Нас украли. История преступлений - Петрушевская Людмила - Страница 7

– Волосы ты сама выдрала, (…)! И синяк об дверь наставила! Я тебя не трогал, ты, (…) мне подстилалась! Жопой вертела кто?

(Опять одно и то же. Как отец.)

– А в тюрьму вас заберут. И в России многие захотят, чтобы вы сидели не здесь, а там.

– Охо-хо. От ты какая! Ну ладно. Кустодиев, что ты сердишься? Ну сорвался. Так ты же красотка! Вертишься тут ходишь. И святой не вытерпит! А тем более я, нецелованный.

Струсил. Испугался реально. И все время конверт выставляет вперед, как защищается им.

– Кустодиев, что тебе надо? Гражданство здесь? На всех?

– Не купите. Будете на зоне мотать срок.

– Я и не покупаю. Я тебе денег пока что не предлагал. Ну хочешь квартиру в Москве? У меня там четыре. На Садово-Спасской, на Сивцевом Вражке и две в высотке на Восстания.

– Сядете.

– Ух ты злобная. Я сегодня же оформлю тебе квартиру сто двадцать метров, мне пришлют самолетом бумаги.

– В Коми республике будете сидеть. В зоне особо опасных преступников строгого режима. Ларек раз в неделю. И передачи никто не будет посылать. И будете там козлом вонючим. Я вам это устрою.

– Нахваталась, Кустодиев. Откуда ты все знаешь?

– Будете срок мотать.

– Кланяюсь тебе в ножки, Кустодиев. Спаси меня от тюрьмы. А хороша твоя роза в кустах, Кустодиев! Не забыть прямо! Пойдем ко мне? Не спеша, как говорится…

– Еще чего, раскатали губу.

– Я бы сейчас тебе сразу денег дал, пятьдесят тысяч евро, но я не могу их снять со счета. Тут же в полиции заподозрят, что плачу за шантаж. Это ведь шантаж? То что ты задом своим передо мной крутила?

– Я? Перед вами?

– Ну иди ко мне. Не могу прямо.

– Все, я накрыла вам завтрак. Мне некогда.

И хорошо, что она не взяла конверт.

Наверняка там были меченые деньги, и он бы обратился в полицию, что его обворовали.

Но она не пошла домой.

Кустодиев протиснулась в щель под верандой, там села на деревянный поддон, это было место, куда выходила какая-то забытая строителями продушина – прямиком из кухни.

Ее обнаружила Анджелка, она залезла туда, ну как все детишки все обследуют, и мать ее долго искала, сошла с ума, а Анджелка закричала «ку-ку», когда Галина уже собиралась звонить в полицию из кухни, и мать услышала близко-близко это «ку-ку».

Как будто кто-то рядом сказал. Выбежала из дома, рассчитала место, где должна была находиться кухня, а там, под верандой, можно было пролезть между столбами, и Анджелка отозвалась на крик.

Галина потом не раз по-пластунски забиралась в тайник, там она вполне умещалась сидя.

Все подслушивала, все разговоры-переговоры, все скандалы мужа с женой, жена хотела, чтобы хозяин усыновил ее парня тридцатилетнего.

По законам Монтегаско наследство переходит сначала не к жене, а к детям.

Хозяин отвечал, хочешь быть моей вдовой? Но у меня, говорил, свой сын есть, на… мне твой вы…док. Сейчас хозяин говорил по телефону.

– Значит, купчую на квартиру на Восстания. Имя я тебе сейчас продиктую и адрес… погоди, перезвоню.

Галина быстро выбралась из схронки и побежала домой. Ее настиг звонок по мобильному:

– Кустодиев! Ты вот что, пошли мне смс-ку со своим адресом и паспортными данными.

Галина не отвечала, она бежала.

– О, ну че ты молчишь? Боишься? Да нужна ты мне вообще сто лет. Сама же крутила жопой, сама вызывала.

– Все! (Она уже поднялась к себе на веранду и могла говорить свободно.) Я ничего не знаю и знать не желаю. Вы будете сидеть в тюрьме.

– Хорошо уже, я сам приду.

Он пришел в ее прибранный домик, где Коля сидел в трусах и смотрел теннис, и стал этот пройда улыбаться и сказал с порога, что решил подарить Коле и Галине квартиру за хорошую, преданную дружбу.

Галина отвечала, держа в руке скалку:

– Это ваше дело. Я ни при чем. Ничего подписывать не буду. Мне ничего от вас не надо.

