Утерянные победы. Воспоминания генерал-фельдмаршала вермахта - Манштейн Эрих фон - Страница 31

Наступление 5 июня позволило нам овладеть таким пространством южнее реки, что ночью мы смогли доставить за Сомму первые батареи. Однако по-прежнему оставалось неясным, признает ли враг свое поражение или продолжит упорно сопротивляться и дальше. В подобных ситуациях обычно совершенно отсутствуют донесения разведки, способные пролить свет на этот важнейший вопрос. Туман неопределенности, неизменно сопутствующий войне, окутал положение и намерения противника. В таких случаях излишняя поспешность может привести к серьезному поражению, а задержка в несколько часов может дать врагу возможность создать новый фронт, прорыв которого снова повлечет за собой тяжелые потери.

Военачальнику, который будет дожидаться, пока бесспорные данные разведки прояснят ситуацию, не стоит надеяться, что ему улыбнется военная удача. Поэтому ранним утром 6 июня я прибыл на командный пункт 46-й дивизии, выдвинутый на южный берег реки. Убедившись, что после напряженных событий предыдущего дня войска еще не успели окончательно проснуться, я указал на необходимость немедленно начать преследование, так как дивизия, по всей видимости, не входила в прямое соприкосновение с врагом. Затем я поехал на передовую линию, где стояли части 42-го полка, не имевшего приказа; хотя спереди доносился грохот сражения, я приказал им двигаться вперед. После этого я прибыл в правофланговый полк корпуса. Хотя фактически полк был готов выступить вперед, он ждал, к какому результату приведет артобстрел лежащей впереди деревни Куази, прилегающих высот и опушек леса. Данных разведки не было. Поскольку у меня сложилось впечатление, что ни деревня, ни высоты, ни лес не заняты противником, я приказал полковому командиру начинать наступление широким фронтом, но в рассредоточенных боевых порядках. Если впереди еще засел враг, он обнаружит себя и будет разгромлен артиллерией, находившейся в боевой готовности. Кроме того, при наступлении указанным мной порядком полку не угрожали тяжелые потери. Поскольку командир явно сомневался в правильности моей оценки положения, я отправился вперед в своем «Кюбельвагене»[11]. На въезде в Куази дорогу нам преградила баррикада, но защитников не было. Из деревни слышались отдельные выстрелы, очевидно, стреляли отставшие солдаты. После короткой ближней разведки мы въехали в деревню и обнаружили, что противник действительно ее оставил, как и высоты и край близлежащего леса. С этими сведениями я вернулся в полк, готовый к выступлению, и предложил ему в будущем самому производить разведку. Хотя командующий корпусом не обязан выполнять работу разведывательного дозора, я посчитал, что в тех обстоятельствах нужно было показать решительный пример, тем более что войска еще не знали меня, и я был убежден, что эффективность преследования зависит от инициативы командиров. Я с радостью увидел, что мой адъютант лейтенант фон Швердтнер и молодой шофер фельдфебель Нагель в восторге от нашей неожиданной разведывательной поездки.

После полудня я посетил два полка 27-й дивизии, принимавшие участие в бое за деревню Сезмон. Без всякого умысла я оказался на переднем крае фронта и разговорился с одним ротным командиром. Проинформировав меня об обстановке, он, видимо, решил воспользоваться присутствием высокого начальства, и в итоге мне пришлось разложить свою большую карту и, лежа на животе, подробно доложить ему о сражении, насколько я сам его знал. Только после того, как я утолил его жажду знаний, я смог вернуться в корпус, взяв с собой одного раненого, который также страстно заинтересовался моим рассказом об обстановке. К счастью, обратно мы ехали недолго, так как тем временем мой тактический штаб уже переехал в лесок рядом с фронтом.

7 июня 6-я пехотная дивизия, уже форсировавшая реку накануне, вступила в бой на крайнем правом фланге корпуса. Стойкие вестфальцы – из которых всегда выходили хорошие солдаты – показали достойный восхищения пыл, и когда после полудня я посетил дивизию, то оказалось, что крутой склон на участке Пуа, который мог служить противнику хорошим укрытием, уже захвачен, городок Пуа в наших руках и полк наступает на деревню на противоположной стороне участка. Тем не менее Пуа и ведущая к нему дорога находились под весьма неприятным огнем дальнобойной артиллерии. Немного развлек нас один эпизод, когда шофер грузовика с боеприпасами, оказавшись под артиллерийским обстрелом, решил спрятаться под своим же грузовиком, хотя он вез снаряды!

