Сильнее денег - Чейз Джеймс Хедли - Страница 13

• Предыдущая
• 13/39
• Следующая

– Сюда!

Она втащила меня в неосвещенный проем двери и, на мгновение включив фонарик, увлекла за огромный деревянный ящик.

Мы услышали, как кто-то тяжело пробежал мимо. Затем послышались крики людей и пронзительный свист.

– Идем!

Если бы не Римма, мне бы никогда не выбраться с территории киностудии. Ни на одну секунду она не теряла самообладания и вела меня по каким-то темным аллеям с такой уверенностью, словно знала, где нас подстерегает опасность, а где опасности нет.

По мере того как мы пробегали мимо бесчисленных зданий студии и огромных съемочных павильонов, свистки и крики становились все глуше и глуше, и мы наконец остановились, задыхаясь, в тени здания.

По-прежнему выла сирена, но другие звуки сюда уже не доносились.

– Нам нужно выбраться до появления фараонов, – шепнула Римма.

– Ты убила его!

– Помолчи-ка лучше… В конце этой аллеи мы можем перебраться через стену.

Я последовал за девушкой, и вскоре мы подбежали к стене высотой футов в десять. Здесь мы остановились и взглянули вверх.

– Ну-ка, помоги мне!

Обеими руками я взял ее за ногу и поднял на стену. Римма уселась на гребне стены, перегнулась и некоторое время всматривалась в темноту.

– Все в порядке. Ты сможешь забраться сам?

Я разбежался, ухватился в прыжке за гребень стены и кое-как вскарабкался на нее. В следующую минуту мы спрыгнули вниз и оказались на немощеной дороге, шедшей вдоль территории студии.

Отсюда мы бегом направились к шоссе, на обочине которого стояло несколько машин, принадлежавших посетителям расположенного поблизости ночного клуба.

– Минут через пять подойдет автобус, – сказала Римма.

Издалека донеслось завывание полицейской сирены.

Римма потянула меня к стоявшему на шоссе «Форду».

– Живо!

Мы проскользнули в машину. Едва Римма захлопнула дверцу, как мимо нас промчались два полицейских автомобиля; они направлялись к главному входу киностудии.

– Подождем здесь, – шепнула Римма. – Сейчас должны пройти еще несколько машин с полицейскими. Нельзя, чтоб нас заметили.

Это было резонно, и все же мне хотелось сломя голову бежать отсюда.

– Каков тип, этот Ларри! – негодующе продолжала Римма. – Я должна была знать, что он обязательно все перепутает. Видимо, перед концом работы деньги сдаются в банк или закрываются в сейф.

– Да, но ты понимаешь, что убила человека?! Нас теперь могут посадить на электрический стул. Ты сумасшедшая! И зачем я спутался с тобой!

– Но я же действовала в порядке самозащиты, – возмущенно ответила Римма. – У меня не было выбора.

– При чем тут самозащита? Ты застрелила его совершенно хладнокровно. Выстрелила в него дважды.

– Я оказалась бы круглой идиоткой, если бы позволила застрелить себя. Он держал в руке револьвер. Это была самозащита.

– Это было самое настоящее убийство!

– Заткнись.

– Мы расстаемся. Видеть тебя больше не могу!

– Жалкий трус! Деньги тебе нужны так же, как и мне. Ты хотел зарабатывать на мне. А сейчас, как только положение немножко осложнилось…

– По-твоему, убийство – это «небольшое осложнение»?

– Хватит. Перестань.

Я сидел неподвижно, крепко вцепившись в рулевое колесо, до смерти перепуганный, и твердил себе, что, если мне удастся благополучно выбраться отсюда, я уеду домой, начну учиться и больше никогда в жизни не сделаю ничего дурного.

Снова послышалось завывание сирены. Мимо нас промчалась еще одна машина, набитая полицейскими в штатском, а вслед за ней карета «Скорой помощи».

– Процессия закончилась, – усмехнулась Римма. – Пошли.

Я выбрался вслед за ней из машины, и мы быстро направились к остановке. Через две-три минуты подошел очередной автобус.

Мы сели на задние сиденья. Никто не обращал на нас внимания. Римма курила и смотрела в окно. Автобус свернул с шоссе на набережную. Римма начала чихать.

