкий запах болота. Глаза забегали. Я выскочил, как ошпаренный, запинаясь и падая. Смотрел на дверь туалета, боясь, что оттуда может выскочить водная химера. Начал нервно кусать себя за левую руку, чтобы убедиться, что не сплю. Схватил пистолет и начал оглядываться. Так прошло несколько минут. Ничего не происходило. Никто на меня не собирался нападать, как мне казалось. Успокоившись, я сел на стул, посмотрел на правую руку, поводил левой по тому месту, где должна была быть кисть. Выдохнул. Вспомнил цитату Артура Шопенгауэра: «Разумно было бы почаще говорить себе: изменить я этого не могу, остается извлекать из этого пользу». Начал думать, какую пользу я теперь могу извлечь из того, что у меня нет кисти правой руки. Думал, вздыхал. Кусал губы. А затем пришел к выводу, что я не утратил жизнь и она у меня всё еще есть. Эта жертва, которую я принес условному кровавому богу, сделала меня. Я отдал часть себя, чтобы измениться и стать другим. Жалеть о чем-то — значит, жить прошлым. Зачем? Это ничего не меняет. Лишь бессмысленные страдания и попытка прикоснуться к тому, что когда-то было в жизни, словно шанс что-то изменить. Но он иллюзорный. Нельзя изменить ни прошлое, ни будущее. Прошлое — потому что оно уже случилось, а будущее — потому что его либо нет, либо оно уже есть и потому неизменно. Если человек бросит камень, он упадет, как и должен, согласно законам физики. В своей голове мы можем отмотать время назад, замедлить в процессе броска и нарушить законы физики, чтобы камень внезапно полетел обратно в кидавшего. Но в реальности так сделать невозможно. Невозможно, потому что жизнь строго обусловлена и не выходит за рамки заданных условий, в которых мы живем. Таким образом, вся наша жизнь — это движение по заданному курсу, который изменить нельзя. Он обусловлен средой, в которой мы росли, характером, заданным работой органов и системы вознаграждения в мозге, эмпирическими ссадинами, нанесенными жизнью и потому на нас влияющими, счастливыми моментами, которые для нас что-то значили. Оглядываясь назад, можно сказать, что будет, если идти вперед. А те варианты, что мы можем построить у себя в голове, это лишь наши представления, которые не являются вариантами будущего, потому что они варианты лишь в нашей голове, которая вольна безумствовать без ограничивающих условий. Изначально воображение было инструментом хищных зверей, потому что хищники были вынуждены просчитывать возможные варианты поведения своей жертвы. Со временем человек, как растущий хищник, расширил воображение, но не смог отделаться от создания в своих представлениях того, что он хотел видеть, поскольку срабатывала система вознаграждения от приятных эмоций, и потому все его представления изначально искажались. Мозг не видит разницы между выдумкой, и реальностью и потому вознаграждает. Нас радует мысль, что мы свободны, и потому беспочвенно верим в это, мечтаем о лучшей жизни или каких-то моментах, где мы лучше и нам чуть ли не поклоняются, но это лишь мечты, навязанные культурой, которая говорит, что якобы лучше для нас, что нам должно нравиться и во что нужно верить. Да и что мы можем изменить в действительности? То, что нам нравится, — задано через опыт, то, что нам нравится, — то у нас и закреплено, то, что нам нравится, — к тому мы и стремимся и потому мы ограничены в выборе. Наши мечты, наше воображение, наша вера, наши поступки, наше мнение — все задано прошлым опытом, который изменить нельзя. Так какого черта мы вдруг начали верить, что что-то изменить можно?!