Два мира. Том 1 (СИ) - "Lutea" - Страница 63

— Всё это так интересно, — улыбнулась Хината. — Спасибо, что рассказали.

— Я полагаю, ты понимаешь, что об этом распространяться не стоит, — заметил Сасори, пристально посмотрев на девушку.

— К-конечно, — поспешно кивнула та.

— Знаешь, Хината, тебе уже известно столько, что ещё немного — и тебя можно будет в Акацуки принимать, да! — пошутил Дейдара.

Хината не ответила, да это, впрочем, и не требовалось — все они прекрасно понимали, что Бьякуган нукенины получат только в том случае, если по возвращении в их родной мир захватят куноичи в плен. А такую возможность теперь, оценив всю прелесть этих глаз, Сасори вовсе не исключал.

— Ладно, что-то мы отвлеклись, — произнёс он, поймав на себе внимательный взгляд Итачи, расположившегося в старом, побитом жизнью кресле.

— А, точно, Итачи же нам собирался сказку почитать, — усмехнулся Дейдара. Пододвинув ближе большой деревянный сундук, окованный железом, парень уселся на него. Сасори опустился на более-менее расчищенный край стола и выжидательно замер, приготовившись слушать.

— Хочу сразу предупредить, что текст несколько сложен для восприятия, — произнёс Итачи, аккуратно извлекая из книги Рикудо Сеннина, принесённой им, исписанные листы. — Однако я бы хотел, чтобы вы сначала дослушали до конца, и только потом задавали вопросы.

Он положил пергамент на колени и, достав из кармана резинку, по привычке стянул всё ещё влажные волосы в хвост на затылке, и только несколько длинных, до подбородка прядей выбились и остались по краям его бледного лица. К удовольствию и определённой гордости Сасори, сейчас Итачи выглядел значительно лучше, чем когда они только попали в этот мир.

— Итак, слушайте, — Итачи набрал в грудь воздух и начал читать:

«Я, Оцуцуки Хагоромо, сын и наследник принцессы Оцуцуки Кагуи, первой овладевшей энергией божеств, именуемой нами ныне чакрой, пишу теперь эти строки, втайне надеясь, что они так навсегда и останутся непрочтёнными.

В скором времени я вернусь в свой мир, из которого отсутствую уже долгих три года, однако прежде, чем навсегда покинуть сие место, я поведаю на бумаге о том, что приключилось со мной и как оказался я в своих странствиях столь далеко от дома. Но строки эти не дано будет прочесть никому, кроме моего наследника, ибо лошадиным провидцем было предсказано, что настанет день, когда кровь моя и плоть вернётся в этот мир. Сердце моё замирает при мысли, что однажды потомок мой, как я сам теперь, окажется в этом мире, чуждом нам, воинам чакры, и уповаю я на то, что пророчество так и останется лишь только пророчеством, однако всё же считаю необходимым ради того, чтобы наследник мой не испытал столько же трудностей, сколько я сам, оставить ему сию книгу, дабы он или она принял верное решение и не сбился с пути мира, завещанного мной.

Началось всё в тот самый день, когда сошлись я и брат мой Хамура в схватке с великим монстром о десяти хвостах, пришедшим наказать людей за то, что вкусили они плод с древа Бога и овладели силой, не предназначавшейся им. Страшна была та битва и длилась она долго, но в конечном итоге нам удалось одолеть зверя и заключить в себе его дух, а тело запечатать. Но в самый последний миг боя монстр разверз под нами пространство и время; я успел лишь толкнуть прочь обессилевшего брата — и провалился во мрак.

Очнулся я среди ночной тьмы в глубине незнакомого мне леса. Изнурённый сражением с хвостатым чудовищем, не ощущал я в себе прежних сил, однако не стал ждать, когда вернётся моя чакра в тело, и двинулся через лес, ища людей, чтобы сказать им, что зверь побеждён и нечего им больше бояться.

Вскоре вышел я к великому озеру, столь большому, что не было видно ему конца. В кольце из гор оно лежало, блестя в лунном свете, и, залюбовавшись красотой природы, не сразу заметил я на одном из утёсов его берега каменные стены. Крепость была далека ещё от завершения, но уже видно было, что станет она прекрасна и горда, под стать месту, где неизвестный мне дайме решил возвести её.