В ту ночь я спал всего часа три или четыре. Перед моими глазами неотступно стояли убитый охранник и Римма с дымящимся револьвером в руке. Часов в семь утра я проснулся окончательно и, уставившись в потолок, снова, в который раз, стал перебирать в памяти недавние события. Сказать, что я чувствовал себя отвратительно, – значит, почти ничего не сказать.

Я валялся в кровати и обдумывал, как мне поступить. Следовало немедленно убраться из города, оставаться здесь дальше было опасно. Я решил повидать Расти, занять у него денег на билет и утром же уехать. Мой поезд уходил часов в одиннадцать.

Внезапно дверь распахнулась, и в комнату вошла Римма. На ней была все та же красная кофточка и плотно облегавший фигуру комбинезон. Бледное лицо, неестественно поблескивающие глаза… На наркотик, конечно, она денег раздобыла.

Римма остановилась в ногах кровати и взглянула на меня.

– Что тебе? – спросил я. – Убирайся!

– Я иду в студию. А ты?

– Ты с ума сошла. Ни за что.

Римма сморщила нос и смерила меня презрительным взглядом.

– А я не могу отказаться от работы в студии. Если не приду сегодня, меня больше никогда не возьмут. Что же ты намерен делать?

– Уезжаю. Между прочим, вчера ты убила человека. Или это для тебя такой пустяк, что можно и не вспоминать о нем?

Римма улыбнулась.

– А говорят, это твоих рук дело.

Меня словно подбросило на кровати.

– Моих?! Ты думаешь, о чем говоришь?

– Не волнуйся. Никто никого не убивал. Он жив.

Я сбросил с себя простыню и сел.

– Откуда ты знаешь?

– Из газеты.

– Где она?

– Лежала на полу около одной из комнат.

– Что же ты стоишь? Принеси.

– Ее уже кто-то взял.

Я готов был задушить ее.

– И там говорится, что он жив?

Римма со скучающим видом кивнула.

Трясущейся рукой я взял сигарету и закурил. От нахлынувшего чувства облегчения я чуть не задохнулся.

– Откуда ты взяла, будто это я его убил?

– Он сообщил полицейским твои приметы, и сейчас они ищут человека со шрамом на лице.

– Не морочь мне голову. Стреляла в него ты.

– Он меня не видел. Он видел тебя.

– Он знает, что я в него не стрелял. Я стоял лицом к стене, когда ты в него выстрелила. Он должен это помнить.

Римма равнодушно пожала плечами.

– Я знаю только, что полиция разыскивает человека со шрамом на лице. Остерегайся.

Мне с трудом удавалось сдерживать себя.

– Достань газету! Слышишь? Сейчас же достань газету!

– Не ори. Или ты хочешь, чтоб тебя слышали все кому не лень? Я не могу опаздывать в студию. А тебе лучше побыть здесь и не показываться на улице.

Я схватил ее за руку.

– Где ты взяла револьвер?

– Уилбур дал. Пусти! – Римма с силой вырвала руку. – Не будь слюнтяем. Мне доводилось попадать в переделки почище этой. Посидишь в укрытии денька два, потом уедешь. А пока и не пытайся.

– Как только полицейские заподозрят меня, они первым делом явятся сюда.

– Хватит хныкать! – Презрение, звучавшее в ее голосе, бесило меня. – Ну и трус же ты. Говорю тебе, не распускай слюни, и все будет в порядке. До чего ты мне надоел!

Я схватил Римму за горло, прижал к стене и несколько раз ударил по лицу. Я понимал, что поступаю гадко, но не мог сдержаться.

Потом я выпустил девушку и, тяжело дыша, отступил на шаг в сторону.

– Да, я боюсь. Боюсь потому, что еще сохранил какую-то порядочность. А ты? Ни чести, ни совести. Совершенно развращенная тварь. Совершенно! Слышишь? Убирайся!

Римма стояла, прислонившись к стене; на лице у нее пламенели следы моих ударов, глаза горели ненавистью.

– Я тебе никогда этого не забуду, подлец, – сказала она. – У меня много причин помнить тебя. Наступит время, и я с тобой рассчитаюсь за все, за все! Полицейский, надеюсь, умрет, и я еще порадуюсь, когда тебя посадят на электрический стул.

Я распахнул дверь комнаты.

– Вон!

Римма ушла, и я с силой захлопнул дверь.

Некоторое время я стоял неподвижно, пытаясь успокоиться.

• Предыдущая
• 13/39
• Следующая