Арестант - Константинов Андрей Дмитриевич - Страница 41

• Предыдущая
• 41/85
• Следующая

И вдруг что-то изменилось в Наумове. Андрец понял это сразу. Он не мог сказать, что изменилось. Но точно знал — что-то произошло. Так же текла из динамиков «Желтая река», струился голубоватый дымок сигареты… а что-то уже произошло. Лязгнули вдали сцепки вагонов спецэшелона N 934 МВД РФ.

— Да, — сказал Наумов странным голосом. — Я могу допустить, что есть люди, которые не предают друзей.

Спецэшелон N 934 тронулся. Николай Иванович улыбнулся.

— Очень даже могу, Андрюша…

Что-то было не так. Что-то происходило не так. Обнорский очень остро понимал, что допустил какую-то фатальную ошибку. Вот только не мог понять — какую? Где?

— …очень даже могу. Что же я, монстр? Наумов подмигнул Андрею, улыбнулся. Обнорский почувствовал холодок между лопаток. А в глазах Николая Ивановича появилась обычная ирония.

— Благодарю вас, Андрей Викторович, за беседу. Она открыла мне глаза. Не прощаюсь — мы еще встретимся. Всего вам доброго…

Наумов легко поднялся, шагнул к двери. В нем не было ничего от монстра. Скорее, он напоминал калькулятор.

Вот тогда-то Обнорскому стало страшно по-настоящему.

А человек-калькулятор, насвистывая, спустился к машине. Он нашел решение. Идиот-идеалист сам подарил Николаю Наумову простое и изящное решение: калькулятор понял, что пока у него в руках Обнорский — у него в руках заложник стоимостью в шестьдесят миллионов баксов. Собственно, мысль не блистала новизной. Андрей и до этого разговора находился в роли заложника. Однако человек-калькулятор считал, что реально журналист этих денег не стоит. Ну кто за придурка выложит не то что шестьдесят, а хотя бы шесть зеленых лимонов?

Бред-нонсенс. Полная, господа, дребедень. Но слушая горячий и одновременно спокойный голос Андрея, Наумов вдруг осознал: та баба, которая ему так нужна, — она такая же. Она тоже идиотка-идеалистка. И вся эта трескотня про предательство для нее тоже имеет какой-то особый смысл.

…Ты можешь допустить, что не все такие, как: ты и Антибиотик? Что есть люди, которые не предают друзей?

— Очень даже могу, Андрюша. Что же я — монстр?

Наумов шлепнулся на заднее сиденье. Водитель уже уловил перемену в настроении хозяина, но пока помалкивал.

— Ну, Петруха, чего молчишь? — весело сказал Наумов.

— Так я ничего… Куда едем, Николай Иванович?

— Едем, Петруха, на Литейный. В домик номер четыре. А там мы пристроим на длительное ответственное хранение одну куклу.

— Куклу? — машинально переспросил водитель.

— Да, Петруха, одну забавную куклу. Сперва я хотел оторвать ей головенку. А потом понял, что лучше ее продать. Но пока, дружище, не нашлась дура-покупательница на мою куклеху, ей придется полежать на пыльных полках. В счастливой стране с романтическим названием ГУИН.

Смерть массажистки и охранника произвела на Палыча неизгладимое впечатление. Не нужно быть великим детективом, чтобы понять: целили в хозяина, а обслуга погибла случайно, от желания кайфануть на халяву, попить винца из барских погребов. Тела Карины и Игоря сбросили в Финский залив. Все продукты и все спиртное из квартиры отдали на экспертизу. Проводилась она частным образом — за немалые деньги — и сделана была в высшей степени качественно. Заключение экспертов было однозначным: никаких признаков токсинов не обнаружено.

Их и не могло быть обнаружено. Во-первых, Бабуин зарядил только одну бутылку «Хванчкары», а во-вторых, использованный токсин обладал очень сложной химической структурой и почти не поддавался идентификации.

Антибиотик запсиховал. Сделался зол, раздражителен. Приказал уничтожить все запасы спиртного и продуктов из всех своих нор. В результате были безжалостно уничтожены несколько сот бутылок «Хванчкары», коллекционных вин, коньяков, виски. Сотни килограммов продуктов были выброшены на свалку. То-то праздничек бомжам!

Следствие, проведенное Бабуином, ничего не дало… Из предосторожности заменили весь персонал, непосредственно обслуживающий квартиры. Та еще эпопея… С каждым кандидатом Палыч беседовал лично. Душу выматывал, глазками буравил. Кандидаты на роль лакеев уходили от Антибиотика в полуобморочном состоянии. Начальник охраны Палыча — Игорь Царицын — предложил купить за границей детектор лжи. Палыч наорал на Игоря, заявил, что никакой детектор ему не нужен: он сам детектор. При этом он брызгал слюной и стучал кулаком по Библии. Бабуин кивал головой с квадратной нижней челюстью… Среди братвы поползли слухи о новом покушении на Антибиотика. Поговаривали, что к этому явно приложили руку менты. А может, и чекисты. Слухи распускал Бабуин. Он же подкинул версию, что покушение не последнее, что таинственная «Белая стрела» уже вынесла Палычу приговор. Он же докладывал шефу о слухах.

