Пепел и пыль (СИ) - "nastiel" - Страница 83

Парень замолкает и обводит взглядом тех, кто замер внизу и смотрит на него.

— Хотя, знаете, что? — он недобро ухмыляется. От такой улыбки у меня тошнотворным спазмом сводит живот. — Вы убили единственного дорогого мне человека. Пожалуй, кому-то всё-таки придётся за это заплатить.

Парень спрыгивает с крыши, сделав в воздухе сальто. Это даёт старт реакции жителей поселения. Несмотря на то, что они не кричат и не сталкиваются друг с другом в панике, как это делали бы люди, они так же бегут прочь по своим домам, подхватывая на руки детей.

Я слежу за парнем. Он щёлкает пальцами, и все химеры приходят в движение. Делаю шаг в сторону. Внешняя сторона моей руки касается Беновой. Не хочется признаваться самой себе, но я рада, что именно он сейчас рядом. Если и становиться невольным свидетелем чего-то такого, то уж лучше с человеком, способным если не убивать, то драться.

— Так что будем делать? — снова спрашиваю я.

Губы Бена сжаты в тонкую полоску.

Пока он что-то быстро набирает на нарукавнике, я снимаю меч с крепления. На мой вопрос Бен так ничего и не отвечает, но я догадываюсь, каким был бы ответ. И не ошибаюсь:

— Ребята прибудут через пару минут, — быстро тараторит Бен. Рывком поднимает с земли свои ножи, снимает с ремня чёрную трубу размером от кончиков пальцев и до сгиба локтя.

Щелчок затвора разворачивает механизм, превращающий её в арбалет.

— Нам, главное, продержаться, — говорит Бен.

Я не успеваю уточнить, что конкретно он имеет в виду, когда Бен бросается в толпу, расталкивая мирных жителей.

Первая пролившаяся кровь принадлежит химере, в чьём лбу теперь, будто звезда в одной из старых сказок, блестит рукоять Бенова ножа.

Впервые за всё время кто-то кричит. Но это не призыв о помощи и не вопль агонии; крик напоминает мне смесь восторга и удивления. Я следую Бенову примеру и иду в самый эпицентр хаоса. Напоминает автобус в час пик: кто-то стремится в одну сторону, кто-то в другую, и всё это вместе имитирует давку, несмотря на небольшое количество участников.

Замечаю химеру, впившуюся зубами в горло мужчины. Замахиваюсь мечом, и сначала на землю падает голова, а ещё секунду спустя — тело. Когда-то красные зрачки феникса уже закатились за веки; я опоздала. Из зияющей раны на его шее толчками выходит кровь, и от этого зрелища мне хочется согнуться пополам. Но я не успеваю даже отойти в сторону, как что-то тяжёлое сбивает меня с ног. Валюсь на землю, переворачиваюсь с бока на спину и выставляю меч как препятствие, схватив его за рукоять и за само лезвие.

Один глаз голубой, другой — зашит крупными ровными стежками. Лицо похоже на человеческое. Когда открывается рот, я вижу гниющие язвы на стенках глотки. В нос ударяет горький запах разложения.

Химера издаёт гортанный звук, напоминающий писк сломанного радио. Голову разрывает от боли. В ушах гудит так, будто я под водой. Язвы в горле химеры открываются: кровь мешается с полупрозрачной жёлтой жидкостью.

Приподнимаю корпус, отклоняя химеру дальше от себя. Сгибаю ногу в колене, упираюсь подошвой в грудь химеры. Рывком выпрямляю ногу.

Химера падает назад, но на земле оказывается уже со стрелой в горле. Кровь, на наконечнике шипит и пузырится.

— Не за что! — кричит Бен.

Он успевает и страховать меня, и бороться с теми химерами, которые, в свою очередь, атакуют мирных жителей. Будто зверь в естественной среде обитания. Я перехватываю меч удобнее. Вижу на ладони кровь. Похоже, порезалась, когда держалась за лезвие. Рефлекторно вытираю ладонь о штаны и тут же слышу в голове голос мамы: «Есть же полотенце, Слава!».

Она ненавидит эту мою дурацкую привычку.

Вижу, как одна из химер исчезает в доме вслед за пытающимися скрыться фениксами. Бегу за ними. Только ступаю на крыльцо, как в меня летит огненный шар. Он обжигает левое плечо, рукав футболки вспыхивает. Тушить приходится другой рукой, сквозь боль и слёзы. Нет времени искать воду. Влетаю в дом, где в огне полыхает всё, что не состоит из камня. Крики, доносящиеся со второго этажа, леденят кровь так, что про пульсирующий ожог я забываю почти сразу. Вверх по ступенькам лечу с невероятной скоростью. В первой же комнате меня ожидает страшная картина: прямо на глазах у забившейся в угол девочки химера поедает её отца, оглушённого или уже мёртвого.

