Нас украли. История преступлений - Петрушевская Людмила - Страница 4

Хозяйка же прикалывалась над таким садом-огородом.

Галина ведь и огурчики вырастила, и помидорчики, и укроп с кинзой! Тут жара, полей – все выскочит.

Хозяин любил у них с огородика схрумкать без нитратов и пестицидов. Не сравнить с магазинным!

И про запас Галина насолила, замариновала покупное, выращенного было немного, только на салат. Что там земли, с носовой платок.

Хозяйка следующей зимой подумала, угостилась из Галиных разносолов кабачками и баклажанами, да и отвела ей место для огородика на задах.

И Галина как-то в ночную минуту сказала Коле, ты не думай, Анджелка твоя доченька, у нее и пальчики вылитые твои, длинные и загибонистые, и ноготки как у тебя, красивые, мои-то пальцы, посмотри, они другие, деревенские.

Просто у меня отец был кучерявый и черный, видно, бабку румын повстречал, мало ли, у них в поселке во время оккупации румыны стояли. Отец родился после них. Дед с войны не вернулся, а то бы он погнал их с цыганенком, так в деревне баяли.

Она его родила не в срок, а позже.

И мать оттуда ушла с пацаном, завербовалась на стройку на Шатурторф. А его отдала в детский дом на время. Во хлебнула! А все из-за этой масти.

И отец цыганский меня тоже своей дочкой не считал, я же белая, сказала Галина и вдруг заплакала. Отсюда все мое проклятие. Все, что со мной было.

Она умная, все поняла, что мать Коли про нее говорила.

И что Коля не раз слышал.

– Бывает, ладно, проехали, – сказал Коля и поцеловал ее пухлые короткие пальчики. – Раз вы у меня две румынки, съездием туда как-нибудь. Тут все рядом. Когда хозяина не будет и хозяйки.

Галина, жена водителя Коли, кличка «Кустодиев», оказавшись в одночасье за границей, могла выбрать из двух одно: остаться красоткой типа миссис Россия с габаритами 98-60-98, где первая цифра означает вес, вторая – объем ноги в районе капители, если воспринимать ногу как колонну, а третья – объем талии.

Или, второй вариант, Галине пришлось бы стать как весь местный женский обслуживающий персонал, все эти украинки, тайки, польки и девушки «с Москвы».

То есть иссушиться в воблу, потемнеть лицом и научиться лыбиться в ответ на любой взгляд. Именно вежливо лыбиться, не усмехаться.

Причем все эти бабы говорили по-монтегадски, как-то намастырились. И по-английски тоже.

Кустодиев была к языкам неспособна еще со школы.

Учительница немецкого натягивала ей тройку за то, что мать Галины пускала училку куда не полагалось, в подсобку промтоварного отдела.

Мать была продавцом.

Галина тоже еще со школы знала, что будет продавцом и именно промтоваров, и подругам доставала через мать что надо.

И не бесплатно. Зарабатывала себе на косметику.

У них в доме в поселке все было, обои «Шаляпин», мебель румынская белая Людовик Четырнадцатый, люстра чешская «Каскад», сервизы, телевизор «Рубин», брату Юрке и дочке мать покупала все импортное, только с Галиной были проблемы, она была девочка полная, ее размеров заграница не поставляла.

Ей мать покупала короткие сапожки (а то те, длинные, не налезали выше костяшек) и трикотаж, но Галина его не носила, все в обтяг.

Отец раньше был водителем, но из-за пьянки у него отобрали права, и он летом работал на лодочной станции, а зимой сидел дома.

Отец от нечего делать пил и бил маму, когда она ему не давала денег, а один раз он положил Юрку шестилетнего головой на тубаретку, держа в руке топор, и стал кричать, отрублю голову, если опять не дашь денег, все одно подыхать. Мать кричала, матом тебя прошу, отпусти его, ты за себя не отвечаешь.

Но он махал топором у пацана над головой и Юрку прижимал за плечи к тубаретке.

Мать заплакала и дала денег, Юрка потом орал во сне как зарезанный, когда его уложили спать.

Когда отец убежал, мама топор спрятала себе под матрас.

А когда отец обратно ввалился пьяный и заснул на тахте в кухне как есть, обоссанный, мать побудила Галину, и они скрутили отца простынями.

