Магнус Красный: Повелитель Просперо (ЛП) - Макнилл Грэм - Страница 16

Через несколько секунд бронетехника открыла огонь.

Над головой у Аримана висела целая флотилия буксиров, и системы брони сбоили из-за перекрывающихся репульсорных полей. Выпустив воздух через горжет, легионер уменьшил давление в шлеме.

Сорок большегрузных тягачей, состоявших, по сути, только из кабины управления с пилотом-сервитором и сверхмощного гравидвигателя, напоминали гончих псов на привязи. Они готовились потянуть в небо восхитительную громаду «Люкс ферем», как только его трюмы целиком заполнят беженцы. Затем невообразимый вес исполинского транспортника ляжет на его собственные ускорители, буксиры отстыкуются и вернутся в космопорт.

К обширным, словно пещеры, посадочным отсекам корабля вели колоссальные пандусы, по которым шагали в брюхо гиганта тысячи людей. Все свои пожитки они тащили на спине, и каждый из них оборачивался, бросая прощальный взгляд на обреченный родной мир.

— Загружается последняя группа, — сообщил Форрикс, сверившись с инфопланшетом, заполненным именами и цифрами.

— Сводный баланс выживания, — заметил Ариман. — Те, кто спасутся, в последующие десятилетия будут с любовью рассказывать истории о потерянном доме.

— Везунчики, — отозвался Кимодор. — Им посчастливилось оказаться в нужной части уравнения.

Окинув мысленным взором беженцев, которых, подобно скоту, заводили в трюмы, Азек усомнился, что хоть один из них считает себя везунчиком, но воздержался от замечаний.

— Для Четвертого все упирается в цифры, не так ли?

— Разумеется, — согласился Форрикс. — Любой глупец знает, что войны выигрываются благодаря превосходству в логистике, планировании и анализе рисков.

— А как же отвага? Как же честь и самоотверженность? Разве они не нужны для триумфа в войне?

— Отчасти, — допустил Кидомор. — Но они гораздо менее значимы, чем ты думаешь. Даже величайший боец легиона не сможет стрелять из болтера без снарядов. Самый могучий сверхтяжелый танк не сможет давить врагов без океанов топлива, самое крупнокалиберное орудие не сможет бомбардировать укрепления без непрерывного подвоза боеприпасов. Долг любого Железного Воина — победить как можно быстрее и эффективнее.

— Я понимаю, что ты прав, но мне кажется ошибочным сводить войну к цифрам и уравнениям. Когда солдаты для тебя всего лишь числа, легче забыть, что каждый из них — живой человек. Да, так можно планировать сражения, но не биться в них.

— Все вы сентиментальны, Азек. — Слова Форрикса прозвучали как предупреждение. — Надеюсь, вам никогда не встретится противник вроде моего легиона. Это может скверно для вас закончиться.

Ариман испытал отвращение при одной мысли о войне с братьями-легионерами. А то, что Кидомор размышлял на эту тему, многое говорило о мировоззрении Четвертого. Интересно, о чем же рассуждали Железные Воины в своем кругу?

Выбросив из головы мерзостную картину родичей, обративших оружие друг против друга, Азек постарался забыть неприятно логичные доводы Форрикса. Мимо по-прежнему брели беженцы с застывшими лицами.

— Безысходность окутывает их саваном.

— Неудивительно, — сказал Форрикс. — Приходят все новые доклады о беспорядочных атаках на улицах. Участились вспышки насилия за пределами города и на трассах.

— Мы ничего больше не можем сделать для защиты этих людей?

— Можем, но какой ценой?

— Очевидно, любой?

— Азек, ты забыл о нашей гонке со временем, — указал Кидомор. — Если усилить проверки на городской черте, меньше жителей успеют спастись с планеты. Если вообще убрать охрану, до кораблей доберется больше беженцев, но возрастет риск просачивания злоумышленников. Владыка Пертурабо рассчитал оптимальный баланс между скоростью прохождения внешних кордонов и угрозой проникновения неприятелей. Вот и все.

Ариман снова понял, что Форрикс прав, но ему претила идея о бездушном вычислении шансов отдельной личности на выживание. Правда, члены недавно созданного в XV легионе Ордена Погибели также восхищались цифрами, но в аспекте их космологической значимости.