Во второй половине дня мне пришлось побывать еще в одном полку 46-й дивизии, который залег перед участком Пуа. К вечеру ему тоже удалось перейти рубеж, установив необходимую связь с тяжелыми орудиями и артиллерией, которая, как я полагаю, сначала не была установлена.

27-я дивизия, на долю которой выпала главная тяжесть боя, могла быть переведена во второй эшелон, так как преследование шло полным ходом. Ее место на левом фланге корпуса должна была занять только что назначенная 1-я кавалерийская дивизия.

8 июня преследование продолжилось, и вестфальцы опять задавали темп. 46-я дивизия доложила о концентрации ста неприятельских танков, и пикирующие бомбардировщики получили приказ вылететь против них. К сожалению, захватить танки с помощью пикирующих бомбардировщиков не удалось. Они скрылись, хотя более быстрые действия, вероятно, привели бы к желаемому результату.

В ходе боев 7 и 8 июня у штаба корпуса создалось впечатление, что наш сломленный противник не в состоянии оказывать сопротивление на открытой местности, кроме как на отдельных участках и в течение непродолжительного времени. Можно было предположить, что он попытается собрать оставшиеся силы и отвести их за нижнее течение Сены. Там, с помощью резервов, которыми он еще мог располагать, противник, вероятно, возобновил бы попытки отбиться. Поэтому корпус должен был сделать все возможное для того, чтобы быстро форсировать реку, прежде чем враг получит время или возможность организовать оборону. Тогда, хотя вечером 8 июня корпус находился еще примерно в 70 километрах от Сены, дивизии первого эшелона получили приказ не только достичь реки передовыми моторизованными частями, но и форсировать ее к следующему дню. Основная часть пехоты и артиллерии на конной тяге должна была следовать за ними в быстром темпе, чтобы 9 июля также дойти до Сены. 6-я дивизия была направлена к переправе у Лез-Андели, 46-я дивизия – у Вернона.

От войск, которые четыре дня подряд вели упорные бои с врагом, требовалась чрезвычайная выдержка, но на войне бывают минуты, когда старший командир должен ставить самые суровые требования, если не хочет упустить благоприятный случай, за который позднее его солдатам придется заплатить еще дороже.

Помимо прочего, в данном случае весь ход операции говорил в пользу быстрых действий. Казалось, что французы до сих пор были решительно настроены защищать Париж. Значительные силы неприятеля сосредоточились в системе обороны столицы, протянувшейся от Уазы до Марны севернее города. Если бы удалось форсировать Сену ниже Парижа, то упомянутые оборонные укрепления можно было бы взломать, и находящимся там войскам не осталось бы иного выбора, кроме как поспешно оставить город, чтобы не быть отрезанными.

Таким образом, положение корпуса диктовало высокие требования к войскам. Оно требовало от командиров всех уровней необычайной инициативы и скорости. За такую благоприятную возможность надо было хвататься обеими руками.

С раннего утра до позднего вечера 9 июня я разъезжал между дивизиями первого эшелона, обеспечивая выполнение поставленных перед ними задач. Я с удовольствием отмечал, что, несмотря на перенесенные тяготы, наши пехотинцы были готовы отдать и с радостью отдавали все свои силы ради достижения цели – Сены.

Естественно, встречались обычные помехи, хотя в 6-й дивизии все шло гладко. Рано утром я встретился с двумя дивизионными командирами, а затем посетил 46-ю дивизию. Когда позднее, около полудня, я прибыл на место переправы 6-й дивизии у Лез-Андели, я обнаружил, что батальон разведки к тому времени достиг реки и дивизионный штаб уже готовится к переправе, назначенной на вторую половину дня. К сожалению, мост был взорван еще до прибытия разведчиков. Живописный городок Лез-Андели, взгромоздившийся на утесе, пылал после налета бомбардировщиков, что было совершенно нежелательно, так как сообщало о нашем прибытии.