Десятихвостый монстр в моём теле бесновался и рвался наружу, поэтому поспешил я к крепости, надеясь найти там приют, дабы восстановить силы и взять зверя под контроль. Когда был я уже у врат, из них вышли ко мне четверо: двое мужчин и две женщины. Один мужчина, высокий и крепкий, вне всякого сомнения сильный воин, с длинным мечом на поясе, шагнул навстречу и задал вопрос на незнакомом мне языке. Я ответил, что не понимаю его речи, и тогда черноволосая женщина приблизилась ко мне и заговорила что-то на всё том же языке, направляя на меня недлинную, прямую и тонкую палку. Не ощущая со стороны людей этих недоброжелательности или угрозы, я сопротивляться не стал, а когда женщина закончила и спутник её повторил свой вопрос, я понял его речь.

Как уже упоминал, я не чувствовал их врагами, потому поведал им свою историю, а люди эти, в свою очередь, рассказали мне, что именуются они магами, и что ведут они на этой земле строительство школы, в которой смогли бы обучаться волшебству дети со всех окрестных владений, которая смогла бы сплотить этот край, погрязший в пучине междоусобиц. Сразу поняли мы, что сражаемся за одни идеалы, а посему новые мои знакомые без опасений впустили меня в будущую школу и назвали свои имена.

Воина с мечом, прямодушного и открытого, звали Годрик Гриффиндор. Он больше всех говорил в тот вечер, задавал мне всё новые вопросы о битвах, происходивших в моём мире. Когда же спрашивал я, отвечала чаще черноволосая женщина, умная, хотя и холодная, как зимняя вьюга, — Кандида Когтевран. Ещё одна женщина, добрая и робкая Пенелопа Пуффендуй, окружала меня весь вечер вниманием и заботой хорошей хозяйки. Последний же из четверых — Салазар Слизерин — больше молчал, наблюдая за мною пристально, как змей перед броском наблюдает за дичью.

Когда пришло утро, отправился я вместе с волшебниками на то место, где оказался по воле ныне заточённого во мне зверя. Осмотревшись там, ни один из нас не нашёл ничего, что могло бы дать ответ на вопрос, как именно попал я сюда и каким образом мне вернуться домой. Разочарованные, мы отправились обратно в крепость и стали перебирать древние свитки и книги, принадлежавшие магам, думая над решением задачи.

В силу молодости, всё ещё гордый недавней своей победой над Десятихвостым монстром, я был уверен, что в очень скором времени нам удастся раскрыть тайну моего перемещения в этот мир. К несчастью, тогда не мог я и представить, что это время растянется столь надолго…»

После того, как Итачи закончил читать, на какое-то время повисло молчание.

— Всё плохо, — коротко, но крайне ёмко охарактеризовал ситуацию Дейдара.

— Давайте по порядку, — предложил Сасори, переваривая новую информацию. — Оцуцуки Хагоромо — это, насколько знаю, настоящее имя Рикудо Сеннина, верно?

— Верно, — кивнул Итачи. — О нём мало что известно, то, к примеру, что жил он приблизительно тысячу лет назад.

— Как и основатели Хогвартса, которые упоминаются в тексте, — заметила Хината.

— Это подтверждает гипотезу, что время в наших мирах течёт одинаково, может, лишь с небольшими различиями, — сказал Итачи, прикрыв глаза и массируя переносицу. — Значит, у нас дома тоже прошло чуть больше месяца.

— Что возвращает нас к мысли, что всё плохо, — хмыкнул Дейдара. — Раз уж до сих пор здесь не нарисовались спасательные отряды шиноби, мм.

«А вернее, если Лидер с его глазами Мудреца до сих пор не разобрался с той пространственной техникой», — подумал Сасори.

— Кстати, меня одного смущает слово «Десятихвостый»? — поинтересовался Дейдара, глядя то на напарника, то на Итачи. — Бидзю же вроде девять, мм.

— Когда-то был один, — произнёс Итачи негромко. — Джуби, абсолютная форма бидзю с десятью хвостами. Рикудо Сеннин сумел победить его и подчинить себе, став первым джинчурики. Однако демон был слишком силён, и Мудрец опасался, что после его смерти Джуби вырвется и вновь станет опасен для мира, а потому разделил чакру монстра на девять частей, тем самым создав девять хвостатых, какими мы их знаем сейчас.