Здесь все было иначе.

Здесь числа служили холодной, логичной, грубой арифметике смерти.

— Но вы можете ускорить процесс, верно? — спросил Кидомор, и Азек даже без предвидения догадался, о чем пойдет речь. — У твоих братьев есть… способности. Что, если вы заглянете в мысли людей и определите, у кого из них враждебные намерения?

Сын Магнуса покачал головой.

Ты даже не представляешь, насколько это сложно.

— Но я же видел, ты что-то ощутил перед тем, как шайка того безумца атаковала толпу на проспекте Небосводов.

— Это другое дело.

— То есть?

— У пророка были чудовищно яркие эмоции, он выделялся на общем фоне, как маяк в ясную ночь.

— Значит, ты не способен это сделать?

— Способен, но мне будет сложнее, чем тебе кажется.

— Но ты умеешь?

— Да.

— Покажи, — кивнул Форрикс в сторону беженцев.

Азек осознал, что без демонстрации ему не обойтись.

Железный Воин явно считал их способности не плодами многолетнего обучения и тренировок, а чем-то вроде домашних фокусов.

— Что ж, ладно, — смирился Ариман, направляя разум в Исчисления.

Он был не до конца честен с Кидомором. Чтение мыслей не вызывало особых затруднений, но Тысяча Сынов пока не хотела раскрывать весь диапазон своих талантов. Многие из тех, кто их окружал, испытывали чисто человеческий страх перед неизвестным, и легионеры не были исключением. Поэтому Магнус еще не решил, когда его отпрыскам придет время выйти на свет.

Замедлив дыхание, Азек погрузился в болото смятенных, запутанных мыслей смертных. На его ментальную защиту обрушилась волна беспрерывных внутренних монологов — впрочем, устоять перед ней было довольно просто: «думы» людей чем-то напоминали раздражающее тявканье о базовых желаниях и нуждах. Им не хватало ясности, которую развивали только практики Просперо.

Разум Форрикса выглядел как одинокая несокрушимая скала посреди бурного моря, недоступная и неприкасаемая. Ариману захотелось коснуться сознания Кидомора, но он поборол искушение, понимая, что увидит лишь твердые грани уверенности и целеустремленности, непоколебимой верности долгу и нерассуждающей покорности примарху.

«Благословлен ум, слишком малый для сомнений», — решил Азек.

И тут же устыдился недостойной мысли. Форрикс был воином великой доблести и чести, легионером, рядом с которым Ариман хотел бы сражаться в пламени последней эпической битвы.

Кроме того, Азеку казалось, что они с Кидомором становятся друзьями. Вначале это удивляло псайкера, однако затем он вспомнил о Магнусе и Пертурабо.

Быть может, он и Форрикс неосознанно воспроизводили отношения своих примархов? Неужели поступки генетических прародителей так значительно влияли на их детей, что те невольно следовали примеру старших? Пожалуй, если утрировать такие соображения, получится интригующая тема для этической дискуссии.

К примеру, если Магнус начнет совершать морально небезупречные деяния, сохранят ли некоторые из его отпрысков слепую верность ему? Или так поступят все?

«Включая меня?»

Эта мысль Аримана словно бы стала ключом к некому адскому замку на двери в будущее. Его чутье Корвида резко пробудилось, и, запрокинув голову, объятый ужасом воин уставился в небо. Глаза ему застлала красная пелена мучительной боли, кровавое затмение из грядущих времен.

Языки пламени до самого горизонта.

Мир, охваченный огнем.

В его сиянии извиваются силуэты — легионеры в цветах Железных Воинов, необъяснимо живые, страдающие от бесконечной пытки. Среди них Форрикс, его кожа обуглена, плоть стекает с костей, будто воск, очередь снарядов рвет тело на куски.

Он кричит от страданий, что будут длиться вечно.

Какая-то титаническая, совершенно непознаваемая громада нависает над своими горящими владениями и хохочет — визгливо, жестоко, нечеловечески. В небе вспыхивает металлический блеск тысячи падающих клинков. Низвергается поток жидкого огня, и горы растекаются от жара.