Он очнулся рано утром, начал орать и ругаться, развяжите.

А то всех вас с Галькой убью, и чтобы дали опохмелиться.

И тогда мать над ним встала с этим же топором и сказала: «Сейчас буду тебя казнить к высшей мере».

Он еще больше стал ругаться, бился прямо как рыба, но мать на него села, а потом сказала: «Казню тебя за Юрку и за Галю, сука, за то, что ты с ней вытворял», он все понял и начал кричать «я ничего с ней не делал, она сама жопой вертела, нарывалась» и «помогите» таким тонким голосом.

Юрка проснулся и в дверях кухни стоял, никто не заметил, мало ему было того приключения с топором, опять он топор увидел, только теперь в руке у матери.

А она Юрку заметила, велела Галине его увести подальше и потом послала ее за полотенцем, а отец все пищал, и тут мать накрыла отцу голову полотенцем, топор положила, взяла в руку валенок и ударила спеленутого отца по шее со всей силы.

Он сразу замолк, как подавился, а когда мать сняла с него полотенце, то оказалось, что он даже не дышит.

Размотали, мать вызвала скорую. Плакала. И Галина плакала.

Следы какие-то остались от скрученных простыней, но врач даже не стала смотреть его под одеялом, побрезговала, запах стоял блевотины и еще много от чего. Отец часто ходил под себя.

Но ничего маме не было, остановка сердца больного в состоянии алкогольного опьянения, а после вскрытия у него еще нашли цирроз печени в последней стадии.

Мать спросила, сколько бы он протянул, врачиха засомневалась, такие иногда и год живут и дольше.

Да ладно, мучений вам на голову, скажите спасибо.

Галина ведь матери не говорила, что над ней отец делал. Он повторял, убью мать, если скажешь. Ты мне не дочь, мать твоя б…

Галина была полная девочка, красивая. Часами не мог кончить, скотина.

А Галине надо было бежать в садик за Юрой к семи, мать приходила только в девять.

До сих пор Галина не выносила запаха курящего и пьющего мужчины, всего этого что из него прет.

Ничего у нее не получалось с мужем, не ее вина.

Дочку родила. Но муж пил пиво под выходной и курил, не скажешь ведь ему.

Дочь Анджелка была единственным счастьем и большой гордостью Галины, девка в шесть лет пошла тут в местную школу и сразу заболтала по-ихнему. Худая девочка, кудри черненькие, прямо как местная, и длинноногая, и уже сейчас видно, что будет красотка.

Муж Коля хороший как телок, и Галину любит. И каждую ночь трудится, пыхтит. А толку-то.

Галина, однако, опасалась всего на свете и Анджелку с ним не оставляла.

Но она начала замечать, что девка стесняется, когда мать за ней приходит в школу и не может сказать ни бэ ни мэ.

И Анджелка ей как бы переводит, например, что завтра надо прийти пораньше, не как сегодня.

Тогда Галина сделала что: устроилась в подсобку местного супермаркета на утреннее время, с девяти до двенадцати.

Дома было не выучить язык, ни хозяин, ни Коля на монтегадском не говорили.

Причем хозяйка, сама как жердь, она-то все языки знала, но Галину терпеть не выносила, называла ее «Ты вообще Кустодиев» со смехом и кивала на книжную полку. Галина специально полезла туда, не поленилась, увидела книгу «Кустодиев».

Вся дрожа, стала рассматривать картинки. Да, там на одной было похоже.

Галина потом нарочно принесла полуторный диван в ванную и разделась, а сама пустила воду, как будто моет-скребет. И села без ничего. Да их и дома не было никого. Там вделанное зеркало хозяйка заказала во всю стену.

Не, Кустодиева тетя на картине была хуже Галины. Лицо у Галины лучше, рот лучше, и все красивее.

Та тетка старая, лет тридцати. У Галины все было крепкое, груди и живот, и талия тоньше.

Галина ведь недаром пахала в саду и в огороде, кланялась от души.

В резиновых перчатках и комбинезоне. По телевизору тут таких показывали. Типа они ездиют и пашут на маленьких таких комбайнах.

Галина отродясь не терпела работать на огороде и в саду, но мать заставляла, и правильно делала, тут это пригодилось и вообще было как зарядка.