Коля, наоборот, стал чуть ли не плакать и совался обнять хозяина.

Галина ушла в дальний угол сада и принялась там полоть, обливаясь слезами. Ее всю трясло.

И еще Галина подумала, а что Коля такой прямо равнодушный стал, не связался ли Коля с мадам? Или с Риммой?

Нет, нет, мадам как ездила, так и ездиет к тренеру по фитнесу, Коля ее сам и возит и говорит, что она, наоборот, спит со своим тренером.

Нашли друг друга две тощие воблы копченые. Этот тренер у нее немка.

А про Римму надо подумать, она недаром в гости ходит.

Вот таков был расклад обстоятельств в семье водителя Коли, когда он привез к хозяину парней из Москвы. Сына в двойном экземпляре.

Дальнейшее читатель узнает в конце, из рассказа Галины Кустодиев, которая возилась с ланчем на кухне, а кухня с гостиной – это одна общая зала.

Итак, бизнесмен Сергей Серцов, гражданин Монтегаско.

Как он, этот Сергей Серцов, вообще здесь в Москве оказался, задавались вопросом окружающие, тем более поступил в такой институт, как МГИМО, куда поступают только дети больших людей и все, как правило, изнутри профессии, из семей дипломатов, – но этот вопрос так и останется вопросом, потому что Сергей, невысокий такой, невидный из себя парень, сам с Краснодара, из района, хранил по этому поводу молчание – поступил после армии, все. Сам еще отработал в райкоме комсомола два года, готовился.

Поступил, выучил английский плюс ханди и ирду, достаточно для того, чтобы потом ехать в Хандию сразу в посольство, но тут стоп; поскольку сначала надо поработать после института.

А у него ни прописки, ничего, даже из общежития после института попросят. И на работу в Москве таких не берут.

Тут в процесс включилась одна Маша, которая училась вместе с Сережей, и она заявила по международному телефону родителям, что выходит за своего однокурсника Сережу замуж, чтобы ему помочь.

Она им сказала все открыто, честная Маша, что они друг друга только уважают, не больше, однако Сергею надо помочь, и она готова. И что он, возможно, поедет потом в страну, в Хандию или Пакистан.

Разговор шел пока что с отцом.

– Сам он откудова? – простонародно спросил отец, в настоящее время посол.

– А какая разница? – обидчиво возразила Маша. – Ну, город есть один под Краснодаром.

– Ага. Село Мухосранское. Поселок городского типа, что ли? Ты долго такого искала?

– При чем здесь поселок, – упорствовала дочь.

– Тебе же тоже придется с ним ехать в страну! С этим вахлаком! – крикнул отец, Валерий Иванович. – И жить с ним!

– Ну и что, – отвечала Маша. – Почему с вахлаком. Он…

– Три года! Всю жизнь!

– Ну и что. Он хороший человек.

– Молчи! И дети родятся!

– Правильно, – соглашалась на все несгибаемая Маша.

– Как хочешь, а я его не пропишу!

– Пропишешь, – возражала Маша, – а если не пропишешь, я по суду отсужу себе комнатку, и все. Я имею право.

– Дура! – вопил отец. – Предаешь, понимаешь, нас с матерью, которые все только для тебя! Все! Квартиру тебе строят! Взнос уплатили в кооператив! В дорогой, между прочим, куда все рвались, а я устроил для тебя! Для тебя же, дура!

Мать, Тамара Геннадиевна, не была допущена к переговорам. Но она все слушала по отводной трубке.

Позже, в спальне, она сказала:

– Маша не дура. Она влюблена в него, Валера. А ему надо отработать в Москве, чтобы уехать в страну. А без прописки на работу не берут.

– Мне-то что!

– А то, что она хочет выйти за него замуж. И пользуется ситуацией. Пропишет его.

– Дура. И ты дура вдвойне еще. Он пользуется, он!

– Может быть. Тебе лучше знать. Именно тебе. Кто, как не ты, должен это понимать.

Молчание, обиженное сопение.

Мать продолжала:

– Это Машино дело. Мы должны пойти ей навстречу.

– Какой-то сиволапый будет с нами жить?

– Мы же приедем всего на месяц, Валер. Через полгода.

– А вернемся через два года?

– А вернемся, они уедут. У него хорошее будущее. У него дядя двоюродный в системе Медимпорта.