Обстановка накалялась. Озлобленный Палыч подозревал всех, психовал, метался, устраивал разносы налево и направо.

В воскресенье вечером он позвонил Наумову и попросил о срочной встрече. Серый кардинал удивился, но дал согласие. Приезжайте, Палыч, — сказал он. Спустя сорок минут Антибиотик шагнул в калитку особняка Наумова. Охрана, как и прошлый раз, осталась за оградой. Хозяин встретил гостя приветливо, провел к столику, где стоял коньяк и… бутылка «Хванчкары». Палыч впился в бутылку взглядом маленьких острых глаз. А что если… а что если Наумов? — подумал он. От этой мысли стало холодно.

Виктор Палыч Говоров не был ни трусом, ни паникером. Слабак не может руководить криминальной империей пятимиллионного города. Отбор здесь покруче, чем в теории господина Дарвина. Слабого либо уничтожат, либо поставят в подчиненное положение. Антибиотик был крепок, жесток, хладнокровен… Но события последних дней определенно выбили его из колеи. Он шкурой чувствовал опасность, чье-то незримое присутствие рядом.

— Присаживайтесь, Палыч, — радушно произнес Николай Иванович. — В ногах правды нет. Хотя мне тут один острослов сказал, что ее и в жопе нет.

— Что? — спросил Антибиотик растерянно. Он не отрываясь смотрел на бутылку «Хванчкары».

— Да ничего… шутка. Вашего друга Серегина, кстати…

— Серегина?

— Его, его… Ну, да что ж мы стоим-то? Располагайтесь. Вот «Хванчкара» ваша любимая. Вы так о ней поэтично говорили.

Два людоеда опустились в кресла у столика. Палыч сглотнул.

— Я уж лучше… коньяку.

— Коньяку так коньяку, — отозвался Наумов и остро посмотрел на Антибиотика сбоку. Уже знает, понял Палыч.

Николай Иванович плеснул коньяк в пузатые бокалы, подал один гостю. Янтарная жидкость содержала в себе тепло Франции, средиземноморский бриз и бархатную глубину южной ночи. Палыч сделал маленький, птичий глоточек и ничего этого не почувствовал.

— Меня хотят убить, — сказал он.

— Замечательно, — сказал, покачивая головой, Наумов.

— Замечательно? — оторопел Антибиотик.

— Это я про коньяк, — пояснил Николай Иванович, а Палыч кашлянул в кулак и повторил:

— Меня хотят убить… сжить со свету.

— Какая низость, — покачал головой хозяин. Издевки Палыч не уловил. Он скорбно кивнул. Наумов разглядывал Антибиотика почти что с изумлением! Бог ты мой, — думал Николай Иванович. — Законченный монстр. Руки по локоть в крови… Даже среди уголовников считается беспределыциком. А поди ж ты — себя жалеет.

— И кто же эти непорядочные люди? — спросил Наумов.

— Есть такая информация, что менты… «Белая стрела».

В криминальной среде, да и среди обывателей, ходили слухи о законспирированной организации то ли ментов, то ли комитетчиков, объединившихся для борьбы с бесконтрольно растущей преступностью. Упоминались названия «Белая стрела» или «Белый орел». Вконец отмороженные якобы менты взялись бороться внесудебными методами, самостоятельно, вынося приговоры и тут же их приводя в исполнение. Братву такие слухи пугали, обывателя приводили в восторг. Николай Наумов знал, что разговоры о существовании «Белой стрелы» совершенно беспочвенны. Бесспорно, каждый удельный князек на земле Российской стремился иметь лично преданный аппарат МВД. Опричников. Готовых хватать, сажать, карать, а при надобности — воздействовать физически. Вот только все эти мэры, губернаторы, префекты и прочие преследовали совершенно конкретные цели, направленные на усиление личной власти, влияния, благополучия. Банды держиморд в милицейских или прокурорских мундирах не имели ничего общего с мифической «Белой стрелой». Робин Гуд давно уже отнес в ломбард свой лук и стрелы, напился эля и крепко дрых под сенью дуба. Под соседней елью храпел Илья Муромец. Рядом с мощной его десницей лежала пустая бутылка из-под русского народного напитка — спирта «Рояль». Добрыня с Поповичем после службы бежали халтурить в кабака и казино — охраняли культурный досуг новорусской нечисти.

• Предыдущая
• 41/85
• Следующая