— Эй, ты! — кричу я.

Химера резко поднимает голову, как собака, учуявшая лакомство. Я замахиваюсь, но достаю лишь кончиком лезвия, разрезая одежду на уровне груди химеры и слегка царапая кожу.

Этот — один из тех, у кого на лице есть шрамы. Одни идут по подбородку, щекам, шее, напоминая лоскутное одеяло, другие берут начало от уголков губ до висков. Химера рычит, и я вижу, что это не шрамы, а складки.

Его челюсть увеличена настолько, что сейчас он наверняка сможет заглотить дыню целиком.

От парализующего страха меня избавляет крик девочки. Я выпадаю вперёд и раньше, чем химера прыгает на меня, пронзаю её насквозь. Глаза — зелёные маяки — гаснут.

— Папочка?

Отталкиваю тело химеры от себя, и оно мешком заваливается на бок. Когда-то синий ковёр под ним моментально окрашивается в чёрный.

У девочки-феникса почти нет красного пигмента на открытых участках кожи: лишь небольшое пятнышко под левым глазом, напоминающее раздавленную ягоду клюквы. Она сжимает в кулаках воротник папиной рубашки. За каплями крови и волосами, падающими на щёки и губы, я различаю Ричи, ещё совсем недавно встретившего меня, как старого друга.

— Где твоя мама? — спрашиваю я, изо всех сил стараясь не заплакать.

Девочка поднимает на меня свои красные и вспухшие от слёз глаза.

— На работе.

— Есть кто-то знакомый в городе?

— Тётя Мили.

Я киваю. Поднимаю девочку на руки. Она упирается лбом мне в ключицу и обнимает за шею, случайно задевая ожог. Мне приходится сильно прикусить щёку, чтобы не взвыть от боли.

На улице, пока нас никто не замечает, опускаю девочку на ноги и даю ей лишь одно указание: добраться до дома тёти Мили, ни с кем не разговаривая. Она не сразу, но слушается. Провожаю её взглядом до тех пор, пока она не исчезает за поворотом. Затем нахожу Бена и бегу к нему.

— Стражи! — кто-то звонко хохочет.

Едва я оборачиваюсь, как получаю точный удар в челюсть, от которого падаю на Бена. Он крепко хватает меня за корпус, удерживая на ногах.

— Их мало, но они в тельняшках!

Тот самый парень — единственный среди всей ватаги химер, — с выражением лица победителя стоит в шаге от нас, уперев кулаки в бока. Оттолкнув меня в сторону, Бен поднимает арбалет.

Никаких предупреждений и никаких «Стреляю, если ты не…» — Бен просто спускает механизм затвора.

Но стрела свою цель не находит: парень успевает перехватить её за пару сантиметров перед своей грудью, обхватив тонкими пальцами за ствол.

— Хорошая попытка, — говорит он.

Бен выстреливает снова, но опять мимо. Это была его последняя стрела в барабане. Остальные висят на поясе, и уйдёт время, чтобы зарядить их. Незнакомец едва ли позволит ему сделать это.

— Стражей в плен мне не было сказано брать, — произносит он с улыбкой. — Но вы оба — это что-то!

Бен бросается на парня в рукопашную. Но не успевает достичь цели, как парень взмывает в воздух и хватает Бена за горло, утягивая вместе с собой. Я кричу его имя. Бен вдруг перестаёт дёргаться и сопротивляться: повисает, словно тряпичная кукла.

У меня пульсирует плечо, ноет разбитая скула. Снова закладывает уши, и когда я зажимаю их, а потом смотрю на ладони, вижу кровь.

— Вон они! — где-то вдалеке звучит знакомый голос.

Я оборачиваюсь. Ребята. Поднимаю руку и машу им. Нинин и мой взгляды пересекаются, но на её лице вместо облегчения — лишь ужас.

Она открывает рот, чтобы что-то сказать, но раньше, чем это случается, свет перед глазами гаснет окончательно.

***

— Слава… Слава!

Хочу открыть глаза, но не могу — настолько тяжелы веки. Вязкую тишину разрывает шепчущий моё имя голос, но мне никак не обозначить себя в ответ. Даже на то, чтобы пошевелить конечностями и понять, что руки связаны за спиной, а ещё что-то давит на лодыжки, уходит целая вечность.